Семь ночей в постели повесы - Анна Кэмпбелл

А потом в мгновение ока все изменилось.

Мягкость испарилась, словно никогда и не существовала. Она прочла недвусмысленное неприятие того, что он увидел на ее лице. Должно быть, она глазела на него со щенячьим обожанием. Какой смысл теперь отрицать? Стыд свинцовой тяжестью буквально придавил ее.

Сидони отшатнулась. Его рука сжалась, не дав ей сбежать. В то же время он быстро сдвинулся в сторону, чтобы полог кровати спрятал его лицо в тени. Утренний свет больше не падал на его шрамы. Это движение было таким резким, что тряхнуло кровать.

Боже милостивый…

Ее смущение испарилось. Обычно Меррик выставлял напоказ свои шрамы, не давая никому возможности посочувствовать его уродству. Этим же утром у него не было времени прикрыться своим привычным щитом от любопытства и отвращения. С упавшим сердцем Сидони осознала, что, несмотря на всю эту браваду, он ненавидит свои шрамы. Ненавидит всей душой.

Он не допустит жалости к себе – она опустила глаза. И все же их защипало от слез. Глупая, ах, какая же она глупая! Как трудно подавить горячее желание заключить его в объятия и предложить утешение от целой жизни страданий. Безумное, опасное желание.

– Должно быть, я теряю сноровку. Осквернив чистоту твоей постели, я был уверен, что ты завопишь что есть мочи, – проговорил он со знакомой издевкой, наконец посмотрев ей в глаза.

Но после того мига откровения, когда он так резко отшатнулся, Сидони знала, что его небрежная манера – защитный механизм. Прекрасная улыбка, которой он одарил ее при пробуждении, превратилась в насмешливую. Пусть она тысячу раз дура, но не могла она не пожалеть об этой перемене, даже когда тело ее одеревенело.

– Ты никогда не заставишь меня кричать, – отозвалась она с суровостью, которой отнюдь не чувствовала.

Меррик обрадовался, но мисс Форсайт не поняла чему.

– Не будь так уверена, bella.

Снова он взялся за старое. По крайней мере, его насмешки напомнили ей о том, чем она рискует в этой постели. Когда Сидони согласилась спасти Роберту, она воображала сотни опасностей. Принуждение. Насилие. Жестокость. Но она и представить себе не могла, что самым большим риском будет раненая душа хозяина замка Крейвен.

– Что ты здесь делаешь? – Она старалась говорить ровным голосом.

– А разве это не очевидно?

После этих слов впечатление о приятном утре было испорчено. На этот раз она предприняла более решительную попытку высвободиться, но Меррик с возмутительной легкостью опрокинул ее на спину.

– Отусти, – прошипела Сидони сквозь онемевшие губы. Сердце лихорадочно колотилось от паники и гнева главным образом на себя. Ну почему она не улизнула до того, как он проснулся?

Твердо держа ее одной рукой за талию, Джозеф приподнялся и другой рукой обхватил Сидони за затылок, удерживая, чтобы как следует рассмотреть.

– Ни за что на свете.

Разрази его гром! Как бы ей хотелось, чтобы он не говорил таких опрометчивых слов. Будь она хоть чуточку глупее, могла бы принять их всерьез. И что бы тогда с нею стало? Страх сдавил горло. Не хватало только покинуть замок Крейвен не только опозоренной, но и с разбитым сердцем. Нет, она должна уйти отсюда нетронутой и не запятнанной скандалом, твердо напомнила себе Сидони. Осталось только поверить в это.

– Это не входит в наш договор.

Хотелось бы ей набраться силы воли и настоять на том, чтобы он отпустил ее. Если она станет кипеть от злости из-за этих игр – и она кипит, черт бы его побрал! – но остается эта проклятая непрошеная нежность. Ничем не стереть из памяти его потрясение и испуг, когда он проснулся и обнаружил, что она разглядывает его. Сидони подозревала, что он мучает ее сейчас, чтобы не дать задуматься над тем моментом откровения.

Окружив ее своим мужским запахом, он склонился ближе. Она молила о самообладании, о здравомыслии и – да поможет ей бог в ее несбыточном желании – о спасении.

– Наверняка здесь есть еще одна спальня.

Меррик улыбнулся так, что заставил Сидони гадать, уж не догадывается ли он, какая борьба происходит у нее внутри.

– Пригодна для обитания только эта. Я же не собирался устраивать загородный прием, tesoro. Я планировал неделю плотских радостей с любовницей.

Она оцепенела, когда он лениво пропустил ее волосы сквозь пальцы и помассировал затылок. Ощущения разбегались, как круги на воде.

– В первую ночь ты же где-то спал.

– Койка в гардеробной не предназначена для мужчины шести футов роста. Будь я проклят, если позволю тебе снова меня туда сослать.

– Быть может, я могла бы спать там? – проговорила она с фальшивой любезностью.

К удивлению, губы его дернулись.

– Зачем ты бросаешь мне вызов, когда знаешь, что я не могу против него устоять?

– Я тебя совсем не знаю, – возразила Сидони, чтобы напомнить себе, а также поставить его на место. Желание прильнуть к его ласкающей руке становилось почти нестерпимым.

– Тогда почему я чувствую, что ты считаешь каждый удар моего сердца?

Трудно было сказать, говорит ли он это серьезно. Если б только она могла понимать каждую его мысль. Знала она лишь то, что столь же околдована, сколь и напугана. А то, чего не знала, оставляло ее дрейфовать в океане непрошеного желания.

– Прекрати играть со мной, Меррик.

– Стало быть, не хочешь продолжать прелюдию? – Он склонился над ней, вдавливая в матрац своим большим телом.

Она заерзала, но не сдвинула его.

– Я хочу, чтобы ты отпустил меня.

– Нет, не хочешь.

Беда в том, что в глубине души она и вправду не хотела, но еще не настолько подпала под его чары, чтобы забыть, что поставлено на карту. Она положила руку ему на грудь, не давая приблизиться еще больше.

– Прекрати, Меррик.

– Джозеф.

Сидони силилась сохранить контроль над реальностью.

– Порочный, лживый, распущенный, коварный, интригующий, беспринципный негодяй.

– Скажи это так, будто действительно так думаешь. – Он прижался к ее сдерживающей руке и завладел губами. В этот раз удивление не парализовало Сидони. И она была уже не та невинность, которую его поцелуи лишали дара речи. Она познала удовольствие, вызванное малейшим прикосновением.

Ладонь его, лежащая на затылке, расслабилась. Рука на талии скорее обнимала, чем удерживала. На один запретный миг она прильнула к нему, как вьюнок, а после прервала поцелуй и извивалась, пока нога ее не коснулась пола.

Он схватил ее за руку.

– Не уходи, Сидони! Тебе ничто не угрожает. Я просто хочу поцеловать тебя.

Она бросила на него скептический взгляд и встала, задрожав от утреннего холода.

– И почему я тебе не верю?

– Потому что прискорбно недоверчива. – Он помолчал. – И потому что ты умная женщина.