Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Но ведь и я, – она кусала губы, сдерживая стон, – я стреляла в девочек, моих ровесниц, в мальчика…., – услышав тяжелое дыхание мужа, Анна позволила себе всхлипнуть. Заплакать было бы подозрительно, она так никогда не делала. Это могло вызвать у Янсона вопросы.

Поехав на Арлингтонское кладбище, Анна постояла над могилами деда, прадеда, и дяди. Женщина смотрела на шестиконечные, еврейские звезды, на даты гибели. Горовицей было много. На старом, камне, серого гранита, было выбито: «Капитан Хаим Горовиц, Война за Независимость». В темно-синем, жарком небе кружили птицы.

Анна, оглядывалась, сжимая сумочку. Она села не в первое такси, а в третье, и не стала брать машину у отеля Вилларда. Она дошла до Пенсильвании-авеню, зная, что муж может пустить за ней слежку. Женщина велела себе быть осторожной. Анна вытерла глаза: «Я давно не плакала. Теодор ничего не увидит. Я вернусь в отель раньше него».

Прищурившись, она заметила русские буквы на надгробии, православный крест, над именем. Анна прочла фамилию. Женщина сжала руки в кулаки, до боли:

– Он мне рассказывал. Его дед здесь похоронен. Его бабушка была американкой. И он американец, он родился на Панамском канале, где его отец работал инженером. То есть он русский…, – Анна помнила шуршание дождя за окном, серые, мокрые, берлинские крыши. Женщина быстро сунула руку в карман пиджака. Она вцепилась зубами в шелковый платок, сдерживая вой.

– Я плакала, – она быстро, не оглядываясь, шла к выходу, – плакала, смеялась. И он тоже. Это в первый раз случилось, у меня, у него. Не думай о нем, – велела себе Анна, – забудь. Ты его никогда не увидишь…., – она положила руку на крохотный, золотой крестик, услышав его шепот:

– Он семейный, со времен незапамятных. Возьми его, возьми, любовь моя, – у него были нежные, такие нежные руки. Она села в такси:

– Всего неделя, тринадцать лет назад. Я не хочу о нем думать, не буду. Я не знаю, где он сейчас, и никак не узнать…, – машина стояла в пробке. Анна сомкнула пальцы на изорванном, шелковом платке. Надо было купить новый, точно такой же, а чек выбросить. По дороге к отелю Вилларда, она сделала массаж лица, в салоне при универсальном магазине. Веки почти не припухли. Анне показалось, что муж ничего не заметил.

Служащая одобрительно сказала:

– У мадам почти нет морщин. Вы, наверняка, ведете очень спокойный образ жизни.

Рассчитавшись, Анна оставила двадцать процентов на чай.

Марта ждала ее в гостинице. Анна купила дочери стопку женских журналов. Марта призналась, что в школе такое чтение запрещали. Женщина просмотрела глянцевые страницы, с фотографиями голливудских звезд, и модами сезона. Марта, с открытым ртом, изучала осенние платья от Шанель. Анна, ласково, подумала:

– Пусть. Я в двенадцать лет гранки вычитывала, для «Искры». Пусть…, – перед уходом она обняла дочь. Девочка вздохнула:

– Жаль, что мы с папой расстаемся. Но ведь ненадолго, мамочка? – Марта подняла ясные, зеленые глаза. Анна проверила номер, когда вселялась. Она не была инженером, но знала, где обычно размещают микрофоны. На первый взгляд, все было в порядке, однако она предупредила дочь, что свободно говорить они могут только в парке. Сейчас опасности не было. Мистер Рихтер, бизнесмен, много путешествовал. Его дочь, конечно, скучала по отцу.

– Ненадолго, – уверила ее Анна.

Муж отплывал завтра, на «Графе Савойском», в Ливорно. Ящики с грузом и домашней утварью лежали в трюме корабля. Резиденты в Нью-Йорке продолжали содержать безопасную квартиру, и переходили под начало вашингтонских товарищей. Проводив Янсона, Анна и Марта отправлялись в Гавр, в каюте первого класса французского лайнера.

В Гавре они сходили на берег, по аргентинским паспортам, и снимали номер в гостинице. Остальное было заботой работников, ждавших на советском сухогрузе.

Поймав четвертое по счету такси, Анна велела шоферу ехать на Брод-стрит, в Нижний Манхеттен, в деловой квартал. Она договорилась о встрече с адвокатской конторой Салливана и Кромвеля, крупной и уважаемой юридической практикой.

В машине, закурив папиросу, Анна велела себе не думать о том, что от Гавра два часа на поезде до Парижа.

– Во-первых, ты пока ничего не знаешь. Незачем разводить панику.

