Последний козырь - Николай Владимирович Томан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под печатным текстом стоит подпись. Очень неразборчивая: не то "Ленский", не то "Ланский". За подписью постскриптум:
"Адрес Ваш узнал по конверту письма, присланного Вам другом Вашим Михеевым Иваном Сергеевичем. Оно, к счастью, тоже оказалось в Вашем бумажнике".
"Письмо это действительно находилось в бумажнике, — вспоминает Евгений, радуясь, что все так счастливо кончилось. — Видимо, мне в самом деле повезло!"
И снова сомнения: "Нашел ли? Я ведь не мог его потерять. Этого никогда со мной не случалось. А может быть, все-таки потерял?.. Так обрадовался знакомству с Верой, что и не помнил ничего? Ну, а как же теперь быть? Идти или не идти на встречу с этим Ленским? Надо, конечно, идти, иначе может быть еще хуже. К тому же встреча состоится не в каком-нибудь притоне, а в людном месте, у входа в парк".
Мелькнувшую было мысль — посоветоваться с Мироновым или с Волковым — он тотчас же отвергает: "Сам попал в беду, сам и буду выпутываться!.."
У входа в Сокольнический парк Евгений сразу же замечает среднего роста пожилого мужчину в черном костюме и широкополой светлой шляпе. В петлице его пиджака — белая гвоздика. В том, что именно он автор присланного письма, у Алехина не возникает никаких сомнений. Не задумываясь, он решительно подходит к нему.
— Товарищ Ленский?
— Совершенно верно! А вы товарищ Алехин, наверно? Очень рад с вами познакомиться, рассеянный молодой человек. А вот вам и бумажник ваш.
С этими словами он засовывает руку в боковой карман пиджака, но, так и не достав оттуда никакого бумажника, дружески хлопает вдруг Алехина по плечу:
— Слушайте, дорогой! А ведь с вас причитается! Пойдемте-ка в кафе и выпьем по маленькой по случаю столь счастливого исхода этой неприятной для вас истории. Там я и вручу вам ваш бумажник.
Все это звучит так естественно, что Евгению ничего более не остается, как последовать за Ленским. А он, видимо не сомневаясь, что предложение его будет принято, устремляется к кассе и берет входные билеты.
— Ведь, правда, осенила меня гениальная мысль? — весело говорит он. — Без этого уж очень все прозаически могло пройти. А мы сейчас не только ознаменуем это событие, но и знакомство закрепим. В большой ресторан мы не пойдем, а вот лучше сюда, налево. Тут есть маленький — на свежем воздухе. Кстати, и приятель мой сюда подойдет. Мы с ним всегда здесь встречаемся. Я вас с ним познакомлю. Он человек интересный. Ну вот мы уже и пришли! Не правда ли, очень уютно? И совершенно свободно.
Небольшой ресторанчик действительно расположен почти под открытым небом. Только буфет его находится под крышей, а над столиками лишь легкий тент.
— Давайте-ка вон туда, — кивает Ленский, — в укромный уголок.
Столик, за который они садятся, стоит на отшибе от других, у густой стены декоративного кустарника. Это не очень нравится Евгению, и он начинает настороженно осматриваться по сторонам. А Ленский, улыбаясь, достает, наконец, его бумажник и каким-то театральным жестом бросает его на стол.
— Вот мы теперь и кутнем! — весело восклицает он. — Прошу проверить, однако, все ли на месте.
У Евгения сразу же отлегает от сердца. Не обманул, значит! Раскрыв бумажник, он первым долгом извлекает из него свой рапорт и членский билет спортивного общества. Замечает он также конверт письма Михеева и билеты на стадион. Из другого отделения торчит пачка денег, но он считает неудобным пересчитывать их и с облегченным вздохом захлопывает бумажник.
— Нет, нет, дорогой! — протестует Ленский. — Посчитайте обязательно! Деньги, как говорится, счет любят. А я тем временем закажу кое-что, если не возражаете.
— Да пожалуйста, только за мой счет.
— Ну что ж, не возражаю, — весело потирает руки Ленский и шепчет что-то подошедшему официанту. — Я понемногу, чтобы вас не разорить, — улыбается он Алехину. — По полтораста коньячку "три звездочки" и по паре бутербродов с семгой. А то порционное долго ждать. Посчитали деньги? Все в порядке? Не перевелись, значит, порядочные люди на Руси! А вот и коньячок!
Он ловко наливает его в рюмки и чокается с Евгением.
— Ну-с, дорогой товарищ Алехин, за доверие! За доверие, которого еще так мало между людьми.
— Но позвольте, — делает протестующий жест Евгений. — Я бы хотел персонально за вас…
— Спасибо! Буду очень рад, но это уже пойдет вторым туром, ибо я и мое скромное деяние — лишь результат доверия и взаимовыручки друг друга. Вот, пожалуйста, семга. Закусывайте. А я налью еще по одной, раз уж вы имеете желание выпить за мою скромную персону. Ваше слово, товарищ Алехин! Да, простите, что же это мы друг друга по фамилиям, будто на профсоюзном собрании? Вы ведь Евгений Иванович, насколько мне помнится? Ну, а я Викентий Федорович.
— За ваше здоровье, Викентий Федорович! — чокается с Ленским Алехин. — И за вашу порядочность!
Когда они выпивают, Ленский вскакивает вдруг и бросается навстречу какому-то здоровенному детине в ковбойке с засученными рукавами.
— О, наконец-то! А я уж думал, что ты забыл о нашем уговоре. Прошу познакомиться. Это мой новый друг, Евгений Иванович Алехин. А это, — кивает он на здоровяка, — мой старый друг Алеша Калашников, мастер спорта. Прошу любить и жаловать. Присаживайся, Алеша. А мы по этому случаю еще графинчик закажем.
— Нет, нет, я уже больше не буду, — протестует Евгений. — А вы пожалуйста! С меня ведь причитается…
— Ну, милый мой, не ожидал я этого от вас! — разводит руками Ленский. — В том разве дело, за чей счет? Да ведь это я в шутку сказал, что с вас причитается. Где же тогда моя порядочность? Вернул найденные деньги, а теперь вымогаю их у вас на пропой души? Нет уж, вы меня не обижайте: счет будет общий. На паритетных, так сказать, началах. Угостили вы меня, теперь я вас. А потом, может быть, и Алеша раскошелится.
— Ну хорошо, — сдается Евгений, чувствуя, что от выпитого он почти не захмелел. — Давайте еще по рюмке, но больше не просите. Я ведь почти непьющий…
А графин уже на столике, и в нем гораздо больше коньяку, чем в первый раз. Впрочем, может быть, Евгению это только кажется… Выпив еще рюмку, он вдруг чувствует, что голову его обволакивает приятный туман и все происходящее начинает казаться не очень реальным. Он ведь и в самом деле почти не пьет. Во всяком случае больше ста пятидесяти граммов никогда еще не выпивал.
"Стоп! — решает