Богатыри Проснулись - Михаил Каратеев

роба, только завтра нам уже в битву идти, а где они, новгородцы-то? Знаю я их: на языке одно, а на уме другое. Небось новгородская господа так уж была бы рада, ежели бы Мамай сокрушил Москву!

– Это так. Им своя мошна всего дороже. А вот еще суз-дальцы и нижегородцы, видно, стыда не имут.

– Ну, не скажи: и воев и бояр суздальских да нижегородских у нас в войске немало, – промолвил Дмитрий, – только лишь князя нет ни единого. Отбрехались, что будут, мол, стоять ратью на своих рубежах, – вдруг-де орда повернет на их земли, как прежде случалось. Ну и пусть стоят, не надобны они нам… Чай, всем еще памятно, как воевали они на реке Пьяне!

– Истину молвил, Дмитрий Иванович! И без них управимся. Господь за нас, да и ратью мы вельми сильны.

– Сильны-то сильны, да ведь и Мамай не слаб. Эх, знать бы сейчас – какова его подлинная сила?

– Андрюшка Попов сказывал – тридцать пять темь, а Тютчев говорит, и тридцати не будет.

– Сказывают разное, а истинного счета орде, поди, и сам Мамай не знает. Но я так мыслю, что тысяч триста у него есть беспременно. Это вполовину больше, нежели у нас.

– Не в силе Бог, а в правде, Дмитрей Иванович, – сказал Бренко. – С нами молитвы угодника Сергия и помощь Святой Троицы. Да и люди наши за землю родную будут стоять крепко. Побьем мы татар, вот увидишь!

– Побьем, Миша, не можно нам не побить. Только тяжко будет, ох, тяжко! Что слез-то прольют на Руси матери и жены, оплакивая мертвых!

ГЛАВА 12

О, жаворонок, летьняя птица, красных дней утеха, возлети под синий небеса, обратись к стольному граду Москве, воспой славу князю великому Дмитрею Ивановичи» и брату его, князю Владимеру Ондреевичю! То не буря ли занесла соколов в земли залесския, в поле половецкое.

«Задонщина»

Утром Дмитрий собрал старших воевод и князей и выехал с ними на расстилавшееся по эту сторону Дона обширное Куликово поле, чтобы еще раз осмотреть его и дать указания – как ставить полки.

Это поле, начинавшееся верстах в двух от берега Дона, представляло собой очень широкую, – верст в двенадцать, а

местами и шире, – прогалину, с боков окаймленную лесом и длинным языком уходившую далеко на юг. В ближайшей своей части, где Дон и Непрядва охватывали его сзади широким полукругом, оно изобиловало невысокими холмами, оврагами и речками с крутыми, заросшими берегами. Дмитрий еще накануне, при первом осмотре, решил остановиться именно здесь, с чем и князь Боброк, – наиопытнейший из московских воевод, – тоже был согласен. Тут можно было удобно расположить свои войска, но особенно важно было то, что столь пересеченная местность не позволяла Мамаю сразу ввести в бой всю свою громадную орду и лишала татар возможности применять излюбленную ими тактику охватов и обходных

движений.

Теперь предстояло выбрать место, на котором выгоднее всего было встретить первый натиск татар, и, применяясь к условиям, созданным тут природой, наилучшим образом расположить свои полки. Военачальники изъездили поле вдоль и поперек, изучая характер местности, прикидывая расстояния и споря о том, как лучше использовать естественные рубежи. Каждый высказывал свои соображения и предлагал свой план, – Дмитрий внимательно слушал всех, а сам молчал, остро.поглядывая по сторонам из-под черных, сросшихся на переносице бровей. Но когда, закончив осмотр, выехали на бугор, откуда хорошо было видно все иоле, он в немногих словах изложил свой план распределения сил и точно указал, где стоять какому полку.

Согласно обычаю, русская рать была разбита на шесть отдельных отрядов-полков и поставлена «крестом».

В центре стоял Большой полк, численностью в пятьдесят тысяч человек, – почти все из московских и владимирских земель, – под началом воевод: Тимофея и Микулы Вельяминовых, Михаилы Бренка, Семена Мелика, Ивана Квашни и двух Валуевых, – дяди и племянника. На полверсты впереди – Передовой полк, двадцать тысяч бойцов, все на конях, под командой князей Ольгердовичей и братьев Всеволожских. Запасный полк, – тысяч пятнадцать, под начальством князей Тарусских и Оболенских, поставили позади Большого, чтобы он мог легко прийти на помощь туда, где в том окажется надобность.

Справа от Большого полка – полк Правой руки, тридцать тысяч воинов и главные воеводы: князь Андрей Федорович Ростовский и князь Андрей Федорович Стародубский, а под рукою у них Ярославские и Углицкие князья. Правым крылом этот полк примыкал к обрывистому и заросшему лесом

берегу речки Нижний Дубняк, что надежно защищало его от обхода или от флангового удара.

