Ослепительные дрозды - Алексей Рыбин

Одевался всегда простенько - летом - костюмчик совковый из универмага, зимой - пальтишко на рыбьем меху, шапка-пирожок. Ботиночки скороходовские.

А посмотреть так умел - кровь не стыла в жилах, она просто тут же начинала сворачиваться.

Нетрадиционные решения... А у него, у Сули, тоже, может быть, с башкой все в порядке. Хотя и постучали по ней в свое время на ринге - сначала институтском, а потом и на серьезным. Успел он поездить и на чемпионаты страны и, едва в Европу не попал. Если бы не драка та, в кабаке на Петроградской - точно бы в Австрию слетал. Отделал бы там немчуру всякую по первое число.

Ну, ничего. Он их и так отделывает. На бабки столько уже лохов фирменных опустил, что не стыдно за несостоявшийся чемпионат.

Вот сейчас он очень даже нетрадиционно позвонит в Москву, пробьет - как там дела у Толика-скважины. Может быть, может быть такая тема срастется, что и Грек опухнет от зависти.

Восьмерка, ноль - девяносто пять, семизначный номер по памяти.

- Хэллоу! Это Суля говорит. Толик? Ты? Рад, что тебя застал. Слушай, тут такое дело...

***

- Не люди, звери, в большинстве своем. Уродливые, злые тараканы!

Леков изящно поклонился и с достоинством удалился за кулисы.

Несколько секунд зал оторопело молчал, потом с задних рядов раздались жидкие хлопки, их шелест прокатился волной до первых рядов и стих.

- Что-то совсем наш друг скис, - заметил Митя Матвеев, стоящий рядом со сценой. На груди Мити висел фотоаппарат "Зенит". Рядом с Митей переминался с ноги на ногу редактор подпольного журнала "Рок--все!" Яша Куманский.

- Нет новых идей, - сказал Куманский. - Еще год, ну, полтора, - и его окончательно забудут. Не работает человек. Весь этот его авангард - курам на смех. Ты же понимаешь, Митя?

- Понимаю, - ответил Матвеев и хотел сказать что-то еще, но Куманский перебил его, схватил за рукав пиджака, притянул к себе и зашептал в ухо, заливая Митю волной горячего, сладкого перегара.

- Вот, и я говорю.... Смотри, смотри, сейчас настоящий драйв пойдет...

"С утра портвейну нажрался, - подумал Матвеев. - Черт его подери! Железный человек. Мне бы так... Я и пиво-то утром пить не могу. А этот явно, бутылку высосал. И ни в одном глазу. Только запах. Настоящий мужчина.".

На сцену гордыми шагами вышли музыканты группы "Закат". Замерли у микрофонов. Зал заревел.

Группа "Закат" считалась в Ленинграде яростно антисоветской. Вероятно, в силу своего названия. Играли они исключительно в Рок-клубе - сцены Дворцов и Домов культуры были для "Заката" запечатаны семью печатями. Именно так на столах у руководства Домов и Дворцов лежали специальные бумажки, присланные из специального отдела Комитета Государственной Безопасности, печати были на этих бумажках и много чего еще было. В том числе - списки групп и музыкантов, не рекомендуемых специальным отделом к выступлению на публике.

Рок-клуб - это статья особая. Рок-клуб и создан был этим самым специальным комитетом. В Рок-клубе выступить мог если не кто угодно, то, во всяком случае из таинственного списка - любой. А представители специального комитета не без удовольствия (тоже люди, ведь) слушали запрещенных артистов в специально отведенном для них месте. Слушали и делали выводы. Записи тоже делали. Для истории. Или еще для чего.

"Закат" начали свое выступление с "Колоколов". Говорилось в песне о том, что певцу эти самые колокола снятся по ночам. Лежат они в траве-мураве. Точнее, это становилось понятно только со второго куплета - колокола-то, собственно, висят.

А лежат языки. Дело в том, что в первых восьми строчках не было ни одного подлежащего. Одни сказуемые да определения. Междометия пару раз встречались. Лежат, поют, стонут, висят, звенят такие-растакие, горюшко, мол, горе и одна вокруг сплошная беда.

"И поднял я натруженный язык", - "Закат" затянул третий куплет.

Слушатели, сгрудившиеся возле сцены, подняли руки вверх, сцепились друг с другом пальцами и начали ритмично раскачиваться из стороны в сторону, подпевая вспотевшему от многозначительности "Закату": - "Головой своей к нему приник".

Дальше было что-то про родник, про то, что кто-то там сник, про дневник, который попутно ведет автор и заносит туда всякие неприятности, из которых только, как выяснялось, и состоит вся его непростая жизнь.

После описания разных гадостей, случившихся с автором в росной траве-мураве следовало очень громкое гитарное соло. Зал затих, готовясь к кульминации.

Она не заставила себя ждать. Вокалист совершенно диким скоком подлетел к микрофону, принял странную паучью позу и заголосил финальную фразу:

"Комбат бьет траурный набат".

Ре-минор, ля-минор, ми-мажор и снова - ля минор.

"Я превращаюсь в репу от такого саунда", - подумал Митя Матвеев и стал потихоньку продираться сквозь потную толпу к буфету.

- Ты куда? - крикнул вслед товарищу Яша Куманский. - Куда, Митя? Такая крутизна!..

- В буфет, - бросил Митя, но Куманский уже отвернулся от него, и начал болтать головой, пытаясь попасть в резонанс с движениями толпы.

Ре-минор, ля-минор, ми-мажор.

Вот, вот для чего "Закат" этот мудацкий хорош. Во время его выступления в буфете народу поменьше.

Митя взял себе сто граммов коньяку, бутерброд с вареной колбасой буфет в Рок-клубе был знатный. Не во всяком театре можно было покушать так, как в рок-клубе. Организаторы постарались. Для себя, ведь, отчасти, делали. Сами здесь и отдыхали порой.

- Здорово, Мить!

К столику у сводчатого окна, за которым приютился Митя легким спортивным шагом приблизился Андрей Сулим.

- О, Андрей!

Митя был знаком с Сулей года три. Сошлись они в Доме Дружбы народов Митя тогда еще школу заканчивал. По комсомольской линии попал в Дом Дружбы. Такое было мероприятие - встреча с немецкими спортсменками. Сперва консул выступал, по-немецки что-то бухтел-бухтел. Митя тихонько в туалет вышел из зала.

Туалет пустой был - все в зале трепетали, на немецких спортсменок глазели. Было на что поглазеть. Фройлянен все как на подбор - белокурые, бестии, отъевшиеся, такая если за ряд скрепленных между собой стульев зацепит случайно, когда по проходу прет - так весь ряд вместе со зрителями, с мясом выкорчует из пола.

В одной из кабинок заревела спускаемая в унитаз вода. Хлопнула деревянная дверца и рядом с Митей возник высокий, статный юноша неопределенного, впрочем, возраста. Юноша был одет в хороший пиджак с комсомольским значком и - Митя задержал взгляд не в силах оторвать его от вожделенной части гардероба - в новенькие джинсы, ярко-синие, в обтяжку, простроченные желтой ниткой, чуть расклешенные.

С джинсов, оно все и началось.

Разговорился Митя со статным юношей, тот его в буфет повел, шампанским, от которого Митя стремительно опьянел, угостил. Телефон свой оставил и растворился среди дружественных фройляйнен.

Виделись они не часто, но каждая новая встреча оборачивалась для Мити чем-нибудь приятным - в зависимости от того, сколько денег мог он выложить перед Сулей за это приятное. Или диск хороший принесет улыбчивый знакомый, или носки фирменные. И до джинсов, наконец, дело дошло. После стройотряда Митя, наконец, позвонил Суле и, трепеща от нетерпения, сообщил, что готов и "штаны" взять.

- Что куришь? - спросил Суля, присаживаясь рядом с Митей.

- Да вот.., -. Митя полез, было, в карман, но Суля, как всегда, обаятельно улыбнувшись, поднял вверх указательный палец.

- Угощайся.

В руке Андрей Сулима волшебным образом появилась красно-белая пачка с заветным, убедительно-черным цветом пропечатанным словом "Мальборо".

- Спасибо, - сказал Митя, вытягивая из пачки сигарету. - Пойдем, что ли, покурим?

Суля чиркнул зажигалкой.

- Здесь нельзя, Андрей...

Митя опасливо посмотрел в сторону буфетной стойки, над которой висела табличка, повествующая о том, что "У нас не курят".

Суля никак не отреагировал на замечание приятеля, прикурил, затянулся, выпустил дым, стряхнул крошки пепла в пустое блюдце.

- Слушай, у меня три диска "Цеппелина" пришло. - Для тебя тормознул. Надо тебе?

- О-о... Митя взял со стола зажигалку, зажег свою сигарету. Если что, Суля будет разбираться. Он первый закурил.

Повертел в руках зажигалку. "Зиппо" - непонятное слово.

- Бензиновая, что ли? - разочарованно спросил Митя.

- Да ладно тебе.

Суля отобрал у Матвеева зажигалку и сунул в карман пиджака.

- Так берешь?

- Андрей... Мне-то надо, конечно, только с бабками сейчас...

- Да потом отдашь. Мы же свои люди. Так как?

- Беру, - выдохнул Митя. - А какие?

- Четвертый, пятый и "Презенс".

- О, кайф... Беру, точняк - беру.

- Слушай, - Суля выпустил в потолок тонкую струйку дыма. - А ты этого певца-то знаешь?

- Которого? Из "Заката", что ли?

- Да что ты, Митя... Ты же в музыке сечешь. Нет, того, который стихи читал перед этим "Закатом". Как его... Леков, что ли?

- Конечно знаю, - ответил Митя.

- Познакомить можешь? Нравится мне, как он это все...