Принуждение к любви - Александр Звягинцев

Другая мысль, что идея объединения всего человечества в единое государство под управлением единого мирового правительства в наше время превращается в реальность в упаковке «глобализма», который изначально и принципиально предполагает отмирание традиционных государств, народов, культур, религий, морали на основе единой либеральной идеологии. И новомодная эта теория на самом деле имеет весьма давнюю и почтенную историю.

Не обнаруживается стремление к отмиранию, несмотря на все мрачные скандалы и дурно пахнущие разоблачения, преследующие идею насильственного принуждения к счастью. Приходят все новые и новые честолюбцы и фанатики, убежденные в своем праве управлять выстроенным по единому ранжиру человечеством…

И тут в дверь постучали.

Анетта, подумал я, закрывая ноутбук. Моя Анетта… Иллюминетта! А что, профессор Вейсхаупт вряд ли бы отказался от столь ценного сотрудника. Да и нравы, и порядки тайного ордена ее бы не смутили. Если она, конечно, уже не состоит в таковом…

Это действительно была она.

- Ну, показывай свои киевские владения, мальчуган.

Я пропустил Разумовскую в номер, а сам почтительно встал в двери - как охранник или камердинер.

Анетта, не скидывая шубы, прошлась по номеру, выглянула в окно, задумчиво посмотрела на застеленную кровать. Повернулась ко мне и подвела итог:

- Ну, что ж, вполне по-студенчески.

- А мне нравится, - с достоинством сказал я. - Вспомним молодость…

Это был намек. На третьем курсе Веригин каким-то образом устроился в общежитии так, что оказался один в комнате. И мы с Разумовской тогда активно пользовались этим обстоятельством.

Анетта капризно сморщила носик.

- Так себе воспоминания.

- Вот оно как?

Признаться, я даже несколько растерялся. Хотя пора бы уже давно привыкнуть к тому, что Анетта всегда реагирует подобным образом на мои сантименты.

- А чего такого уж хорошего? На чужой койке, все второпях… Давай-давай, пока Веригин не пришел!

Может, обидеться? Но вместо этого я решил снять с Анетты шубу.

Она, не глядя, сбросила ее мне на руки.

Я повесил шубу на вешалку, повернувшись, спросил:

- Ты знаешь, кто такие иллюминаты?

- Господи, мальчуган, ну и мысли у тебя! - изумилась Разумовская. - По-моему, какая-то разновидность масонов, если я ничего не путаю. А зачем тебе?

- Просто попался на глаза какой-то текст про них. Случайно.

- Погоди-ка, погоди-ка, - прищурилась Анетта. - Ты тут, в Киеве, нашел следы их злокозненной деятельности, так? Ну-ка, мальчуган, сознавайся! Нашел черную кошку в темной комнате?

- Ничего я не нашел, - запротестовал я. - И вообще, давай лучше вино пить!

- Ох, мальчуган, что-то ты все темнишь. Ладно-ладно, руки-то погоди распускать…

Глава 12

Безвестное отсутствие

[12]

В Москве нам с Веригиным скоро увидеться не удалось - навалилась обычная московская невротическая суета. А потом вдруг мне позвонила его жена Лара и сказала, что Женька куда-то пропал. Не ночевал дома. А с утра его нет и на работе. Не мог бы я позвонить Арине и узнать, не у нее ли он?

- А кто такая Арина? - ничего не понимая, осведомился я.

- Разве ты ее не знаешь? - удивилась Лара.

- Никогда не видел. Даже не слышал о такой.

- А я была уверена, что он тебя с ней познакомил, - тихо сказала Лара.

- Так кто это все-таки?

- Ну… В общем, это его нынешнее увлечение. Кажется, это так называется.

Она говорила, как всегда, удивительно спокойно, и поэтому разговор наш произвел бы на постороннего человека странное впечатление.

- Ты думаешь, он может быть у нее? - уточнил я.

- Во всяком случае, других его нынешних увлечений я не знаю.

Фраза прозвучала довольно комично, но Лара говорила вполне серьезно.

- Обычно он предупреждал, что не придет домой. Говорил, заночует у друзей. Ты же знаешь, как это бывает. Но вчера даже не позвонил. А сегодня его с утра разыскивают люди из редакции. А мобильный отключен, - монотонно докладывала она.

- Наверное, выпил с кем-нибудь, - сказал я, чтобы что-то сказать.

- Может быть, - так же тихо и спокойно согласилась Лара. - Понимаешь, мне неловко ей звонить. Мне кажется, это будет как-то глупо. А потом, вдруг он не у нее?

Господи, до чего же она спокойная! Или это такой вид истерики?

- Лара, а что ты вообще про нее знаешь? Она кто?

- Вообще-то она приезжая, из Крыма. Работала на телевидении, а сейчас, насколько я знаю, занимается в какой-то фирме пиаром и рекламой. Ее фамилия - Кошкарева.

- Замечательно. Она что, молодая?

- Не совсем. Но, во всяком случае, моложе нас.

- Понятно, - протянул я.

- Ты мне перезвонишь? - спросила Лара. - Когда выяснишь, где он?

- Конечно, но надеюсь, он сам тебе позвонит раньше.

- Я буду ждать твоего звонка.

