Экипаж. Предельный угол атаки - Андрей Орлов

Несколько гражданских – две женщины в паранджах, какие-то детишки, трое или четверо мужчин – выбежали из дома, объятого огнем, но не успели перебежать дорогу. Рвануло буквально у них под ногами. Полетели в небо части тел, огрызки одежд.

Истерично стучала зенитка с крыши чудом уцелевшего здания. По темнеющему небу веером, брызгающими пунктирами летели трассеры. Чадил грузовик, валявшийся на боку. Его передние покрышки сгорели, он осел на ободья, зловонно коптил резиной. У грузовика валялся труп с переплетенными ногами, голова в луже крови. Рядом еще один – страшное мертвое лицо с выбитым глазом, оскаленный рот.

Взревел мотор потрепанного самосвала, тряхнуло так, что летчики кубарем покатились к заднему борту. Глотов первым выбрался из груды переплетенных конечностей, полез на борт, но отшатнулся, рухнул обратно, когда перед носом просвистел приклад.

В кузов самосвала вскарабкались двое талибов с перекошенными лицами. Один сравнительно молодой, безбородый, весь изрытый оспинами и багровыми прыщами. Его компаньон был постарше – за пятьдесят, – жилистый, с мощными лапами, в которых автомат Калашникова смотрелся детской игрушкой, в матерчатой вислой шапке. Возраст не был помехой этому воину Аллаха.

Он ловко забрался в кузов, прижался спиной к заднему борту, наставил автомат на пленников и заорал на ломаном русском:

– Назад! Не подходить!

Его напарник уселся на колени, схватился за борт, чтобы не упасть, сжал приклад под мышкой. Палец безбородого талиба трясся на спусковом крючке.

Очередной снаряд свалился за обочиной. Стальной борт устоял, но самосвал тряхнуло от души. Прежде чем машина помчалась по маршруту, стукнулись лбами Витька с Вакуленко, свернулся в позе эмбриона Глотов. Серега, стиснув зубы, усердно прятал в рукаве трофейный нож, рискуя неловким движением вспороть себе вену.

Многие дома уже горели, как факелы, невзирая на преобладание в конструкциях огнеупорной глины. Самосвал катил по адскому пеклу, объезжал воронки от взрывов. Кричали люди, рвались снаряды. Машина свернула с широкой дороги, промчалась мимо свежеиспеченных руин, окутанных запахом гари и человеческим воем, снова выскочила на укатанную проезжую часть, вывернув секцию саманной ограды.

Охранники стали спорить между собой. Пожилой выстреливал пальцем в сторону, делал яростное лицо. Молодой мотал головой, тыкал подбородком в пленников, выкрикивал отрывистые фразы. В итоге они поняли, что словами делу не поможешь, и вцепились друг в друга.

Карпатов уже видел, как напрягся Серега, готовясь с ножиком броситься на талибов, но тут машину подбросило. Серега временно выбыл из строя, а в споре победила зрелость. Молодой остался у борта, сплюнул, грозно заорал, наставил ствол на летчиков, сжавшихся в кучку. Пожилой стал протискиваться по борту к кабине, добрался до нее, замолотил по ней кулаком, заорал.

Машина замедлила ход, неуклюже вписалась в узкий проезд. В общем-то, это было везенье. В том месте, где она должна была оказаться в следующее мгновение, вырос цветистый столб огня, фонтаном рванулись в небо клочья глины.

Машина неслась дальше. Кто-то, кажется, не увернулся от нее, и раздался истошный визг. Снова поворот, за ним еще один. Пожилой охранник застучал по кабине, свесился к водителю, показывая пальцем на кособокое строение в конце короткой улочки.

«Его дом, – сообразил Карпатов. – Там жена, детишки, имущество, нажитое непосильным трудом».

Самосвал не доехал до дома. Охранник призывно завопил. В дверном проеме мелькнула тень, выбежала женщина, за ней еще одна. Она несла на руках ребенка и толкала перед собой второго, покрупнее.

Карпатов привстал, вцепившись в борт, но лучше бы сидел. Снаряд обрушился прямо на дом! Взрывная волна ударила в грудь, обожгла. Качнуло грузовик, он чуть не завалился. Падая в грязное нутро самосвала, командир экипажа успел заметить, как дом, где проживало семейство охранника, вздулся боками, выдохнул из двери огненный столб, накрывший бегущих женщин и детей, поднялся от земли и рассыпался огненным шаром.

Карпатова контузило не сильно. Машина удержалась на колесах. Пожилой охранник заорал благим матом, надрывно, тоскливо, схватился за голову, перемахнул через борт и бросился туда, где только что были его дом, семья.

Летчики уже висели на правом борту, под прицелом молодого талиба. Сбегать у них желания не было. Как ни крути, а самосвал со стальными боками являлся самым безопасным местом в округе, если, конечно, снаряд не прилетит тютелька в тютельку.

