Умер-шмумер - Екатерина Вильмонт

— Влад, прекрати!

— Ни за что! — страстным шепотом ответил он, повернул ее к себе и поцеловал.

— Пусти! Пусти, дурак! — слабеющим голосом простонала она, пытаясь вырваться.

— Пущу, если только ты согласишься поехать в Амстердам! А не то прямо тут тебя изнасилую! На глазах у изумленной публики, — смеялся он.

— Опять двадцать пять! Не хочу я в Амстердам!

— Дело твое, тогда терпи! — И он опять стал целовать ее.

Она больно ущипнула его в плечо.

— Ай, что ты делаешь, крэйзи!

— Влад, мы так не договаривались!

— А я думал, ты обидишься, если я не стану к тебе приставать. Вы же, бабы, такие… Лезешь к вам — плохо, не лезешь — еще хуже!

— Просто надо соображать, когда, как и к кому лезть! Ко мне — не стоит!

— Вообще не стоит или именно здесь?

— Вообще!

— А почему, интересно?

— Влад, как это ни пошло звучит, но между нами Атлантический океан. И как ни старайся, его не перепрыгнешь…

Черт побери, она опять читает его мысли и выражает их его словами…

— Ника, зачем мыслить так глобально? Тут тебе и география, и история, и философия, если хочешь.

Лишнее все это! Мы просто мужчина и женщина, которых тянет друг к другу — А, ну да… Физиология, и больше ничего? Мне это не нужно.

— Но ты же сама говорила, что не умеешь любить.

Ты сама себе противоречишь, голубушка!

— Ничуть, просто не желаю быть для тебя подножным кормом.

— То есть?

— Ну не встретилась бы я тебе, лез бы сейчас к любой другой…

— Но ты же встретилась!

— Я встретил вас, и все былое… так, что ли?

— Представь себе!

— Да ладно…

— Нет, Ника, я когда увидел тебя… Короче говоря, я в тот же вечер пригласил в ресторан одну девицу, молодую, хорошенькую, аппетитную, которая была очень даже не прочь… И к концу вечера просто возненавидел ее. И знаешь за что?

— Понятия не имею!

— За то, что она не ты… Вот так!

— И что теперь, я должна зарыдать? И кинуться в твои объятия?

— Рыдать не надо, а вот насчет объятий… Я лично не возражал бы.

— Перетопчешься!

— Фу, какая ты грубая.

— Я не грубая, я просто объясняю тебе, что к чему.

Как ты думаешь, пробка надолго?

— Почем я знаю… Ника, слушай, не сердись на меня, но я правда счастлив, что встретил тебя, что ты стала такая…

— Какая?

— Красивая, сильная…

— Сильная? — Она как-то горько усмехнулась. — Ну-ну.

— Послушай, давай махнем куда-нибудь на недельку, куда-нибудь на острова, где пальмы, море, белый песок… Я был в прошлом году на Мальдивах, это рай… Подумай, Ника, ведь, когда мы встретились на берегу Днестра, мы даже и помыслить не смели, что сможем махнуть, например, на Канары…

— Я была на Канарах, — сухо ответила она.

— Ты упрямая, как ослица… Ну не хочешь на Канары, давай полетим на Виргинские острова или на Гавайи, хочешь на Гавайи? Помнишь, ты любила у Джека Лондона рассказ «Прибой Канака»? Сможешь своими глазами это все увидеть… Неужели ты не хочешь в Гонолулу?

— Влад, все это великолепие только для того, чтобы затащить меня в постель?

— Да ну тебя… Куда девался твой романтизм?

— Ах, мой романтизм? Нету его, Владик, нету! Испарился!

Он замолчал. Если в ней не осталось ни капли романтизма, она явно не оценит идею «похищения в Европе» и только разозлится или, что еще хуже, просто посмеется над ним. Но деваться было некуда, они, похоже, намертво застряли. Он вдруг ощутил усталость и раздражение. И чего, спрашивается, я распинаюсь тут перед этой козой? Никакая она уже не козичка, а просто глупая коза! И к черту всякие похищения, как только удастся добраться до первого поворота, поеду в Бонн, она ничего не заметит, и к чертовой матери все сантименты, я ей не нужен, ну и отлично, не больно-то и хотелось.

— Знаешь, я, пожалуй, пойду немного пройдусь, посмотрю, что там случилось, не могу тупо сидеть на одном месте, — сказала она вполне мирно и буднично.

— Иди, только не пропадай, а то, если вся эта лавина стронется, мы можем потеряться.

— Да нет, я быстренько!

Обязательно эта дура потеряется, и я же потом буду виноват! — со злостью подумал он. Что я за болван, почему позволил себе вляпаться в такую дурацкую историю? Никогда не надо возвращаться к пройденному! Ничего хорошего это не сулит, всегда надо идти только вперед! Ну куда эта коза подевалась? Или ей в сортир приспичило, а она постеснялась сказать? Провинциальная идиотка! И я тоже хорош! На Гавайи поедем, на Виргинские острова! Что там с ней делать?

И тут он увидел ее. Она быстро шла к его машине и чему-то улыбалась. Хочу, подумал он, хочу смертельно, больше всего на свете, только ее, и больше никого!

— Там впереди трейлер опрокинулся, а из него коробки высыпались, столько коробок! Но, кажется, скоро их уберут! — радостно сообщила она.

Странно, она отсутствовала всего минут десять, но за это время в ней что-то переменилось, словно спало напряжение, сломался какой-то барьер. Она уже не казалась такой неприступной.

— Что ты так на меня уставился? — со смешком спросила она.

— Ты очень красивая.

— Ты находишь? Это приятно, через столько лет услышать… Кстати, раньше ты никогда не говорил, что я красивая.

— Не выдумывай!

— Нет, правда-правда! Говорил, что я самая лучшая, самая очаровательная, это было, а вот красивой не называл…

Черт побери, она кокетничает!

— Скажи мне одну вещь, только честно…

— Спрашивай!

— Зачем все-таки тебе понадобилось объявлять себя мертвым?

— О, это долгий разговор…

— А куда нам спешить? Мы тут проторчим битый час, и ехать еще долго…

— Понимаешь, все это не так просто. И в то же время просто до неприличия… По большому счету, это была шутка…

— Шутка?

— Как бы это объяснить? Мне ведь предложили остаться, посулили прекрасную работу, а я знал, что в Союзе у меня перспективы мизерные и в научном и в материальном плане, и, когда мама вдруг умерла, я подумал: это перст судьбы, мама отпустила меня на свободу, тем более что сообщение о ее смерти дошло до меня, когда ее уже похоронили. Но все оказалось достаточно сложно, особенно в эмоциональном плане, надо было себя полностью перестроить, приспособиться к новым условиям, к языку, да и вообще… Я сказал себе: ты должен это сделать.

— Влад, что ты толчешь воду в ступе? Я вполне способна понять тебя, более того, я и тогда тебя поняла. Тебе было тяжело, кто же спорит. Но умирать-то зачем?

— Ты же говоришь, что не поверила?

— Да, но все же хотелось бы понять твои мотивы.

— Да это вышло почти случайно…

— То есть?