Испытание севером (Свежий ветер океана - 1) - Евгений Федоровский

Мы прорвались через линию прибрежных бурунов и вышли в открытое море. Здесь гремел и ухал настоящий шторм. "Замора" едва не вставала на дыбы. Пришлось держать нос к волне, иначе ветер перевернул бы катер и мы пошли бы сразу на дно, поскольку никакого запаса плавучести у "Заморы" не было...

Компас показывал 30 градусов. Плюс 25 градусов магнитного склонения. Значит, истинное направление - 55 градусов. А чтобы попасть в Марресале, надо было держать строго на восток. Следовательно, мы волей-неволей уходили мористее в океан. Вскоре ветер стал заворачивать. Пришлось держать курс по компасу - сначала 15, потом ноль градусов. Иными словами, мы помчались прямо в эпицентр циклона.

К ночи разразилась гроза. Суматошно заполыхали молнии. Как раздираемый брезент, только еще оглушительнее, загремел гром. Мы не могли держаться на ногах. Палуба плясала отдельно от нас, мы летали от стенки к стенке сами по себе.

Вдруг вхолостую завыл мотор. Дима бросился к люку. Оказывается, он забыл законтрить гайку, которая удерживала вал гребного винта. При работе винта гайка сползла с нарезки, вал ушел в воду, повиснув на честном слове. Кому-то надо было прыгать за борт, чтобы подтолкнуть вал с винтом на место. Проклиная всех и вся, Дима натянул гидрокостюм, привязался шкертиком к борту, спустился в воду. Володя вцепился в вал, чтобы он не ушел на дно. В темноте я пытался посветить ему фонариком, но тут ветер развернул катер, его стало класть с борта на борт. Пришлось срочно поднимать парус, как-то держаться на волне.

Ремонтировались долго. При слабом свете фонарика, в качку пришлось отвинчивать все гайки крепления реверса, снимать его, подгонять тягу, центровать, снова крепить болтами. В спокойную погоду работа не отняла бы часа, но сейчас винты, гайки и ключи выскальзывали из рук, норовя забиться под шпангоуты, откуда их мог извлечь разве что фокусник.

Ветер изменился снова, стал прижимать катер к берегу. В темноте разглядеть что-либо было трудно, но, судя по шуму волн, бьющихся о скалы, берег приближался. Дима с Володей все еще копались в моторном отделении. Я изо всех сил пытался удерживать парусом катер от сноса, но "Замору" все равно тащило к суше.

К рассвету я уже не имел представления, где мы находимся. Я приноравливался к ветру, часто менял галсы.

- Скоро вы там? - кричал я, наклоняясь к люку.

- Держись еще десять минут! - отзывался Дима.

Но проходило и десять минут, и двадцать... Когда, казалось, "Замору" вот-вот бросит на камни, я клал парус на новый галс, выгадывая метры. В этот момент катер почти ложился на борт.

- Еще десять минут! - кричал Дима.

В сумеречном свете стал различаться берег - незнакомый, обрывистый, из темного песчаника. У самых камней дыбились и кипели фонтаны воды.

Наконец Дима завел мотор. Как следует затянуть и законтрить гайку вала все же не удалось. На середине Байдарацкой губы шторм мог бы окончательно растрепать катер, да и на двигатель оставалось мало надежды. Пришлось искать обратную дорогу в Кару.

Новый накат густого тумана застал нас у входных маяков. Красные пятна фонарей сразу же скрылись в темно-серой мгле. Где действуя шестом, где спрыгивая в воду, мы отыскивали фарватер. Как на скверной фотографии, появилось покосившееся двухэтажное здание знакомой гостиницы. Мы снова стали на якорь напротив нее...

Встретил нас тот же Валерий Молчанов. Увидев из окна "Замору", он быстро растопил печь, вскипятил чайник, поставил разогревать вчерашний суп из консервов, изрядно уже надоевший за дни нашего сидения в Каре.

- Проводил вас, и на душе заскребло, - говорил он, помогая перетаскивать спальники в дом. - Плыть в такой ветер по открытой воде - с ума сойти! Мне ли не знать...

Несмотря на молодость, Валерий успел поколесить по белу свету. После десятилетки работал на химическом заводе, поступил в медицинское училище, служил в Забайкалье, Казахстане, на монгольской границе. Какая нелегкая понесла его в Амдерму, он и сам толком объяснить не мог. Просто захотел посмотреть Север. Поработал плотником в порту, потом решил все же вернуться к основной специальности - стал фельдшером в Красном чуме. Научился, как ненцы, есть сырую печенку, управлять оленьей упряжкой, кочевать по зимним пастбищам и летовкам, переплывать через холодные тундровые речки. На становищах, в промысловых избушках приходилось быть и терапевтом, и стоматологом, и хирургом, и акушером. Где еще мог найти врач такую богатую практику! Свою работу он выполнял с удовольствием, с восторгом и всюду в округе был желанным гостем.

...А стены гостиницы по-прежнему сотрясал ветер, и в окна пулеметной дробью стучал дождь...

Потянулись тягучие, сонные, безрадостные дни, похожие один на другой. Изредка наш быт разнообразили маленькие новости, но и они не радовали. Пробились по Каре с Полярного Урала туристы на байдарках и резиновых лодках. С грохотом и гвалтом заняли они пустующие комнаты, начали терзать гитару Они ждали случайного самолета, чтобы попасть в Воркуту, Нарьян-Мар или Амдерму, а оттуда домой - в Ленинград, Москву, Ярославль.

По вечерам к нам приходил ненец Алексей Хантазейский, рассказывал, как в войну под Мурманском на оленьей упряжке подвозил на передовую патронные ящики и снаряды, а оттуда увозил раненых и обмороженных Он дымил трубкой, набитой крепчайшей махрой, и цокал, приговаривая в конце каждой фразы "Ай, беда, беда..."

...Через несколько дней шторм стал стихать. По крайней мере перестали звенеть стекла. Не мешкая ни минуты, мы перетащили на катер свои спальные мешки и отчалили.

В Байдарацкой губе над "Заморой" еще потешилась крупная волна, но небо начало очищаться. Карский берег спрятался в лиловой хмари уходящего циклона, а кругом раскачивалось и пенилось море...

В какой-то момент все вдруг изменилось. Вода налилась синью. В глаза ударило солнце. Как давно мы не видели его! Солнце оказало прямо-таки магическое действие. Все неприятности показались ничтожными. Обиды забылись. Теперь мы двигались к цели и, кажется, в силах были побороть и отчаяние, и напряженность в отношениях, и тоску по дому.

Мы разложили на палубе мокрое белье, улеглись на надувную лодку и лежали так, подставив лучам изжелта-белые лица. Когда проходило два часа, кто-то из нас спускался в каюту, садился за штурвал, а другой занимал освободившееся место под солнцем.

Берег показался вечером. Это был Ямал. Хотя мы держали по компасу более или менее правильный курс, но вышли километров на десять севернее полярной станции Марресале. Все же трудно было рассчитать курс без самых элементарных навигационных инструментов и точной карты, полагаясь только на интуицию и тот самый спичечный коробок размером пять на три с половиной сантиметра... Возникло желание повернуть прямо к Харасавэю, тем более что одну станцию от другой отделяло всего восемьдесят километров. Но Дима, поглядев в горлышки канистр, решил, что горючего не хватит, и повернул "Замору" к Марресале.