Хроника - Закарий Канакерци

вознамерился сам совершить то, что сделал он. Посему велел он собрать войско и идти на Ван. И поставил во главе /83б/ войска Рустам-хана, правителя Тавриза. Получил он эти полномочия и, возгордившись, отправил к Тахмасп-хану в Ереван [гонца с повелением] явиться к нему, чтобы вместе двинуться на Ван. Но Тахмасп-хан дал суровый ответ, говоря: “Я не могу явиться, во-первых, потому, что не имею приказания шаха, и, во-вторых, как могу я оставить страну без правителя и идти служить тебе, если с трех сторон Еревану угрожают враги — грузины, курды и османы?” И не пошел. Гонцам также не оказал почестей, вернулись они со стыдом. [Сердце] Рустама было уязвлено незаживающей раной, и он не знал, что делать, /84а/ ибо не внял слову его и презрел его Тахмасп.

Взяв войско, пошел он на Шамирамакерт[116] и осадил его. Много дней вел он войну за город и увидел, что не может взять его. Задумал он удрать и повелел войскам своим рассеяться по стране и в течение трех дней захватить в добычу все, что смогут, а через три дня вернуться к нему. И войска, рассеявшись, расхитили все, что нашли, и вернулись к нему. А он тайно призвал к себе всех тысяцких и говорит: “Вы позовите тайно сотников, они — пятидесятников, а пятидесятники — десятников, а те своих воинов, чтобы готовы были все бежать одновременно в указанную /84б/ ночь и чтобы не узнали о том османы и, выйдя из крепости и преследуя их, не причинили им вреда”. И поступили так: оставили зажженными огни, чтобы не подумали чего османы, и убежали в один и тот же час.

На следующее утро османы заметили бегство персов, пустились следом за ними, но не смогли настигнуть. И, вернувшись в стан их, кроме огней, не нашли ни соломинки. Рустам же вернулся в Тавриз, написал жалобу на Тахмаспа и послал шаху. Шах пренебрег ею и с побоями отправил доставившего бумагу гонца. С тех пор до самой смерти он с отвращением смотрел на Рустама.

/85а/Глава XXXVIII

О ПЕРЕПИСЧИКАХ ДУШ

Еще при жизни Амиргуна-хана человек один из племени османов по имени Мурад-бек бежал, спасаясь от казни за воровство, и прибыл к Амиргуна-хану. И был возвеличен он ханом и временами возглавлял персов и водил их на османов. Полюбился он хану за мужество.

У него был брат по имени Аслан-ага. Этот услышал, что брат его [Мурад-бек] возвеличен ханом, и также отложился, бежал со всею семьею и прибыл к брату, а тот повел его к хану. И так жили они вдвоем при хане.

После Амиргуна-хана сел [на престол] Тахмасп-Кули-бек. Этот /85б/ тоже полюбил их и поставил Мурад-бека вторым после себя, а Аслан-агу — главным по сбору налогов. [Как-то] послал он этого Аслан-агу по стране, чтобы произвести перепись всех мужчин и всего имущества.

И прибыл он в зимнюю пору сперва в Канакер и позвал к себе крестьян, чтобы они сообщили число душ своих. Пришел прежде всех мелик Давуд и привел восьмерых своих сыновей и сына дочери и показал ему. Приходили все с сыновьями своими, и заносили их в книгу. А отец мой Мкртич посадил меня, Закария, на плечи, толкнул брата моего Хачатура вперед, и пошли. И когда Аслан-ага увидел нас, малышей, хромых и кривоногих, разгневался и сказал: “Здоровых сыновей своих ты утаил, а калек привел?” /86а/ И велел повалить [отца] лицом на землю, и, принеся воды, вылили на него. Облили его с ног до головы, и сел один мужчина ему на голову, а другой — на ноги. И приказал он четырем воинам избивать его с обеих сторон. И били его до тех пор, пока кожа не сошла с тела, а сам он не потерял сознание. И сочли его мертвым и, оттащив, зарыли в навозе.

А у одного мужа по имени Барсег и у другого по имени Газар содрали [все] двадцать ногтей. Еще одного мужа по имени Маруге из Еревана повесили за одну руку и били до тех пор, пока не были вывихнуты все его суставы. Таким образом, охватил всех великий ужас перед ним. /86б/ Поэтому не оставалось ни одного грудного младенца, которого не показали бы. И если приходили старики, он приказывал ходить перед ним взад-вперед и наблюдал: если голова была опущена, а обе руки заложены за спину, не записывал, если же голова держалась прямо, а руки [несколько] вперед — записывал. И никто не понял этого. Если же приходили ребята, брал он веревку, обхватывал ею шею парня, оба конца веревки клал ему в рот и приказывал, чтобы тот держал их зубами: связав кольцо, снимал его через голову. Если оно проходило через голову, отпускал его, если же не проходило через голову — записывал его. И так он весьма точно записал все: мужчин, коров, /87а/ лошадей, мулов, ослов, овец, мельницы, маслобойки, [виды] ремесел, рисовые толчеи, виноградники и сады, и все, что нашел, записал он и обложил налогом. И послал все записанное в царский диван.

Глава XXXIX

ОБ АМАЛДАРЕ ШАХ КУЛИ-БЕКЕ

Царь персидский шах Аббас очень любил прогулки и пиршества. Однажды в сопровождении нескольких вельмож отправился он в сад ужинать и пить вино. Сидя на траве под яблоней, он посмотрел на дерево и спросил: “Сколько плодов на этом дереве?” Одни сказали столько литров, а другие — столько-то. И выступил вперед некий муж по имени Шах Кули-бек, который служил на кухне, /87б/ и сказал: “Да пребудешь ты в здравии, государь! На этом дереве столько-то литров яблок, повели сорвать и взвесить и, если хоть на один мискал будет больше или меньше, выколи мне глаза”.

Когда услышал это шах, поразился и повелел двум мужчинам взобраться на дерево и сорвать все плоды, ничего не оставив и не растеряв. Они, взобравшись на дерево, сорвали все яблоки, спустили и взвесили. И весили они столько, сколько сказал Шах Кули-бек, ни на йоту не больше и не меньше.

Говорит шах: “Мудрость твоя проявляется только в этом или во всех вещах?” Говорит муж: “Не только в этом, но и во всем, ибо слуга твой [служит] на царской кухне, и, что бы туда ни поступало и ни выносилось, не теряет ни в весе, ни в мере, /88а/ и, как говорю я, так и бывает”.

Повелел царь принести большой мешок пшеницы и сказал: “Сколько здесь