Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

– Знаешь, только не надо плакаться, – поморщился Журавлев. – Тебя послушать, конец всем. На нас тоже мины сыпали и два штурмовика бомбы бросали. Половина людей из строя выбыла, в основном погибшие да тяжелораненые. Но ведь никто не бежал.

– Чего ты сравниваешь твоих и моих? – вскинулся Зимин. – Я тоже не первый день замужем, финскую войну, слава богу, прошел. Но кто думал, что так внезапно навалятся?

– Брось. И ты и я еще недели две назад уже точно знали, что нападение состоится.

– Знали. А я без артиллерии сидел и пополнение получал. Каждый третий – местный. О чем думали, когда их призывали? Почти все разбежались, кто ноги унести сумел.

Неугомонного старшину все же свалила усталость. Он заснул где сидел, подняв воротник шинели. Заговорили потише, чтобы не будить его и бойцов. Разговор шел уже более спокойный.

Все трое: начальник заставы Журавлев, пехотный комбат Зимин и самый старший из них, сапер Кондратьев, были людьми, много чего повидавшими. Делились мнениями о нападении немцев.

Да, война началась внезапно, но ведь все трое знали, ее не миновать. И хотя сбивало с толку странное заявление ТАСС о соблюдении Германией пакта о ненападении, из Москвы едва не каждый день приходили директивы о повышении боеготовности.

Понемногу подтягивалось вооружение и в то же время шли настойчивые приказы не давать малейших поводов для провокаций. Разве повод является проблемой? Была бы сила, а повод для нападения найти легко. В этой противоречивости мы демонстрировали Гитлеру свою нерешительность.

Трое командиров не могли судить о готовности армии к отражению нападения. Но они видели, что стрелковая дивизия, обязанная прикрывать этот участок границы, передвигает свои подразделения с черепашьей скоростью, рассредоточивая их на большом расстоянии. Словно нерешительный шахматист долго чешет затылок перед каждым ходом, затем осторожно перебрасывает батальон ближе к границе и снова чего-то ждет.

Одна дивизия в масштабе фронта всего лишь песчинка. Но изменить положение на участке подполковника Платонова она могла вполне. Ее штаты составляли 18 тысяч человек, а вооружение 130 орудий разного калибра, не считая пулеметов. Однако разбросанная в разных местах дивизия не дала о себе знать.

Даже штаб полка так и не прибыл, вели бои два батальона и небольшое количество артиллерии. Организовать отпор немецким частям они не сумели. Об этом свидетельствовала история батальона Григория Зимина, который в меру своих сил пытался что-то сделать и потерял две трети личного состава. Судя по разрозненным сообщениям, авиационно-истребительный полк был также в основном уничтожен.

Штаб стрелкового полка не прибыл. Платонов, как старший по должности, организовал на месте сбора оборону и разослал в разные стороны разведку. Он все еще надеялся на скорый подход частей Красной Армии.

Радисты тщетно пытались наладить связь. Сквозь треск помех слышались обрывки разговоров, в основном на немецком языке. Танковый командир безуспешно искал один из пропавших батальонов.

– Четвертый, отзовитесь… четвертый.

В ответ раздавались быстрые команды на немецком, разные голоса что-то уточняли. Кто-то из немецких связистов, перехватив волну, стал передавать призыв окруженным частям сдаться. Перебивая всех, вдруг подала голос мощная радиостанция националистов. Там не скрывали радости по поводу быстрого наступления германских войск. Не слишком выбирая слова, предрекали червонной армии и всем большевикам вместе с жидами скорый конец. В виде одолжения тоже предлагали сдаваться, предварительно перебив комиссаров. «А мы глянем. Кого и домой отпустим…»

– Ищи наших, – прикрикнул на радиста штабной командир. – Чего всякую ерунду слушаешь!

Неутешительные сведения приносили разведчики. Все основные дороги были заняты немецкими войсками. Серьезных боев не наблюдалось, хотя кое-где звучали выстрелы, а вражеские самолеты бомбили какие-то цели километрах в тридцати восточнее.

По прикидкам Николая Мальцева, в лесу скопилась не менее пятисот-семисот человек. Остатки их заставы вместе со взводом саперов и батальоном (скорее ротой) Зимина выдвинули ближе к проселочной дороге и приказали рыть окопы.

Надо отдать должное, Платонов сумел быстро сколотить из разрозненных групп неплохо организованное подразделение. Периметр охранялся патрулями, создавалась оборонительная линия. В центре временного лагеря размещался штаб, полевая санчасть, комендантская рота.