Карпатов, голова которого просто пылала, поднялся, оттеснил плечом трясущегося Вакуленко. От дома не осталось ничего, не считая груды обломков. Пожар унялся, не успев разгореться. Отец семейства, протяжно воя, ползал по дымящимся развалинам, голыми руками разгребал обломки, метнулся куда-то в сторону, выгреб из-под кучи мусора что-то обугленное, бесформенное, заскулил, затих.

Округа будто погрузилась в вакуум. Гремели взрывы, но где-то далеко, за экраном. Бубнил, взывая к Всевышнему, второй охранник. С руин поднялась согбенная фигура, добрела до самосвала. Жилистые конечности вцепились в борт, возникла черная от горя физиономия. Талиб забрался в машину, бросил напарнику что-то настолько резкое и решительное, что тот не посмел возразить, прикусил губу. Пожилой ударил по кабине, резко прокаркал несколько слов, повернулся и странно посмотрел на летчиков.

Машина разворачивалась, сминая бампер об обугленные обломки.

– Мама дорогая!.. – Серега прозрел. – Да они нас расстрелять хотят, не иначе.

– Ага, заживо, – подтвердил, не размыкая губ, Глотов.

«Да уж, от голода мы точно не умрем», – с тоской подумал Карпатов.

Дребезжа и громыхая, машина вынеслась из горящего города. Водитель сбросил скорость, потому как дорогу заполонили сотни бегущих людей. Гвалт, крики, стоны!.. Самосвал буквально продирался сквозь людскую массу. Народ хватался за самосвал. Какому-то парню удалось повиснуть на борту, но подлетел молодой охранник и сбил его прикладом. Серега, не оставляющий попыток избавиться от назойливого конвоя, рванулся, но свалился на колени, когда в голову уперлись два ствола.

Пожилой молчал, сцепив губы, борясь с искушением нажать на курок. Молодой заорал на Серегу. Ему не понравилось, что тот безотрывно на него смотрит. А Серега глядел ехидно, зло, с бесшабашной усмешкой. Безбородый талиб взмахнул прикладом, но ничего не добился, заорал, чтобы пленник не смотрел, плюнул в лицо, промазал, повторил попытку и попал. Серега обтекал, но все равно смотрел нагло, с вызовом, набираясь куража. Он подбирал момент, чтобы всадить в него свой дохлый ножик, и никак не мог поймать этот сладостный, щекочущий миг.

Пленники уже не понимали, где ехали. Голые поля и груды камней по обочинам сменялись заброшенными просевшими строениями. Арык на краю кишлака, рытвины, корявая лоза. По дороге брели толпы людей, кричали, хватались за самосвал. Кто-то пытался заступить дорогу, махал руками, но отшатывался, видя, что водитель не намерен тормозить.

Машина резко свернула с дороги, смяв покатый водосток и то немногое, что произрастало вокруг него. Летчики, матерясь, покатились к противоположному борту, и вновь Серегины планы продемонстрировать необъятность русской души пошли прахом. Он выронил нож, накрыл его телом, завозился в грязи. Машина уперлась фарами в бурую стену. Молодой охранник спрыгнул на землю.

Пожилой уселся на борт в зоне недосягаемости и прокаркал по-русски:

– Вылезайте!

– Мужики! – завыл Вакуленко, забыв в тоске про свой суржик. – Они же нас кончить хотят!

Но его товарищи поняли это и без подсказки.

«Классический расстрел, все в добрых европейских традициях. Ладно, хоть не камнями забивать будут, – мелькнула мысль в голове командира экипажа. – Впрочем, камнями они тут неверных жен забивают. А воришкам руки отрубают по самые ноги!»

Витька задохнулся от страха, позеленел, хлопал глазами, пытался выразить решительный протест. Вакуленко монотонно выл, Глотов скрипел зубами. Карпатов помалкивал, хотя в его душе все рухнуло. Так рассыпается панельная пятиэтажка, оказавшаяся в эпицентре землетрясения. Все вцепились в борта. Было страшно. Пленники стояли, прижавшись друг к дружке. Они тупо смотрели, как прыгал от злости молодой охранник, а второй сидел на борту и мучительно о чем-то размышлял.

– Вылезайте! – загорланил выпью пожилой талиб и стал лупить гяуров прикладом по рукам.

Но летчики вцепились в железо намертво, упирались. Только Серега сидел на полу посреди кузова и наблюдал за ситуацией со стороны, словно ждал чего-то. Желваки его ходили ходуном.

– Суки! – заявил Глотов. – Здесь стреляйте! Ишь чего удумали – к стенке нас ставить…

Все закончилось плачевно и просто. Пожилой охранник спрыгнул с борта, подбежал к водителю, что-то гавкнул. Тот схватился за рычаг, ржавый кузов самосвала дернулся и начал со скрежетом подниматься. Летчики вываливались на землю, как мешки с картошкой.