Потом Лара деловито продиктовала телефоны неведомой мне Арины Кошкаревой и положила трубку. Вот, кстати, интересно, откуда они у Лары? Не Веригин же ей их дал!

Лара была удивительной женщиной. Этакая героиня Федора Михайловича Достоевского, то ли своим умом, то ли наитием дошедшая до понимания великой силы смирения и непротивления. Она никогда не пилила Веригина, не закатывала скандалов, закрывала глаза на его похождения и пьянство, и он буквально утонул в этом всепрощении и понимании. Хотя мне, признаться, оно представлялось временами просто абсолютным равнодушием, а иногда и изощренной бабьей хитростью. А порой душевной природной тупостью и эмоциональной скудостью Лары. Но потом мне становилось стыдно за эти мысли.

Они познакомились с Веригиным еще в студенческие времена на какой-то пьянке у Водопьянова - был у нас такой буйный приятель. У Водопьянова имелась привычка на определенной стадии опьянения впадать в зверскую обидчивость. В этом состоянии он обычно исчезал куда-то, обидевшись на всех присутствующих и никому ничего не сказав. Очутиться он мог, где угодно. Вот таким манером, обидевшись невесть за что на всех собравшихся, он однажды исчез из собственной квартиры. Гости, вволю навеселившись, стали потихоньку расползаться. Как выяснилось, кому-то надо было остаться, потому что Водопьянов исчез вместе с ключами, оставив дверь открытой. Остался Веригин - его в общежитии никто не ждал - и почему-то Лара, с которой он до этого не был знаком.

В ожидании Водопьянова, который, как потом выяснилось, уехал по пьяному делу в Питер, Веригин и Лара провели в квартире два дня. Это был первый опыт их совместной жизни. Растянувшийся на годы.

Веригин оказался в ловушке, из которой не мог выбраться. Никакой особой любви с его стороны не было, но с Ларой ему было так спокойно, что он легко преодолевал в себе регулярно посещавшее его желание разойтись с ней. Лара всегда ждала его, он знал это точно и мог не беспокоиться по сему поводу.

После возвращения из Киева вроде отпала надобность во встрече с Веригиным. Вся история с публикацией вдруг рассосалась, рассеялась сама собой. Бегемот даже не захотел меня слушать, когда я появился в конторе. На его роже нарисовалось выражение такой скуки, что я чуть не обиделся. Слава богу, он еще не спросил меня, о чем вообще идет речь!

- Старик, заказ снят, забыт, и черт с ним! Дерьма-пирога! - пробормотал он, не отрывая своих глазенок от ноутбука. - Сгонял в Киев, отвлекся - как хорошо. Борщ с пампушками, горилка с салом, гарни дивчины с большими сиськами… И все на халяву. Оце життя!

Неутомимый пошляк был при полном параде. Я тогда просто повернулся и ушел.

И вот вдруг дурацкий звонок Лары. Извольте позвонить любовнице моего мужа! Чрезвычайно трогательно. Благодарю за доверие! Звонить мне решительно не хотелось, и потому я пошел заваривать особенный китайский зеленый чай. А это церемония и процедура, не терпящая суеты и спешки. Глядишь, и Веригин объявится.

Дело в том, что у меня уже был опыт в таких делах. Мне как-то позвонила мать и попросила встретиться и поговорить с ее подругой. Они с ней могут подъехать ко мне прямо сейчас.

Подруга выглядела рядом с матерью человеком другого поколения, лет эдак на двадцать старше, хотя, как потом выяснилось, они были практически ровесницами. Звали ее Софья Сергеевна. Сильно волнуясь, она рассказала, что ее зять не вернулся домой после работы, а потом они с дочерью Машей нашли в почтовом ящике записку с требованием выплатить десять тысяч долларов и угрозами, если они обратятся в милицию…

Не мог бы я хотя бы посоветовать, что им делать, поинтересовалась мать.

Никаких иных советов, кроме рекомендации обратиться в милицию, я давать не собирался. Потому что не было ни времени, ни сил вникать в чужие житейские дрязги. Я тогда еще работал в газете под чутким руководством Веригина, но уже ясно знал про себя, что пора мне с этим делом завязывать. Современной журналистикой и ее нравами я был сыт по горло. Единственным обстоятельством, которое меня удерживало, был Женька.

Он привел меня в газету, он устроил мне в ней райскую вольную жизнь, он отстаивал мои материалы перед идиотами-начальниками, которые знали несколько загадочных слов типа «наш формат», «целевая аудитория», «оптимизация расходов» и считали в связи с этим, что схватили бога за бороду. Ему приходилось несладко среди этой публики, которая своим звериным нюхом чувствовала в нем чужого. В этой ситуации я был просто по-человечески ему нужен, чтобы хоть иногда отвести душу. К тому же в те дни, когда мама привела ко мне подругу, шла подписная кампания, и Веригин выбивал из меня какой-нибудь сенсационный материал на документальной основе. Я же так безбожно затянул с материалом, что уже стеснялся смотреть ему в глаза. В общем, по-хорошему мне надо было срочно садиться за очерк, а не выяснять, кто там кого украл и куда спрятал. В таких случаях всегда приходится лезть в чужие дела, копаться в неопрятном семейном белье, выяснять всякие нехорошие подробности - словом, все это меня совсем не прельщало.