Патрули не давали бойцам бесцельно слоняться, проверяли документы у вновь прибывающих. Но скопление в километре от дороги такой массы людей не могло долго оставаться не замеченным с воздуха.

Сержант Мальцев, под началом которого было всего лишь отделение из шести пограничников, не хуже больших командиров понимал, что дольше чем сутки – двое им не продержаться. Артиллерия практически отсутствовала. На их участке Николай увидел лишь старую горную пушку на деревянных, окованных железными обручами колесах.

Щит был диковинной, изогнутой, как сухой лист, формы, с торчавшим, словно обрубок, коротким стволом. Артиллеристы вяло ковырялись в земле. Ни шатко ни валко рыли капонир. У них осталось не более десятка снарядов и единственная лошадь. На небольшом костерке самый младший из расчета варил овсяную кашу, лошадь хрупала тот же овес.

Бойцы батальона Зимина, узнавшие вчера, что такое бомбежка и танки, рыли окопы резвее. Из оружия у них имелись лишь винтовки и пара пулеметов Дегтярева с малым запасом патронов.

Да и шестая застава (вместе с саперами Кондратьева) составляла, по существу, всего лишь взвод. Кроме винтовок и автоматов имелись три ручных пулемета. Боеприпасов вынесли сколько смогли, но они израсходуются в течение первого же боя. Вчера Николай убедился, как быстро пустеют коробки и ящики с патронами.

Соседним отделением командовал Щербаков Андрей. Сели вместе перекурить, к ним присоединился Василь Грицевич. Смотрели, как снова идут на восток тройки бомбардировщиков. Неподалеку на поляне паслись кони. Несмотря на запрет, дымили костры. В батальоне Зимина тоже варили еду.

Туда уже спешил патруль. После короткой ругани огонь залили водой из кипящего котелка.

– Мы почти сутки не жрали, – выкрикивал кто-то. – Вы, что ли, нас накормите?

Но патрульные уже бесцеремонно раскидывали костер артиллерийского расчета. Босой парнишка, развесивший портянки и обмотки на кустах, едва успел спасти котелок с недоваренным овсом.

– Обуйся, – приказали ему. – Расселись, как на именинах. Немцы кругом.

Другой патруль провел мимо них человек пять красноармейцев. Лишь у двоих имелись винтовки. Один поспешил содрать звездочку с пилотки, а обмотки были сняты и висели на плече.

– Вояки, мать их, – ругнулся Грицевич. – Обнаружат скоро наш табор и бомбами закидают.

– А все эти окопы как мертвому припарка, – мрачно проговорил Щербаков, стругая ножом ветку. – У бойцов в батальоне по несколько обойм на винтовку. Гранат совсем нет. Спросил, куда делись, а они отвечают, бросили мол, когда от танков убегали, как лишнюю тяжесть. Не в танки их кидали, а в кусты. Ну вояки!

– Танк гранатой не возьмешь, – заметил Николай.

– Связкой можно. В пяти штуках РГД шестьсот граммов тротила. Любую гусеницу порвет и даже днище проломит.

– Кроме покойного Миши Колчина, такую связку никто бросить не сумеет. Три килограмма веса.

Спор был пустой, так, от нечего делать. Все отходили от напряжения вчерашнего дня. Вспомнили погибшего пулеметчика Колчина, смелого парня, первого силача на заставе. На соревнованиях должен был вчера выступать. В субботу вечером тренировался, гири, как мячики, подбрасывал.

– А потом его миной подбросило. Какой парень был, от пулемета к пулемету бегал, пулям не кланялся.

Вспомнили остальных ребят, санитара Фомиченко.

– Помнишь, смеялись над ним, когда он диагнозы больным ставил? По-латыни даже чесал, чтобы умнее казаться.

– Ребенок и жена остались.

– Вдова, – поправил товарища Андрей Щербаков. – А Данила раненых под пулями вытаскивал. Смелый парень оказался. Как он сумел Мишку на горб взвалить? Тот в два раза его крупнее. Политрук тоже старался, но терялся с непривычки.

Мальцев был настроен более жестко.

– Кто из нас привычку к войне имел? Ну, может, Журавлев да еще старшина… Для остальных как удар по башке. Ничего, стояли на местах, стреляли. А у Зелинского крепко страх играл. Хреновый пример для всех.

– Не сбежал ведь. Даже из пулемета стрелял.

– Паршивенько он стрелял, руки тряслись.

– Так его другим вещам в училище обучали.

– Во-во, языком чесать, да политзанятия проводить.

Подошли двое бойцов из батальона Зимина, попросили закурить. Угостили их махоркой.

– Это у вас, что ли, костер залили?