Железная маска: между историей и легендой - Жан-Кристиан Птифис

Его дворец в Мантуе, зубчатый готический фасад которого и сейчас еще можно видеть на пьяцца Сорделло, был средоточием интриг. Здесь царила бывшая регентша, его мать Изабель Клэр, дочь эрцгерцога Австрийского Леопольда и Клод Медичи. В свое время она поднялась к вершине власти при поддержке своего любовника, графа Карло Булгарини. О скандале, вызванном этой незаконной связью, судачили при дворах Вены и Милана. В конце концов была подана жалоба папе римскому. Чтобы заставить умолкнуть злословов, Изабель Клэр и синьор Булгарини приняли монашеский постриг. Но, едва произнеся слова обета, парочка вернулась к своему прежнему образу жизни, продолжая совместно править герцогством Мантуанским и, вероятно, деля одну постель в дворце под фресками Мантеньи, изображающими сцены из жизни рода Гонзага. Так шли дела при мелких итальянских дворах в XVII веке…

Идея аббата д'Эстрады заключалась в том, чтобы купить за хорошую сумму у молодого герцога не суверенные права, а лишь право оккупации крепости Казале на реке По, в пятнадцати лье к востоку от Турина, в маркизате Монферрато, на далекой окраине герцогства Мантуанского. Предполагалось дополнительно укрепить ее под руководством наиболее умелых инженеров из Милана.[114] Обладая этими двумя сравнительно недалеко расположенными друг от друга крепостями, Пинеролем и Казале, Франция держала бы в своих руках ключи от Северной Италии, контролировала Савойю и оказывала влияние на Империю, Генуэзскую республику и принадлежавший испанцам Милан. Этот проект предполагалось держать в секрете от королевы-матери и Булгарини, которые были связаны обязательствами с Австрийским двором. Но как уговорить Карла IV? Тогда-то в дело включился Маттиоли.[115]

Эрколе Антонио Мария Маттиоли, родившийся в Болонье 1 декабря 1640 года, происходил из старинной патрицианской семьи, давшей миру одного сенатора и одного знаменитого иезуита, Эрколе Маттиоли, признанного мастера церковной проповеди. Получив блестящее образование в области гражданского и канонического права — науки, по которой он опубликовал множество трактатов, — он женился на молодой и благочестивой Камилле Палеотти, происходившей из богатой буржуазной семьи в Болонье, вдове Алессандро Пьятези. Маттиоли начал карьеру профессора в университете родного города. Престарелый герцог Мантуанский Карл III, прослышав о столь замечательном человеке, пригласил его к своему двору и назначил одним из своих государственных секретарей. После его смерти, наступившей в августе 1665 года, юный сын-наследник Карл IV, которому исполнилось лишь тринадцать лет и который не имел реальной власти, смог предложить ему лишь должность «сверхштатного сенатора», не дававшую особых преимуществ, кроме титула графа. Рассорившись с регентшей и ее любовником-монахом, Маттиоли с женой и двумя детьми отправился в Верону, хотя там и не предлагали ему должности. Покинув Мантую, он продолжал поддерживать связи с герцогом, которого, как полагают, поощрял в его распутной жизни.

Аббат д'Эстрада прибег к посредничеству секретного агента, флорентийского охотника за новостями Бенедетто Джулиани, который, дабы наполнить страницы своей газеты, разъезжал по всей Италии. Джулиани и установил контакт с Маттиоли, в котором дремал опасный авантюрист, готовый на все ради того, чтобы вернуть себе прежнее положение в Мантуе. Предложения французов совпали с его собственными устремлениями, и он согласился сыграть роль ходатая перед Карлом IV. 12 января 1678 года Людовик XIV направил ему любезное, собственноручно подписанное письмо.[116]

Начались переговоры. Аббат д'Эстрада встретился с Маттиоли, который принял условия занятия крепости Казале французским гарнизоном, при этом затребовав для своего хозяина «в порядке вознаграждения» большую компенсацию — 100 тысяч пистолей (миллион ливров) и военный союз на выгодных условиях. Война с Голландией, начавшаяся в 1672 году, была тогда в полном разгаре. Франция сражалась не только с Республикой Соединенных провинций, но также с Испанией, императором Леопольдом I и большинством государств Священной Римской империи. Карл IV с полным основанием опасался того резонанса, который могло получить известие о переговорах в Пьемонте и Милане. Дружба с далекой Францией и протекция с ее стороны казались ему недостаточными. Он ждал более серьезных гарантий и почестей. В случае, если бы Людовик XIV направил в Северную Италию армию для ведения военных действий против испанцев, Карл IV, этот расфуфыренный фанфарон, требовал для себя должности главнокомандующего. Французский король, вовсе не намеревавшийся открывать еще один театр военных действий, не спешил удовлетворять эти требования итальянца. Как раз в то время он вел переговоры со своими противниками в Нимвегене, и ему не хотелось бы, чтобы они сорвались. Все его военные усилия концентрировались на границе с Испанскими Нидерландами, где его армиям удалось взять Гент, который он собирался использовать в качестве важного козыря в переговорах. Он рекомендовал д'Эстраде не допускать безрассудной спешки, но и не рисковать срывом предполагаемой сделки, ибо последствия могли быть «весьма серьезными».

