Вектор атаки - Евгений Филенко

– Гляделки есть, вот и смотрю, янрирр квартирмейстер.

– А нечего на меня смотреть. Мне такие шансы ни разу не выпадали. А те, что выпали… распорядился я ими не лучшим образом. Все время думал: зачем рисковать, чего ради? И так все неплохо складывается, не раздет, не разут, накормлен, напоен, в тепле, в хорошем месте… куда еще выше-то лезть? Для чего дергаться? С высоты падать всегда больнее, можно и костей не собрать. Вот и не влез я ни на одну из вершин, что сулила мне фортуна, так и остался в тесной конуре… хоть и теплая, и при хозяине, а все равно конура, иначе не назвать… а мог бы… мог бы…

«Давай, жужжи себе, старый жук, – подумал Нунгатау. – Я-то своего упускать не намерен. И не упущу. И в навоз, как ты говоришь, ни за что не вернусь, но и таким, как ты, зачуханным ушкуртом, никогда не стану».

– Ладно, – промолвил квартирмейстер Р. Н. Рамиакту другим уже, казенным голосом. – Мысли твои начертаны на лице твоем… а вернее сказать, на роже твоей шкодливой. И потому, мичпоц, распахни уши пошире, как некий степной зверь-моммакенх, и приготовься воспринимать инструктаж.

…Едва только мичман удалился, квартирмейстер вызвал офис гранд-адмирала.

– Наш следопыт выбрал команду «болтунов», – сообщил он.

– Неожиданно, – сказал гранд-адмирал. – Курьезно. Я полагал, он захочет командовать бессловесными тварями. В чем я ошибся?

– Собственно, он и не выбирал. Взял первое, что под руку попало.

– Хм… И что это может означать, старина?

– Только одно, янрирр гранд-адмирал. Мичман Нунгатау – звереныш дикий и на дрессировку не податливый. А потому намерен действовать в одиночку, как и привык, и при удобном случае попытается избавиться от нашего присмотра.

В лимбургском стиле

– Как вы себя чувствуете, Винс? – спросил командор Хендрикс.

– Прекрасно, – сказал де Врисс. – С поправкой на реальное положение вещей, разумеется. Хуже, чем вчера, но лучше, чем завтра. И вообще это была импровизация. Мне просто нужно было отвлечь внимание системы наблюдения от моего невольного возгласа.

Де Врисс лежал на койке, вытянувшись, закрыв глаза и сложив руки на животе, старательно изображая из себя немощного. Лицо у него осунулось и было того же цвета, что и застегнутая под горло казенная куртка, щеки запали, так что в больших артистических усилиях нужды не было. Остальные со скорбными лицами стояли у изголовья. Лишь командор, соблюдая такую же кислую физиономию, сидел в единственном кресле. Со стороны мизансцена ни у кого не могла бы вызвать подозрений, благо была многократно отрепетирована. В том, что наблюдение «со стороны» имеет место, сомнений не было очень давно. Беседа шла на лимбургском языке, которым по счастливому стечению обстоятельств владели все члены экипажа «Согдианы», да еще Оберт, хотя последнему пришлось изучить его эмпирическим путем. Эхайнов же всякое применение в обиходе лимбургского и других неофициальных языков Федерации очень раздражало. Поэтому с минуты на минуту следовало ждать появления кого-нибудь из дежурных офицеров, и не в лучшем расположении духа.

– Отель «Тайкунер-Маджестик» и Кристина, – сказал де Врисс. – Моя Кристина. Моя женщина, я рассказывал вам, Дирк, и вам, командор. Такое не может быть случайным совпадением.

– Почему?

– Не та новость, которую стоило бы транслировать по всей Галактике. Таких отелей на каждой планете воз и маленькая тележка. Сюжет шел по линии агентства «Юниверсал Ньюз» – уж не знаю, как сейчас, а в наше время это был информационный монстр, который не разменивается на подобные мелочи.

– Мы же не досмотрели до конца, – сказал командор. – Вдруг в конце сюжета возникла бы какая-то ударная сцена, способная заинтересовать всю человеческую Галактику.

– Я потом досмотрел, – вмешался Оберт. – Ничего там не возникло. Мадам выглядела несколько напряженно и, я бы сказал, озадаченно. Как если бы ее затащили туда против воли.

– Еще бы, – сказал де Врисс. – Мы уже тогда решили, что впредь нас в эту жуткую дыру пряником не заманишь. И встречались в более годных для приятного времяпрепровождения местах. Тот же «Золотой Феникс» или «Конгрив-44»… Нет, воля ваша, это был постановочный сюжет. И предназначался он для нас, а конкретно – для меня. Нам подают какой-то знак.

– Почему именно для вас, Винс? – спросил ван Ронкел. – Чем вы заслужили такую честь?

– Понятия не имею.