По другую сторону Большого полка стоял полк Левой руки, под началом князей Белозерских, Федора Моложского и Глеба Друцкого. Этот полк насчитывал двадцать пять тысяч бойцов и слева был прикрыт лишь неглубоким оврагом речки Смолки, – таким образом, левое крыло было наиболее уязвимой частью русского построения. Дмитрий понимал, что во время боя татары это непременно обнаружат и постараются использовать, а потому именно с этой стороны, в лесу за рекою Смолкой, он приказал поставить Засадный полк, численностью в семьдесят тысяч всадников, под водительством испытанных военачальников: князей Боброка-Волынского и Владимира Серпуховского, в помощь которым были князья Федор Елецкий и Юрий Мещерский. Этому полку было наказано до поры не ввязываться в сражение и ничем себя не обнаруживать, чтобы ударить на татар только в решающую минуту, – если они начнут явно одолевать, или преследовать и добивать их, когда побегут с поля.

К двум часам дня все полки были разведены по местам, воинам приказали осмотреть и изготовить к бою оружие, потом отдыхать. Вскоре по всему полю закурились дымки костров, от бесчисленных казанков, котлов и мисок потянуло запахами каши, лука и мясного хлебова, волнами поплыл рокот негромких голосов. Кто-то попробовал затянуть песню, но тотчас оборвал ее.

– Петь будешь, как побьем татар, – сурово сказал ему сидевший рядом седобородый воин, – а ноне близких вспомяни да помолись!

В канун грозного сражения, решающего участь родной земли, люди были серьезны и сдержанны, никто не сквернословил и не гомонил, точно стояли не в поле, а в преддверии храма, в ожидании великого таинства. Но ни страха, ни уныния не было. «Это не княжья усобица, где невесть за что подневольный человек несет голову на кон, а война правая, за домы свои и за Святую Русь! В такой битве и Господь и ангелы Его пособят, – беспременно побьем поганых!» – так рассуждали и так верили воины, и за святое дело каждый готов был к тому, чтобы лечь костьми на этом поле, коли такова будет воля Божья. Только не все ведь лягут, – будет немало и таких, что возвратятся домой со славою и с победой!

Поснедавши и помолясь, люди отошли от костров. Кто, найдя холодок, улегся спать, иные, собравшись кучками, негромко беседовали, вспоминая всякую бывальщину и род-

ные места; те, у кого не было на завтра чистых рубах, отправились к ближайшим ручьям и речкам, постирать свои. Яркий солнечный день постепенно бледнел и гас, как бы проникаясь томительным предчувствием близкой грозы.

Часа за два до захода солнца прискакали вестники от поставленной впереди стражи и сказали: идут татары. Вскоре их передовые тумены показались на открытом месте, верстах в четырех от русского стана. Взрыв свирепых криков, долетевший оттуда, ясно говорил о том, что и они заметили неприятеля. Потоптавшись немного на месте, – видимо в ожидании приказаний от хана, – они продвинулись еще версты на полторы вперед и растеклись во всю ширину поля, разбивая свой стан. До самой темноты к этому рубежу черным потоком текла с юга несметная орда. Шла она, видно, и ночью, ибо на татарской стороне все поле, доколе хватал глаз, светилось огнями костров и факелов, а в лагере их почти до рассвета слышались крики, движение и возня. Дмитрий Иванович, хотя и знал, что татары не любят воевать ночью, все же приказал, помимо обычного охранения, выставить далеко впереди русского войска многочисленные сторожевые посты и бдительно следить за всем, что делается у противника.

Шатер великого князя был поставлен в безопасном месте, позади Большого полка. Целый день Дмитрий, поглощенный делами и заботами, в него не заглядывал, – пришел лишь затемно, когда все распоряжения были сделаны и русский лагерь начал погружаться в сон. Не раздеваясь, он лег на постель и попытался заснуть. Но, вместо сна, пришло чувство гнетущего одиночества и смутной, нарастающей тревоги. Все помыслы князя были с войском, ему казалось, что покуда он тут лежит, – там, впереди свершается или каждый миг может свершиться нечто непредвиденное и важное, отчего дальше все пойдет совсем не так, как предположено. Этак промаявшись около часу, он понял, что здесь не уснет, – встал, пристегнул к поясу меч, накинул плащ и вышел из шатра.

Вокруг было тихо, в русском стане почти все спали. Миновав Большой полк, Дмитрий вступил в расположение Передового. Тут тоже царило безмолвие, лишь отфыркивались и всхрапывали лошади на коновязях, да кое-где потрескивали догорающие костры, освещая блеклым червонным пламенем тела спящих повсюду людей. Заметив в стороне молящегося на коленях воина в белой рубахе, Дмитрий подошел к нему.