Брат Томас - Кунц Дин Рей

Фильмы ничему путному не учат и практически не отражают реальную жизнь. Но я вспомнил один старый приключенческий фильм, в котором назойливый бой барабанов постоянно держал настороже потных исследователей в пробковых шлемах. И резкое прекращение барабанного боя никогда не радовало, потому что установившаяся тишина чаще всего сигнализировала об атаке туземцев.

Я заподозрил, что вот в этом Голливуд не погрешил против истины.

Предчувствуя, что в самом скором будущем меня ждет нечто худшее, чем отравленный дротик, пробивший горло, или стрела, угодившая точнехонько в глаз, я отбросил нерешительность и поспешил к школе.

Что-то возвышалось впереди и справа, припорошенное снегом, возможно, дерево с лишенными листьев ветвями, которые трепал ветер. Не дерево. На лугу, который разделял аббатство и школу, деревья не росли.

Я понял, что вижу перед собой ту самую таинственную тварь, более разумную, чем дерево, и движущуюся по собственной воле, а не по хотению ветра.

Показавшись только для того, чтобы еще больше озадачить меня, тварь, подняв вокруг себя облака снега, исчезла. Не ушла, нет, по-прежнему не выпускала меня из виду, как лев не выпускает из виду газель, отбившуюся от стада.

Интуитивно я почувствовал, что еще один хищник поднялся из снега позади меня. Уже решил, что сейчас на меня нападут и оторвут мою голову от шеи точно так же, как отрывают крышку от банки с колой.

Я не хочу пышных похорон. Меня бы смутили те высокопарные речи, которые произносились бы над моим гробом. С другой стороны, я не хочу, чтобы свидетелем моей смерти стало чудовище, которое утолит голод моей плотью, а жажду — жидкостями, что текут в моем теле.

И я уже мчался по лугу, застревая в сугробах, с гулко бьющимся сердцем, наполовину ослепленный белизной. Глаза болели, падающие хлопья то вспыхивали изнутри, то гасли, напоминая стробоскоп.

Что-то пересекло мой путь, футах в десяти, справа налево, я не уловил ни размеров, ни формы, только некое движение, тоже расплывчатое, очень быстрое, и у меня перехватило дыхание. Это что-то проскользнуло перед моими глазами и исчезло, опять растворившись в снежной белизне.

Я уже набрал приличную скорость, школа находилась совсем рядом, поэтому не стал ни останавливаться, ни поворачивать, пересек следы твари, которая проскочила передо мной. Не задержался, чтобы осмотреть эти следы. Сам факт их наличия говорил о том, что я не галлюцинирую.

Никакого пронзительного воя-крика, тварь изготовилась для атаки, я чувствовал, что-то настигает меня, чтобы нанести смертельный удар, а в голове вертелись слова: орда, легион, рой.

Лестницу, ведущую к школе, замело снегом. Следы помощников шерифа и монахов, которые их сопровождали, разметало ветром.

Я взлетел по лестнице, распахнул дверь, ожидая, что мне не позволят переступить порог, схватят на последней ступеньке и утащат в снег. Но порог переступил, захлопнул за собой дверь, привалился к ней спиной.

Вырвался из ветра, из слепящей белизны, наконец-то попал в тепло, и тут же чудовища, рыскавшие в буране, превратились в персонажей на удивление яркого кошмарного сна. А потом что-то заскреблось о наружную сторону парадной двери.

Глава 15

Будь гостем человек, он бы постучал. Ветер принялся бы трясти дверь, заставил бы ее трещать и прогибаться под его напором.

А тут кто-то скреб по дереву костью или чем-то похожим на кость. Я тут же нарисовал в воображении по другую сторону двери оживший скелет.

По жизни мне довелось сталкиваться с разными странностями, но я никогда не видел ожившего скелета. Однако от мира, в котором «Макдоналдс» теперь продает овощные салаты и низкокалорийный майонез, можно ожидать чего угодно.

В приемной не было ни души. Впрочем, в наилучшем случае я мог рассчитывать на компанию одной, максимум двух монахинь.

