Подпольная Россия - Сергей Степняк-Кравчинский

Но все это частные функции, которые могут быть соединены в гармоническое целое только под условием присутствия в организации людей совершенно особого типа, которых можно назвать людьми революционного долга, организационной дисциплины и исполнительности. Благодаря им-то ведется хорошо, правильно и аккуратно скучная повседневная революционная работа, от которой, в сущности, зависит успех исключительных, блестящих деяний, подобно тому как от темных физиологических процессов зависят факты высшего проявления человеческого духа или от ничтожных, чисто матерьяльных вопросов продовольствия и экипировки армии - участь великих сражений. Эти-то суровые, сварливые цензоры блюдут за хранением революционной тайны, составляющей две трети успеха в конспирационных делах; топча без всякой пощады самые нежные сердечные струны своих товарищей, они-то не дают организации расплыться в окружающем революционном мире, сохраняя ее цельным, резко обособленным, крепким и живым организмом, способным развить до максимальной величины и свою силу нападения, и силу сопротивления ударам врагов. Отнимите этих людей, и самая лучшая организация распадется, превратится в груду развалин, в бесформенную массу, как здание, в котором вода внезапно растворила весь цемент, или как тело, из которого вдруг вынут весь костный остов.

Не удивительны поэтому примеры, что люди такого типа приобретают в организациях огромное значение и влияние, не будучи даже одарены ни особенными талантами, ни выдающимся умом. Если же природа наделила их тем и другим, то из них-то выходят основатели кружков и организаций, нравственные диктаторы, имена которых передаются от одного революционного поколения к другому много лет спустя после того, как и они сами, и основанные ими организации сошли с исторической сцены.

Софья Перовская принадлежала к числу наиболее цельных и ярких представителей этого типа революционных деятелей. Трудно было найти человека более дисциплинированного, но вместе с тем более строгого. Во всем касающемся дела она была требовательна до жестокости, и о ней говорили недаром, что она способна довести человека до самоубийства за малейший промах. Но, строгая к другим, она была еще строже к себе самой. Чувство долга было самой выдающейся чертой ее характера. Она культивировала в себе эту суровую добродетель, точно желая вытеснить ею все прочие стороны своей натуры, казавшиеся ей вылитыми из слишком непрочного металла. И действительно, при своей железной воле она сумела выработать из себя истинного стоика, способного выносить, не согнувшись, самые ужасные удары судьбы. Никогда никто не слыхал от нее ни одной жалобы, ни одного стона. Она все умела таить в себе, подавляя нравственную боль, презирая физические страдания. Больная, едва держащаяся на ногах, с адом в душе, потому что накануне погиб человек, бывший ее великой, первой и единственной любовью, она твердо берет в свои руки руководство делом 1 Марта и без минуты слабости ведет его до конца. Узнав о близкой, неминучей, ничем не отвратимой казни дорогого человека, она ни на мгновение не оставляет строя: она рыскает по городу, имея по семи свиданий в день; спокойная и бодрая, она ведет по-прежнему дела, и никому из видевших ее в эти ужасные дни не приходит в голову, какая бесконечная мука таится в ее груди.

И, однако, под стоически спокойной внешностью в этой героической натуре скрывалась другая сторона, которая лишь изредка, как молния на темном грозовом небе, прорывалась сквозь одевавшее ее спокойствие, но которая одна давала такую мощь ее слову и такую силу ее руке.

Дух ее был настолько же могуч, как и ум. Ужасная работа непрерывной конспирации при русских условиях, эта работа, истощающая, сожигающая, как на адском огне, самые сильные темпераменты, потому что беспощадный бог Революции требует в жертву не жизнь, не кровь своих служителей - о, если бы он требовал только этого! - а лучший сок их нервов и мозга, душу их души: энтузиазм, веру - иначе он отвергает, отталкивает их презрительно, безжалостно, - эта ужасная работа не могла надломить душу Софьи Перовской.

