Гойда - Джек Гельб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы возвращаемся в Москву, – объявил Фёдор.
Бояре в недоумении меж собою переглянулись, но следом за Фёдором на пороге церкви явилась величественная фигура царя всея Руси.
* * *
Ударили морозы, пронзившие ледяными когтями реки да озёра. Народ честной тянул работу, какая оставалась на зиму весь год. Кто шёл на рынок, кто праздно слонялся по дворам да проулкам, точно зевака. Один такой мужик с выражением лица пустым и унылым, слонялся вдоль городского рынка. Да зазевался мужик – чуть под копыта лихого наездника не угодил.
– Государеву волю слушать велено! Государев указ! – провозглашал всадник.
Немало таких наездников в тот морозный день бороздили столицу и другие города Руси, а всё для того, чтобы собрать народ честной на площади да зачитать волю царскую. Не знали люди, что значили слова из указа государева. Да и гонец, как ни старался надрывать горла своего слабого, надышался студёным воздухом. Оттого слова указа едва ли было слышно. Да и народ всё галдел в общем беспорядке. Неясно было ничего, токмо если очень уже напрягать слух или родиться востроухим.
Ясно было лишь то, что ныне государь учреждает земщину да опричнину и будет нынче иной порядок во всём царстве Русском.
Часть 2
Глава 1
Точно пробиваясь сквозь толщу воды, раздался мягкий звук. Различить его становилось всё проще, но давило тяжёлое ощущение, будто бы находишься на дне ледяного озера. Кромешная тьма. Снова отдалённый звук приобретает нечто схожее с человеческим голосом.
Сознание медленно возвращалось к Алексею. Он ощутил своё тело, которое было разбито свинцовою тяжестью, а голова будто отлита из чугуна. Звук собственного сердца тревожно отдавался в горящих висках. Под собой Басманов ощущал мягкие тюфяки, схожие с подушками. Видать, накануне свалили их вповалку, дабы не спать на голом полу. Сил не хватало шевельнуться, а горло иссохло, точно брёл Басманов по пустыне, объятой неистовым жаром. Медленно приходил в себя Алексей, когда вновь услышал голос подле себя.
– Батюшка, служба зовёт! – раздался голос Фёдора.
Алексей насилу продрал глаза и тотчас же тяжело вздохнул, протирая очи.
– Да сними уже маску эту… – тяжело произнёс воевода.
Пестрил перед мутным взором облик сына, разодетого во время пира. Отрывки вечера да ночи возвращались к Алексею. Звуки музыки, крики и песни – всё мешалось и доносилось далёким эхом. То ли сон, а то ли взаправду всё было, но помнил Алексей и сына своего, вновь резвящегося с дураками и скоморохами. Не помнил Басманов, что молвил Иоанн на пиру, да помнил, каков был государь. Весел да ребячлив, точно на волю отпущенный. Смех царя помнил Басманов, громкий, да которому вторили все, кто на пиру том собирался, ибо каждый жаждал не только разделить государеву радость, но и показать царю великому, что одного они мнения.
Алексей с трудом приподнялся на локтях и оглядел зал, в котором и заснул вчера, упившись на пиру до беспамятства. Фёдор стоял подле отца на одном колене. Длинные красные косы, креплённые к маске, ниспадали до самого пола. У его ног стоял серебряный кувшин. Фёдор снял маску, опустил её на пол, подавая своему отцу сосуд. Алексей тотчас же припал губами к питью. То был холодный квас. Бодрящий вкус, прохлада и свежесть возвращали воеводе покой в голове, унимали шум в висках и тяжесть во всём теле. За несколько больших глотков мужчина осушил кувшин.
Пока отец утолял неистовую жажду, Фёдор поднялся на ноги и потянулся. Затем он принялся обходить зал, приближаясь к иным боярам, что валялись прямо на полу, сражённые винами на пиру. Он будил одного за другим – в общей сложности двенадцать человек. Бояре и воеводы лежали прямо в одежде и в обуви. От каждого стоял крепкий запах браги. Мужчины с недовольным ворчанием мало-помалу оживали – лениво ворочались с боку на бок. Многие постанывали с похмелья, а иные, что были моложе и крепче, поднимались на ноги, шатаясь точно медведь со спячки.
Алексей уже был на ногах. Он развёл свои ручищи в стороны и со стоном потянулся, резко выдохнув. После того он поднял кувшин, принесённый сыном, и на всякий случай проверил – не осталось ли на дне чего.
С недовольным фырканьем Алексей опустил кувшин на стол. Оперевшись обеими руками, Басманов обернулся через плечо на своего сына. Фёдор по второму, а то и третьему кругу обходил бояр, тормоша их. Иной раз он опускался на колено, тряся за плечо воевод, иной раз лишь носком сапога пинал в бока бражников.
– Ты сам-то когда пробудился-то? – спросил Басманов-отец, когда юноша завершил очередной обход и опустился на одно из мест за столом.
Фёдор пожал плечами и вскинул голову, стараясь припомнить.
– Верно, около часу назад, – ответил юноша.
– Чёрт бы тебя драл, одинаково же испили мы? Али ты больше? – с деланой, игривой досадой Алексей всплеснул руками.
– Кто-то же должен вас растолкать, – просто произнёс Фёдор, хватая кусок рыбы со стола и отправляя его себе в рот.
Лишь сейчас смог Алексей напрячь свой мутный взор и разглядеть кровь на лице сына.
– С каким же зверюгой уже сцепиться успел? – спросил Басман-отец.
На правой щеке Фёдора, над скулой, прямо возле уха блестела красная полоса, точно от ножа или кинжала. Юноша взял серебряное блюдо, перевернул его чистой стороною и вгляделся в него, точно в зеркало. С недовольным цоканьем Фёдор осторожно коснулся пореза, прищурив глаза.
– Говорил я тебе – носи бороду, как издавна все люди и носят! – произнёс Алексей, почёсывая подбородок, подтверждая свои слова. – Того гляди, лишь изранишься сильнее, покуда бриться выучишься!
– Уж наловчился я шашкою махать, наловчусь и бриться, – ответил Фёдор, опуская блюдо обратно на стол.
Алексей улыбнулся и взглядом окинул кушанья на блюдах. После вчерашних гуляний яства лежали надкусанными ломтями на подносах из серебра и жести. Басманов-отец опустился на стул подле своего сына, не глядя хватая какой-то кусок мяса. На вкус он показался слишком солёный, аж жгло иссушенные губы. Алексей вытер рукой рот и широко зевнул, потирая глаз.
– И, батюшка, – ехидно добавил Фёдор, – в покоях ваших прибирается сейчас Глашка. Я велел ей дождаться прихода вашего, прежде чем покинуть покои. Баба-то смышлёная, по глазам видно, что поняла, с чем велено ей остаться.
– Глашка? – переспросил Алексей, потерев лицо тяжёлой грубой рукой.
Мысли клубились в голове, точно пар