Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945 - Петер Хенн

Я поднялся на крыло своего «Мессершмитта» и забрался в кабину.

Нам еще раз необходимо подняться в воздух, но не для того, чтобы встретить бомбардировщики, а чтобы спасти свои машины, укрыв их.

Спустя четверть часа мы прибыли в Литторио и замаскировали свои машины среди кустарника на берегу Тибра, ставшие практически невидимыми для самолетов-разведчиков.

– Слышится гул, – сказал Зиги.

– Хм-м.

– Взгляни! Вон там.

– Хм-м.

– Это настоящий парад игрушечных солдатиков. Они разворачиваются.

– Хм-м.

Зиги уставился на меня, удивленный тем, что я внезапно онемел. Искоса взглянув, он произнес:

– Теперь ты тоже начал «гудеть».

– Я подражаю им, как ты видишь.

– Чертов дурак! Разве ты не можешь отвечать более членораздельно?

– Я поражен. Вот мы, двадцать пять истребителей, лишь наблюдаем, в то время как враг, там наверху, летит как на параде. Мы должны быть в воздухе вместо того, чтобы практиковаться в маскировке. Они превращают нас в наземную прислугу. Это абсолютный позор. Посмотри на это. Одно соединение за другим. Это, Зиги, как сказал бы Монтень[103], больше достойно смеха, чем рыданий.

– Хм-м…

Сейчас настала очередь Зиги «гудеть».

– Ты подумал еще об одном? Подобное этому не может продолжаться долго. Конечно, есть все шансы на то, что эти большие «ящики» уже перемололи бы нас на части, если бы мы поднялись в воздух, чтобы встретить их. Какую взбучку задали бы они нам. Возможно, именно поэтому мы должны благоразумно оставаться на земле. С другой стороны, если мы попали в это положение сегодня, то что случится завтра? Мы, кажется, катимся под уклон, говорю я тебе.

– Хм-м. Хм-м…

– Вероятно, мы должны рассуждать следующим образом: «Не задумывайтесь о потерях, давайте прямо атаковать их. Двадцать пять истребителей против 500 бомбардировщиков». Я лично очень хочу этого. Но из соображений экономии командование учит нас держаться подальше. – Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжил: – Когда думаешь, что на этом месте, где мы сейчас находимся, две тысячи лет назад Цицерон[104], возможно, выращивал лук… Ты можешь представить, как он изумился бы, увидев «Крепости» так, как мы их видим сейчас? Он бы тронулся умом.

– Не больше, чем мы.

На этих исторических размышлениях высокого уровня Зиги и я, лежавшие на траве, заснули, в то время как бомбардировщики спокойно, словно кофемолки, пролетали над Вечным городом. Мы были расквартированы на Виа Аппия[105], на южной окраине Рима. Вилла, которую мы заняли, до войны предположительно принадлежала послу Аргентины. В первый же вечер, войдя в гостиную, я услышал, как по радио говорит диктор: «Хэлло. Это союзнический военный гарнизон в Бари. Этим вечером мы рады приветствовать 2-ю авиагруппу, прибывшую в Чампино и Ченточелле (далее следовали подробности). Так как вы прибыли из долины По, то мы не можем упустить такой благоприятный случай, что не выказать свое уважение к вам, джентльмены. Не забудьте до следующего рассвета получше зарыться в землю, пока у вас есть еще время. Увидимся, джентльмены. Спокойной ночи».

– Отлично, но это уже немного чересчур, я должен сказать! – воскликнул Зиги. – Как, черт возьми, они узнали о нашем прибытии?

– Болван! Из наших радиопереговоров и от Бадольо[106]. Этим утром мы много болтали, а они нас слышали. Вдобавок об этом позаботились ренегаты-фашисты[107]. Ничего не может быть проще. Помнишь, что произошло в 1916 году?[108] Мы окружены шпионами!

Дни проходили в перемещениях от аэродромов к местности на берегах Тибра и обратно. Порой, когда мы думали, что противник устал, мы рисковали оставаться на аэродромах Чампино и Ченточелле.

Приземляться там могли лишь пилоты, сведущие в акробатике. Воронки от бомб располагались почти вплотную, но трюк, который мы уже использовали в Трапани, все еще был весьма эффективен. Мы засыпали воронки на участке шириной 15 метров вдоль взлетно-посадочной полосы и обозначали его пустыми бензиновыми бочками. Пилот, который не владел своей машиной в совершенстве, почти наверняка ломал себе шею. Но это было лучшее, что мы могли сделать.