– Я думаю, такие сюжеты были раньше, – сказал Оберт. – И адресовались разным пассажирам «Согдианы» – в расчете на то, что хотя бы один дойдет до адресата и будет верно интерпретирован. Они не дошли, потому что были отфильтрованы: в эхайнских спецслужбах нет дураков, как бы нам ни мечталось. Или по той банальной причине, что не попали в пакет информационных перехватов.

– Или не были восприняты адресатом, – добавил командор.

– Будь это не первый случай, – сказал ван Ронкел, – стоило бы говорить о какой-то системе и пытаться сочинять гипотезы. А так это все же, извините мой скептицизм, больше смахивает на случайность. И я не стал бы искусственно возбуждать в себе необоснованный оптимизм…

– Взгляните на меня, – сказал де Врисс. – Я похож на оптимиста?

– Еще вчера, Винс, я ответил бы отрицательно, – осклабился ван Ронкел. – А сейчас просто одно лицо.

– Хорошо, допустим все же, что Винс прав, – сказал командор. – Тогда как мы должны интерпретировать это послание… гм… из потустороннего мира?

– Не знаю, – сказал де Врисс. – Может быть, просто извещают, что не забыли. Простой дежурный звоночек. Или мы все здесь слишком отупели, чтобы прочесть скрытый смысл.

– Дешевый отель, – сказал Оберт. – Подруга одного из членов экипажа. Какие-то тривиальные похвалы гадюшнику, ни в коей мере их не заслуживающему.

– Тогда так, – сказал командор. – «Мы знаем, что условия вашего содержания приемлемы, хотя и далеки от идеальных. Но…»

– Что «но»? – спросил ван Ронкел.

– Не знаю, – проворчал командор. – Должно же быть какое-то «но»!

– На Земле должны понимать, где мы находимся и что с нас наверняка не спускают глаз, – сказал Оберт. – Что вряд ли нам удастся смотреть и бесконечно пересматривать информационные сюжеты, чтобы вылавливать тайные сигналы. Поэтому для нас все должно быть прозрачно с первого раза. И в то же время не будить излишней подозрительности в эхайнах.

– А что, если там были еще сходные сюжеты? – предположил ван Ронкел. – Основное сообщение прошло мимо нас, а сюжет с отелем был просто всплеском несущей частоты… чтобы привлечь внимание.

– Марсианские горки, – сказал командор Хендрикс. – Недоделанные динозавры. Злобная стерва Морра, которая и раньше никому была не нужна, а теперь и того более, ломать себе там шею… Выживший из ума старик Дитрих Гросс, которым впору уже детей пугать. Липовые мегалиты Царицы Савской. Что я еще пропустил?

– Фестиваль «Космовидение-153», – напомнил Оберт.

– Вот именно, – сказал командор. – Песни и пляски диких гуманоидов. Ничего примечательного. Кроме цифры. Раньше я думал, что это год проведения фестиваля. А сейчас обнаруживается, что это вовсе не год, а непонятно что.

– Значит, нам что-то говорят изо дня в день, а мы ни черта не понимаем, – сказал де Врисс досадливо. – Или эхайны просто играют с нами в теорию заговора.

– Я думаю, нужно поговорить с Ниденталем, – решительно заявил Оберт.

– С Ниденталем? – переспросил де Врисс. – Это тот странный тип, который постоянно ухмыляется и теребит свою бороденку?

– Он самый, – сказал Оберт. – Он действительно со странностями… но его странности могут нам помочь.

– Он, кажется, дружен с Руссо?

– Без него ни на шаг. Этакие Кастор и Поллукс… Руссо сам не без странностей, так что эти двое прекрасно дополняют друг друга.

– Все мы не без странностей, – сказал командор. – Кстати, об играх. Дирк, вам не приходило в голову, что Ктелларн проигрывает нарочно?

– Нарочно? – Оберт пожал плечами. – Зачем?! Чтобы таким образом снабжать нас дезинформацией? Во-первых, это никаким образом не похоже на дезинформацию. Особенно идиотские сериалы… Во-вторых, в том нет ни малейшего смысла. Играть в конспирологические игры с нами? Пустая трата времени…

– Вы когда-нибудь видели, как играет кошка? – спросил ван Ронкел.

– Кошки не играют, – усмехнулся Оберт. – Они поддерживают форму.

– Вот-вот, – сказал ван Ронкел.

– Да бросьте, – сказал Оберт. – Знали бы вы, как он переживает свои проигрыши. Вон всю стену мне разбомбил своими кулачищами.

– Эхайны порой бывают весьма артистичны, – сказал командор. – С их эмоциональностью только Шекспира представлять.

Стоявший возле окна ван Ронкел чрезвычайно выразительно откашлялся.

– Понятно, – сказал Оберт по-лимбургски и сразу же перешел на интерлинг: – Отдыхайте, Винс, друг мой, и больше не пугайте так почтенное собрание…

– Подождите, – сказал де Врисс на лимбургском. – Вы не заметили больше ничего странного?