Она скосила глаза на пакет:

– Просто, – женщина поискала слово, – страховка. На всякий случай. Она мне понадобится, если придется спасать Марту. Во-вторых, – она вцепилась длинными пальцами в платок, – если бы он знал, что я его дочь, он бы первый меня пристрелил, я уверена. Он воевал, подростком, с отцом. И потом, на Перекопе…, – Анна помнила его голубые глаза, в рыжих ресницах, мозоли на больших, натруженных, руках рабочего.

– Он учился у Вальтера Гропиуса, в Веймаре…, – Анна сглотнула, – а в Берлин приехал практикантом, на стройку. Двадцать три ему тогда исполнилось. Сейчас тридцать шесть, он ровесник века. Где его искать…, – женщина сжала зубы:

– Нельзя бежать. Надо ехать в Москву, делать свое дело. Но Марта…, – она не могла оставить дочь в Нью-Йорке, или во Франции. Такое было равносильно признанию вины, и Марту все равно бы нашли. Вспомнив расспросы дочери о параде на Красной площади и Кремле, женщина прижала к себе пакет: «Ничего не случится. Просто страховка».

Она сидела в кабинете партнера, мистера Ламонта, любуясь панорамой Манхэттена. Фирма располагалась на тридцатых этажах небоскреба. Бесшумные лифты обслуживали мальчики в форменных курточках. «Салливан и Кромвель» приняли от миссис Рихтер, на ответственное хранение, пакет. Разумеется, юристы не интересовались тем, что в нем находится. Миссис Рихтер оставила четкие указания. Каждые полгода, в июне и декабре, от нее должно было прийти письмо, на абонентский ящик конторы. В случае неполучения корреспонденции, «Салливан и Кромвель» передавали пакет доктору Хаиму Горовицу, по оставленному миссис Рихтер адресу.

За чашкой хорошего кофе, Анна поинтересовалась, как ей получить американское гражданство. Ламонт, предупредительно, щелкнул зажигалкой: «Пользуясь свидетельством о браке вашего отца, миссис Рихтер, вы сможете заказать копию его метрики, в любом американском консульстве. По получении документа, вам и вашей дочери оформят паспорта».

Заплатив за пятилетнее обслуживание, миссис Рихтер ушла.

Вдыхая запах жасмина, адвокат думал о ее дымных, серых глазах, о черных прядях волос, падавших на стройную шею. Он вспомнил золотое, обручальное кольцо: «Редкая красавица, повезло ее мужу». Ламонт, аккуратно внес в календарь даты получения писем от миссис Рихтер. Он вызвал мальчика, звонком. Конверт отнесли в подвальное хранилище, укрепленное стальными щитами. Даже в случае взрыва здания «Салливан и Кромвель» гарантировали сохранность бумаг клиентов.

Анна возвращалась в гостиницу пешком. Она шла мимо витрин магазинов, думая о содержимом конверта. Она писала в блокнотах, сидя на скамейке в Центральном Парке. Анна указала сведения о тайных счетах в американских банках, имена людей в коммунистических кругах страны, работавших на Советский Союз, информацию об агентах в Британии и Европе.

– Отчет, – она закусила губу, – отчет, за двенадцать лет. Имена двенадцати человек тоже в конверте. И моего кузена, и сына доктора Горовица. Но я не могла, не могла иначе…, – к блокнотам она приложила письмо, на имя Хаима Горовица. Объяснив, кто она такая, Анна просила родственника, не распечатывая пакета, передать содержимое конверта лично президенту Соединенных Штатов Америки. Анна, посмотрела на доктора Горовица, в ресторане Рубена. Врач обедал со своими сыновьями. Женщина была уверена, что доктор Горовиц выполнит ее просьбу.

– Страховка, – она стояла на перекрестке, глядя на дамские часики, – просто страховка.

Ей надо было зайти в гостиницу и забрать Марту. Миссис Рихтер и мисс Рихтер встречали мужа и отца на вокзале. В гудках машин, в шуме, висевшем над улицей, Анна опять уловила голос: «Искупление еще не свершилось». Она услышала визг тормозов:

– Можно самой все закончить. Нельзя, – велела себе Анна, – пока Марта в опасности, нельзя. Я за нее отвечаю, я ее мать.

Подняв подбородок, выпрямив спину. Анна пошла к «Уолдоф-Астории», где ее ждала дочь.

С тех пор, как Эстер уехала в Амстердам, доктор Горовиц сам зажигал субботние свечи. Он потрепал младшего сына по голове:

– Помнишь, как ты у сестры всегда спички отнимал? – Хаим посмотрел на старшего сына. Рав Горовиц стоял, глядя на летний, ясный закат над Центральным Парком. Жара спала, с океана дул свежий, прохладный ветер. Вчера утром привратник принес телеграмму для младшего мистера Горовица. Меира вызывали в столицу, в Бюро. «Осенью я приеду, – весело заметил Меир, – проведу с тобой праздники, папа».

– Со мной и Аароном, – удивился отец. Меир не стал его поправлять. Выслушав старшего брата, в ресторане у Рубена, он твердо сказал: