Операция Б - Юрий Виноградов

Семнадцать дней пролежал Преображенский в госпитале. Врачи сделали все возможное, чтобы поставить летчика в строй.

Жена Таисия в эти дни должна была ехать в родильный дом - ждали третьего ребенка. Преображенский не мог ее в таком положении волновать. Для нее он улетел в срочную командировку в Москву. Таисия получала частые весточки от мужа. По договоренности, летчики отвозили письма Преображенского в Москву, а оттуда они уже шли обычной почтой.

Когда Преображенский вернулся домой, его ждала радость: родился сын. Провести жену с аварией не удалось. Она тут же заметила все ее следы, и Преображенскому пришлось во всем признаться.

Чувствовал он себя неплохо, но из-за руки и глаза медики не допускали его к полетам. Преображенский бурно возмущался. Дело дошло до командира бригады. И лишь благодаря его заступничеству врачи дали наконец желаемое заключение: "Годен к полетам"...

И вот теперь вторая авария. И в какое время? Идет подготовка к полету на Берлин, а он, командир полка и командир авиагруппы особого назначения, разбился в простейшей ситуации, на глазах у всех. Что теперь подумают летчики? Не потеряли бы они уверенность из-за этого нелепого случая. Преображенский не находил себе места, обвиняя и ругая себя за неудачный взлет.

Из дома вышли хозяин хутора с дочкой - белокурой хрупкой девушкой. Они несли большой глиняный кувшин и четыре кружки.

- Тере,- поздоровался хозяин и из кувшина начал наливать в кружки молоко.

- Тере, тере, отец! - смущенно ответил Кротенко.- Вот, пожаловали к вам... Уж извините за такое неожиданное вторжение.- Он показал на палящее солнце:Оно подвело! Моторы перегрелись.

Эстонец закивал в ответ.

- Кю-ша-йт,- по слогам произнесла трудное слово девушка, подавая летчикам наполненные доверху кружки.

Преображенский взял кружку и пил, совершенно не чувствуя вкуса молока. Ощутил лишь холод внутри, видно, хозяева только достали молоко из погреба.

Увидев на лице хмурого летчика кровь, девушка побежала в дом и тут же вернулась с чистым полотенцем. Протянула его летчику.

- По-жа-люй-ста...

- Спасибо,- поблагодарил Преображенский, вытер лицо, увидел кровь на полотенце и через силу выдавил улыбку: - Пустяки. Не то еще у нас бывает...

Кротенко достал из своей кабины бортовой паек, вынул четыре плитки шоколада и отдал девушке.

- Возьми, красавица. От нас, от летчиков. За гостеприимство.

- Спа-си-ба,- тщательно выговаривая, произнесла девушка.

- А молоко у вас вкуснущее! Давно не пробовал такого. И холодное. Хорошо в такую жарищу.- Кротенко протянул пустую кружку эстонцу, и тот снова наполнил ее.

К хутору подкатила эмка. Из нее вышли генерал Жаворонков, начальник штаба авиагруппы капитан Комаров и старший инженер авиагруппы военинженер 2 ранга Баранов.

- Кто из вас родился в сорочке? - спросил Жаворонков. На его лице светилась добрая улыбка, он не скрывал радости, что все целы.

- Если сегодняшний день считать вторым рождением, то все, товарищ генерал, - ответил Хохлов.

- Я так и думал!

Генерал подошел к бомбардировщику, у которого уже по-хозяйски хлопотал Баранов, осмотрел его, потом взглянул на пробитую им брешь в заборе и удивленно покачал головой. Ему, как и всем остальным, казалось невероятным, что перегруженный ДБ-3 смог удачно произвести посадку на такой непригодной местности. Что это: счастливая случайность или мастерство пилота?

- За машину не беспокойтесь, товарищ полковник,- сказал Баранов.- Через двое суток будет как новенькая. Еще в Берлин на ней полетите. Ручаюсь.

Видя подавленное состояние Преображенского, Жаворонков отвел его в сторону и, положив руку на плечо, сказал:

- Не переживайте, командир полка. Главное, все живы остались. А летчики понимают, что с каждым такое может случиться. Так что выше нос. Впереди у нас Берлин!

Преображенский и Хохлов уехали на аэродром вместе с Жаворонковым. Стрелки-радисты Кротенко и Рудаков остались ждать трактора. К вечеру покореженный ДБ-3 был доставлен в Кагул, и ремонтники под руководством Баранова спешно принялись за работу.

Даешь Берлин!

Военком 1-го минно-торпедного авиационного полка батальонный комиссар Оганезов прилетел из Беззаботного на остров Сааремаа вместе с капитаном Плоткиным. Он привез несколько сот тысяч отпечатанных на немецком языке листовок, которые стрелки после бомбардировки должны были сбросить на Берлин.

Дел в эти горячие дни у Оганезова было много. С раннего утра и до позднего вечера его можно было видеть то у летчиков, штурманов или стрелков, то у техников и мотористов, оружейников и заправщиков, то у аэродромной команды или в подразделениях тыла. Всюду слышался его голос. Комиссар рассказывал о положении на фронтах, об энтузиазме тружеников советского тыла, о злодеяниях гитлеровцев на временно оккупированной территории.

- Вот пусть увидят берлинцы, как их солдаты глумятся над беззащитным мирным населением,- показал он листовку, на которой была изображена изуверская казнь советской девушки. Эта фотография была изъята у убитого фашиста.- А это - наша работа! - Он вынул вторую листовку, где на фото была запечатлена хваленая немецкая техника, разбитая советскими воинами.- Так будет и впредь!

На третьей листовке были показаны трупы убитых на фронте гитлеровцев.

- Узелок на память! Пусть знают, что ожидает каждого, кто пришел к нам с мечом.

Текст четвертой листовки гласил:

"Немецкие солдаты! Почему вы должны погибать за узурпаторские, бредовые планы Гитлера? Свержение Гитлера - это путь к переустройству Германии, к миру. Гитлера надо уничтожить. Ваша жизнь нужна для будущего Германии. Да здравствует свободная Германия! Долой Гитлера!"

Оганезов поддержал предложение своего помощника - военкома авиагруппы особого назначения старшего политрука Полякова о "персональных подарках" руководителям рейха от летчиков Краснознаменной Балтики. На бомбах, предназначенных для бомбардировки Берлина, каждый экипаж делал броскую надпись белой или красной краской: "Подарок Гитлеру!", "Герингу!", "Геббельсу!", "Гиммлеру!", "Риббентропу!".

- Ох, хороши подарочки, друзья-товарищи! - хвалил военком.- Сразу узнают, от кого. А то ведь хвастунишка Геббельс весь эфир засорил. Трубит-орет, что "ни один камень не содрогнется в Берлине от постороннего взрыва. Немцы могут жить в столице спокойно. Советская авиация уничтожена". То-то он будет беситься, когда мы появимся над их "надежно защищенной твердыней" и "персональные подарки" красных летчиков Балтики посыплются с неба! Мы будем над Берлином, друзья. Обязательно будем! Даешь Берлин!

Оганезов радовался, что подготовка к полету проходила успешно. Личный состав работал с энтузиазмом, не считаясь со временем. Лишь бы поскорее приблизить этот волнующий, долгожданный для каждого час - час возмездия за удары по родной Москве.