Дело тянулось без видимых результатов до тех пор, пока герцог, нуждаясь в деньгах, не принял условия французов: 300 тысяч ливров и обещание, правда весьма шаткое, политического союза. 13 марта 1678 года с наступлением ночи во время бала-маскарада двое людей в масках уединились на одной из небольших площадей Венеции и в своем маскарадном одеянии, совершенно в духе comedia dell' arte, в течение какого-нибудь часа заложили основу соглашения, которое должно было опрокинуть политическое равновесие в Северной Италии. Это были Карл IV Гонзага и аббат Жан Франсуа д'Эстрада. Начавшиеся переговоры продолжались всю весну, лето и осень. Маттиоли заболел, его била лихорадка (возможно, дипломатическая?). Наконец было решено, что он, как только поправится, прибудет в Париж подписать окончательный вариант договора. Лишь очень немногие знали об этом.

28 ноября 1678 года, совершив в компании с Джулиани поездку в Швейцарию (дабы отвлечь внимание непосвященных), Маттиоли инкогнито прибыл в столицу Франции. На следующий день он в сопровождении аббата д'Эстрады был допущен в Версальский дворец, где его принял Симон Арнольд де Помпонн, государственный секретарь иностранных дел. Маттиоли вручил ему верительные грамоты, подтверждавшие его полномочия на подписание договора. 8 декабря стороны торжественно поставили свои подписи под текстом соглашения. Предусматривалось, что герцог Мантуанский получит 300 тысяч ливров двумя частями — после ратификации договора и после передачи Казале французским войскам. Затем Бонтамп, первый камердинер короля, провел итальянского переговорщика кружным путем в галерею апартаментов мадам де Монтеспан, где тот предстал перед очами Людовика XIV. Любезно улыбаясь, монарх, всегда впечатляюще величественный, заверил графа Маттиоли в своей совершенной признательности. В награду за сотрудничество он вручил ему великолепное кольцо с бриллиантом и велел отсчитать ему первую сумму денежного вознаграждения в размере 2 тысяч экю золотыми монетами. При прощании Помпонн от имени своего господина пообещал ему еще 10 тысяч после ратификации договора и заверил, что его старший сын будет воспитываться среди пажей при королевском дворе, а младший получит богатое аббатство. Маттиоли возвращался в Мантую с драгоценным договором.

Между тем Лувуа, гениальный стратег, не терял времени даром. Он доверил маркизу де Буффле, генерал-полковнику драгун, командование французскими войсками по ту сторону Альп и поручил Николя Катина, в то время бригадиру от инфантерии, контролировать все военные операции в процессе занятия Казале. Пятьсот драгун полка д'Асфельда должны были прибыть к цитадели Казале со стороны равнины, а на следующий день к ним должны были присоединиться еще две тысячи из полков Сен-Поль, Лаланд, Фимаркон и Брюляр, в то время как две тысячи пехотинцев из полков де Со и де Навай, а также из других подразделений, сконцентрировавшись между Турином и Казале, должны были занять мост Монкальери. Катина секретно отправился в донжон Пинероля и находился там под именем мсье де Ришмона. Наконец, полковник драгун, Алексис Бидаль, барон д'Асфельд, инкогнито отправился в Венецию, якобы с целью совершить познавательное и развлекательное путешествие.[117] Он должен был получить там из рук Маттиоли ратификационную грамоту, подписанную Карлом IV.

В городе дожей очередной карнавал был в полном разгаре. Прошла неделя, потом другая. Эмиссар герцога Мантуанского все не появлялся. Он находился в Падуе, откуда и сообщал, что жестокая лихорадка свалила его в постель. Среди французов стало зарождаться беспокойство. Концентрация войск в Бриансоне и Пинероле могла привлечь к себе внимание испанцев, находившихся в Милане, тогда как для успеха операции требовалось, чтобы Европа была поставлена перед свершившимся фактом, обо всем узнав лишь после того, как французский гарнизон будет в Казале. Должен был сработать фактор внезапности. От герцога Мантуанского потребовали объяснений. Он извинился за задержку с ратификацией договора, сославшись на то, что уже давно обещал устроить в Венеции конные состязания с участием многих венецианских дворян, с которыми был связан данным словом, и потому не мог покинуть город, не вызвав подозрений.[118] Бесподобная отговорка! В Версале пока что верили в успех дела и, зная о столь сильной приверженности этого гуляки к развлечениям, не осмеливались отвлекать его от любимого занятия.