Если та тварь, которую мне удалось разглядеть в снегу, смогла бы сорвать дверь с петель, я бы предпочел более существенную помощь, чем ту, что мог бы получить от обычной монахини. Даже сестра Анжела с ее пронизывающим взглядом едва ли сумела бы остановить чудовище.

Ручка двери задребезжала, задребезжала, начала поворачиваться.

Сомневаясь, что я удержу дверь под напором незваного гостя, я повернул барашек врезного замка.

В памяти сверкнул эпизод из какого-то старого фильма: мужчина прижимается спиной к массивной дубовой двери, уверяя себя, что она обезопасит его от всего того, что осталось снаружи.

Фильм рассказывал о зле, которое несла с собой атомная энергия. Маленькой дозы облучения вполне хватало, чтобы обычные существа за одну только ночь мутировали и превратились в монстров, а другие выросли до гигантских размеров. Как мы все знаем, в реальном мире после выхода этого фильма на экраны около всех наших атомных электростанций резко упала стоимость недвижимости.

Так или иначе, тот парень стоит спиной к двери, чувствуя себя в полной безопасности, но гигантское жало пробивает дверь, вонзается ему в спину, разрывает сердце, выходит из груди.

Чудовища в этом фильме были столь же неубедительны, что и актеры, которые более всего напоминали марионеток, но эпизод с жалом намертво впечатался в память.

Вот я и отступил от двери. Повернулся к ней лицом. Понаблюдал, как трясется ручка. Отошел еще дальше.

Я видел фильмы, в которых тот или иной лопух подходит к окну, чтобы обозреть окрестности, и в результате получает пулю в лоб или попадает в лапы чудовища, которому стрелковое оружие вовсе и не требуется. Оно просто разбивает стекло, хватает лопуха и, кричащего, утаскивает в ночь. Тем не менее я подошел к окну около двери.

Если бы я жил согласно киношной мудрости, то рисковал бы рехнуться, как случилось со многими нашими знаменитыми актерами.

Кроме того, происходило все не ночью, а ясным утром, пусть и валил снег, так что ничего особо страшного для себя я не ожидал.

Тонкая корочка льда образовалась на наружной поверхности стекла. Я заметил что-то движущееся, но только белые контуры на белом, какую-то аморфную форму.

Сощурившись, я ткнулся носом в холодное стекло.

Слева от меня ручка двери перестала дребезжать.

Я задержал дыхание, чтобы стекло не запотело изнутри от моего выдоха.

Гость, стоявший у двери, подался вбок, ткнулся в стекло, словно хотел получше меня рассмотреть.

Внутри у меня все сжалось, но я не отпрянул. Любопытство заставило застыть на месте.

Ледяная корочка на стекле не позволяла разглядеть незнакомца, пусть он и прижимался к окну. Но, несмотря на лед, будь это лицо, я бы обязательно разглядел глазницы, а может, и рот. Однако ни того, ни другого я перед собой не видел.

И никак не мог понять, что именно вижу. Вроде бы кости, но кости неведомого мне животного. Более длинные и широкие, чем пальцы, они выстроились, словно клавиши пианино, только не ровненько, а зигзагом и над первым рядом костей нависали другие ряды. И все кости соединялись суставами. Даже сквозь вуаль льда я разглядел экстраординарность всей «конструкции».

Этот чудовищный коллаж, который заполнял все окно, от боковины до боковины, от подоконника до верха, резко дернулся. Словно тысячи игральных костей застучали по столу, все косточки переместились, будто фрагменты калейдоскопа, создав новый рисунок, еще более удивительный, чем предыдущий.

Я отклонился назад, чтобы охватить взглядом всю мозаику, которая одновременно завораживала и пугала.

Суставы, которые соединяли эти ряды костей (если, конечно, это были кости, а не ножки насекомых, бронированные хитином), вероятно, допускали их вращение на триста шестьдесят градусов с возможностью перемещения как минимум в двух плоскостях.

Все с теми же постукиваниями калейдоскоп вновь переместился, образовав еще один рисунок, не менее замечательный, чем предыдущий, но определенно более угрожающий.

И вот тут у меня появилось ощущение, что суставы между костями обеспечивали их вращение в бесконечном числе плоскостей, что было невозможно не только биологически, но и механически.