Со своей стороны, американцы полагали, что невозможно продолжать нормальные действия с аэродромов, которые были превращены ими в картофельные поля, но в тот же день, когда итальянцы сообщали им о малейшей активности на них, фейерверк начинался снова.

В конце концов Ченточелле, Литторио, Чампино и другие аэродромы превратились в изрытые, словно кротами, поля. Лишь аэродромы, где мы маскировали наши «ящики», оставались неповрежденными. Самолетов там было больше, чем травы на них.

В первые две недели января царила нездоровая тишина. Это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.

Зиги полагал, что союзники чистят свои пушки и подвозят подкрепления.

Он оказался прав.

Несколькими днями спустя он однажды утром приветствовал меня следующими словами:

– Наши друзья высадились в Неттуно[109].

Я притворно потряс головой:

– О мой Боже! Это никогда не закончится! Алжир, Тунис, Пантеллерия, Сицилия, Калабрия, Салерно, а теперь Неттуно. Они могут преодолеть эти несчастные километры, которые отделяют их от Рима, в течение ночи, и притом пешком.

– Если на дороге нет слишком больших камней. Ты же знаешь, что они приходят в ужас от необходимости ходить пешком.

– В другом случае они будут здесь через час. У нас нет ничего, что можно выставить против них.

– Мы удерживаем Монте-Кассино[110]. Именно поэтому они пытаются ударить по нам с тыла.

Старик положил конец нашим размышлениям: «Все в воздух. Полетим и посмотрим, что происходит».

В тот день лишь некоторые из нас смогли пролететь над зоной высадки. Американцы создали заградительный зенитный барьер, беспрецедентный по своей мощи, которого никогда прежде не было на Южном фронте. На высоте от 450 до 9200 метров не имелось ни одного кубического метра воздуха, неприкрытого зенитными снарядами. Абсолютная стена огня. Полосу лесистой местности приблизительно в трех с половиной километрах к северу от Неттуно защищали батареи, размещенные бок о бок. Они были усилены зенитной артиллерией кораблей, стоявших на якорях около берега.

Какой салют…

Тем не менее сбить скоростной истребитель, летевший на 7700 метрах, было почти невозможно до тех пор, пока его пилот не начал бы придерживаться прямолинейного курса. Лишь случайный выстрел мог достать его. К сожалению, на сей раз это не могло помочь нам, заградительный огонь был настолько плотным, что мы предпочитали держаться на расстоянии. Видя эту картину, я сказал сам себе: «Замечательная выставка одуванчиков[111]. Эти зенитки предназначены для тебя. У них, должно быть, масса долларов, чтобы превращать их в дым подобным образом. И куда подевались ковбои? Никаких «Лайтнингов» сегодня нет».

Я должен был держать свой рот на замке. С юга на горизонте появилось облако. Стая «воробьев», толстых и черных, приближавшаяся со стороны Неаполя.

На сей раз это были «Тандерболты».

Командир группы, летевший справа от меня, не смог сдержать крик по двухсторонней связи: «Все за мной, иначе нас переловят словно крыс».

Мы успели вовремя вернуться на свой аэродром.

Несколькими днями спустя нас вызвал комендант аэродрома. «Рим объявлен открытым городом[112], – сообщил он. – Мы должны покинуть его. Мы еще раз начинаем стратегическое отступление на север в направлении Витербо».

В самом Риме все было вверх дном. Кессельринг[113] поспешно формировал боевую группу. Госпитали прочесывались, едущие в отпуск останавливались, отбившиеся от своих частей солдаты ставились в строй. Фактически каждый, кто говорил по-немецки и носил оружие, посылался на фронт. Римская боевая группа была направлена к плацдарму[114].

Если бы в тот момент американцы решили надавить на педали газа своих «Шерманов», то они прорвали бы фронт и доехали до Флоренции, а проблема Монте-Кассино решилась сама собой; но они упустили случай, и эта задержка помогла планам главнокомандующего на юге[115]. Американская пехота продвигалась вперед до тех пор, пока имела артиллерийскую поддержку, а затем она окапывалась и ждала. Спешно сформированные Кессельрингом команды просочились через Понтийские ворота, Toppe-Гайа[116] и вышли к побережью южнее Остии[117]. В центре они продвинулись к Априлии, Ланувио и Чистерне[118], а оттуда к побережью. Войска удерживали свои позиции, позволяя подойти подкреплениям, и линия фронта была сформирована. С другой стороны, американская артиллерия наконец получила цель для обстрела. На время десант был остановлен.