Умер-шмумер - Екатерина Вильмонт

— О, доброе утро! Вам нужны чайные розы? — улыбнулась она.

— Нет, сегодня мне нужны красные!

— Вот посмотрите, у нас есть темно-красные, светло-красные, крупные, мелкие…

А она не такая уж нахалка, она даже милая, подумал он.

— Пожалуй, вот эти! — указал он на крупные длинные полураспустившиеся бутоны глубокого красного цвета с капельками воды на лепестках.

— И сколько штук? — Она окинула его слегка насмешливым взглядом и перешла на шепот:

— Вы с утра покупаете красные розы, на вас такой костюм, — наверное, собираетесь жениться? Идете просить руки, как выражались раньше, да?

Он радостно засмеялся и тоже шепотом ответил:

— Совершенно верно!

И через несколько минут вышел на площадь с роскошным букетом из одиннадцати роз (Трудхен сказала, что больше не надо) с какой-то еще белой и зеленой травкой. Дойдя до Томас-Манн-штрассе, он чуть замедлил шаг, сердце сильно забилось.

Я как мальчишка, ей-богу, сам себе подивился он.

Но вот и знакомая дверь. Он собрался с духом и позвонил.

— Кто там? — раздался голос из домофона.

— Извините, мне нужна Вероника Тимофеевна! — перешел он на русский, узнав голос Аллы, — Она уехала!

— Как — уехала, куда?

— Какая разница? Уехала, и все! — И Алла отключилась.

Вот это сюрприз… Уехала… Сбежала… Нет, не может быть. Когда она успела? Эта чертова кукла врет! Ника не велела ей открывать мне, вот она и врет. Ну нет, со мной такие номера не пройдут!

Он снова нажал на кнопку звонка и держал палец, не отнимая.

— Что вам нужно? — раздался опять голос Аллы. — Я же сказала, она уехала!

— Пожалуйста, впустите меня! Я вам не верю!

— Это ваши проблемы!

— Хорошо, тогда я сейчас буду стучать и с криком ломиться в дверь, вам это нужно?

— Я вызову полицию!

— Отлично, но пока она приедет, я успею перебудить всех соседей!

— Черт с вами! Открываю!

Он влетел в подъезд. Дверь одной из двух квартир второго этажа была уже открыта, и возле нее стояла Алла в шелковом халате.

— Входите, чтоб вас черти съели! — шепотом сказала она. Видимо, побаивалась соседей.

Он последовал этому не слишком радушному приглашению.

— Где Ника?

— Уехала, сказано же вам!

— Куда?

— В Москву! Где ж ей еще от вас спрятаться? Туда-то вы не помчитесь за ней, невозвращенец долбанный!

— Слушайте, почему вы мне хамите? — разозлился он.

— А что еще с вами делать? Я бы с наслаждением спустила вас с лестницы, да тут невысоко! Ну что вам надо? Для чего вы приперли этот мещанский букет?

— Мещанский? Почему мещанский? — растерялся он.

— Неважно! Ну что вам еще надо?

— Мне надо убедиться, что Ника уехала!

— А, вы не верите? Хотите пройтись по комнатам, заглянуть во все шкафы? Валяйте!

И она распахнула перед ним дверь небольшой комнаты, где стояла застеленная кровать.

— Тут жила Ника! Желаете пройтись по остальным, пожалуйста! Мама! Выйди на минутку, тут к нам с обыском пришли!

Из другой комнаты вышла пожилая красивая женщина, тоже в халате.

— Доброе утро, — растерянно пробормотал он.

Женщина окинула его оценивающим взглядом:

— Вы и есть Влад?

— Ну да…

— Идите, идите, можете заглянуть во все шкафы, я разрешаю! — дрожа от злости, твердила Алла. — И под кровать тоже!

— Аллочка, перестань, — поморщилась Белла Львовна. — Молодой человек, Ника действительно уехала, поверьте мне.

Ей он почему-то сразу поверил. У него опять невыносимо заболело под ложечкой, он даже скрючился.

— Что это с вами? Нечего тут трагедии разыгрывать, притворяйтесь где-нибудь в другом месте.

— Алла, он не притворяется. — Белла Львовна подошла к нему:

— Сядьте, что с вами? Где болит?

— Вот тут, — простонал он.

— С вами это бывает?

— Да.

— Нервное?

— Да.

— Понятно. Ну ничего, сейчас пройдет. — Она вышла и вернулась с какими-то таблетками и стаканом воды. — Вот выпейте, не бойтесь, я врач.

Ее спокойный и даже сочувственный голос был ему приятен. Он проглотил таблетки.

— А теперь вам надо прилечь, выпрямиться, идемте.

Она провела его в комнату и указала на диван:

— Лягте, расслабьтесь и расстегните ремень.

Он послушно все выполнил.

— Мама, я ухожу! — услышал он голос Аллы. — Вернусь, когда он свалит… не могу!

Громко хлопнула входная дверь.

— Почему она меня так ненавидит? — спросил он, когда Белла Львовна подошла к нему.

— У нее есть на то причины… — грустно проговорила она.

— Но она же меня не знает… И потом, я ничего плохого Нике не сделал, мы провели чудесный день, все было прекрасно… Я не понимаю… Я пришел просить ее руки… а она уехала… Это она от меня сбежала, да?

— Ну раз вы так разболтались, значит, вам немного легче?

— Да, спасибо. Не волнуйтесь, я скоро уйду.

— Наверное, так будет лучше.

— Вы тоже меня ненавидите, но клятва Гиппократа и все такое… да?

— Да нет, почему я должна вас ненавидеть? Мало ли что в жизни случается, мы все не без греха…

Просто Аллочка в свое время много сил положила, чтобы спасти Нику, и, казалось, ей это удалось, а тут вы…

Он сел на диване:

— Спасти? Вы сказали — спасти? Но от чего? Я ведь не знаю. Она мне ничего такого не рассказывала, она сказала, что у нее все нормально, что она три раза была замужем, а теперь живет с каким-то певцом…

— С певцом? С каким певцом?

— С камерным. Камерный певец по имени Гриша, которого она, видите ли, обожает…

— Гриша? Вы уверены?

— Ну она мне так сказала… Призналась, что поняла, будто вообще любить не способна, я спросил, а этого Гришу ты не любишь? Она сказала, что обожает…

— О господи, — как-то невесело рассмеялась Белла Львовна. — Вы знаете, кто этот камерный певец? Это ее кот Гришка! Она всегда утверждает, что он как-то необыкновенно поет…

— Кот? — поразился он. — В каком смысле — кот?

— В прямом. Сибирский здоровенный котище…

Она показывала его фотографию…

— Так… Значит, она наврала про певца… А что еще она мне наврала?

— Боюсь, что все.

— Но что? Что именно? Умоляю, расскажите…

— Не надо, лучше вам этого не знать, если Ника сама вам не сказала, я не вправе… Да и вообще она уж сделала свой выбор…

— Какой выбор? Какой выбор? — почему-то страшно испугался он.

Белла Львовна смотрела на него с жалостью.

— Я вас умоляю! Хотите, стану перед вами на колени? Расскажите мне, что там за тайны такие, объясните, почему она сбежала? Все ведь было так хорошо, так чудесно…

— Вам легче?