В течение одиннадцати лет стоит она на бреши, присутствуя при огромных потерях и огромных разочарованиях, и все-таки вновь и вновь бросается она в самую жестокую сечу. Она сумела сохранить в груди нетронутою искру божественного огня. Ее стоицизм и суровый культ долга были лишь мантией, делавшей ее похожей на античных героев, а не мрачным и унылым саваном, под которым благородные и несчастные души хоронят свои разбитые верования и надежды. Несмотря на весь свой стоицизм, несмотря на видимую холодность, в глубине души она остается вдохновенной жрицей, потому что под ее сверкающей стальной броней все же билось сердце женщины. А женщины, должно сознаться в этом, много-много богаче мужчин этим божественным даром. Вот почему им прежде всего обязано русское революционное движение своим почти религиозным пылом; вот почему, пока в нем останутся женщины, оно будет непобедимым.

Софья Перовская была не только руководителем и организатором; она первая шла в огонь, жаждая наиболее опасных постов. Это-то и давало ей, быть может, такую власть над сердцами. Когда, устремив на человека свой пытливый взгляд, проникавший, казалось, в самую глубину души, она говорила со своим серьезным видом: "Пойдем!" - кто мог ответить ей: "Не пойду"?.. Она сама шла с увлечением, с энтузиазмом крестоносца, идущего на завоевание гроба господня. С бою отнимает она место хозяйки дома в московском подкопе у другой женщины-бойца, Якимовой, требовавшей, чтобы оно было дано ей. Лишь после долгого сопротивления соглашается она уступить место хозяйки сыроварни в подкопе на Садовой. Когда в московском покушении участники решают оставить ее в доме, чтобы следить за прибытием императорского поезда и дать сигнал к взрыву, прощаясь со своими товарищами по работе, покидавшими роковой дом, она говорит наедине одному из них, что "счастлива, очень счастлива", что это поручение выпало на ее долю.

Что же касается до решительности и хладнокровия в исполнении, то трудно, а может быть, и невозможно найти слова достаточно сильные, чтобы выразить их. Довольно вспомнить, что в московском покушении все шесть или восемь мужчин-рабочих, которые, конечно, не были первыми встречными, поручили именно Перовской воспламенить выстрелом из револьвера бутылку с нитроглицерином, чтобы взорвать все и всех, в случае если бы полиция явилась их арестовывать.

Не будем говорить о ее роли в деле 1 Марта, потому что это значило бы повторять то, что всем известно.

Приведем, однако, одну подробность, о которой не могли знать газеты. Решения Исполнительного комитета относительно предстоящего покушения должны были по необходимости ограничиться самыми общими чертами.

Следует при этом заметить, что, ввиду недостаточного исследования недавно изобретенных бомб Кибальчича, метальщиков решено было употребить лишь в виде резерва на случай неудачи взрыва на Садовой - и только в крайнем случае отдельно.

Подробности применения этого плана были предоставлены Перовской, и когда, стоя на своем посту, она узнала, что царь направился новой дорогой, она поняла, что этот крайний случай наступил, и уже по собственной инициативе, как опытный полководец, по глазомеру переменила перед лицом неприятеля фронт, выбрала новую позицию и быстро заняла ее своим резервом метальщиками. Этому-то решительному маневру и обязаны революционеры своей грозной победой.

Императорский прокурор, желая показать бессилие Исполнительного комитета, сказал, что лучшим доказательством тому может служить поручение руководства предприятием такой важности слабой руке женщины. Исполнительный комитет, очевидно, понимал лучше, с кем имеет дело, и Перовская доказала, что он не ошибся.

Она была арестована неделю спустя после дела на Екатерининском канале, потому что ни за что не хотела покинуть столицу...

Спокойная и серьезная, без малейшей тени рисовки, предстала она пред судом, не думая ни об оправдании, ни о самовосхвалении, - простая и скромная, как жила, возбудив удивление даже врагов.

В краткой речи она просила только не отделять ее как женщину от прочих ее товарищей по делу; и просьба эта была исполнена...

Шесть бесконечных дней казнь все откладывалась и откладывалась, хотя законный срок для кассации и просьб о помиловании назначен всего в три дня.

Какова была причина этого непонятного промедления? Что делалось в это время с осужденными?

Никому не известно.

Слухи самые зловещие упорно носились по городу. Уверяли, что по азиатски хитрому совету Лорис-Меликова осужденные были подвергнуты пытке с целью вырвать у них признания - не до суда, а после него, потому что тогда никто уже больше не мог услышать их голоса.

Были ли то пустые выдумки или чьи-нибудь нескромные разоблачения?

Никому не известно.