Грозные царицы - Анри Труайя

Члены Верховного тайного совета поднялись наверх, в большой зал дворца, где собравшиеся во множестве гражданские лица, военные и священнослужители ожидали результата их совещания. Узнав о решении, принятом советниками высшего ранга, епископ Феофан Прокопович робко напомнил о завещании Екатерины I, согласно которому после смерти Петра II корона Российской империи должна перейти к его тетке Елизавете, дочери Петра Великого и покойной императрицы. Неважно, что это дитя рождено до венчания родителей: мать передала дочери кровь Романовых, говорил он, а все остальное не имеет значения, когда на карту поставлено будущее России. Услышав эти слова, возмущенный Дмитрий Голицын воскликнул: «Нам не нужны ублюдки!»

Оскорбленный и униженный подобной оплеухой, Феофан Прокопович проглотил свои возражения и перешел к изучению «практических условий», предлагаемых для подписания императрице. Список ограничений императорской власти заканчивался клятвой кандидатки на престол: «А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской». В соответствии с условиями грамоты, придуманной консультантами наивысшего ранга, императрица обязывалась истово трудиться ради укрепления православной веры, не выходить замуж, не назначать себе наследника и держать при себе Верховный тайный совет, чье согласие будет всегда совершенно необходимо, если она надумает объявить войну, заключить мир, поднять пошлины, вмешаться в дела дворянства, назначить кого-то на ключевые посты империи, заняться распределением земель, деревень, крестьян, а также своих собственных средств, взятых из казны: Анне вменялось в обязанность соразмерять свои личные расходы с нуждами и возможностями государства. Перечень запретов поразил присутствовавших. Не слишком ли далеко зашел Верховный тайный совет в своих требованиях к будущей царице? Не заключено ли в этом списке оскорбление Ее Величества? Те, кто опасался, что власть будущей императрицы будет ограничена оглядкой на традиции, сталкивались с теми, кто только радовался усилению роли истинного боярства в политической жизни России. Но очень скоро вторые одолели первых. Со всех сторон раздавались возгласы: «Это еще лучший выход из положения!» И даже епископ Феофан Прокопович, вдохновленный энтузиазмом большинства, умолк и затаил свои тревоги. С согласия всей страны Верховный тайный совет получил князю Василию Лукичу Долгорукому, князю Дмитрию Голицыну и генералу Леонтьеву отвезти Анне Иоанновне в далекую Митаву послание, содержащее условия наследования ею престола.

Тем временем Елизавете Петровне стало известно о сути споров и распоряжений Верховного тайного совета: ее личный врач, который был одновременно и доверенным лицом, Арман Лесток, предупредил царевну о махинациях, готовящихся в Москве, и умолял «действовать». Но она отказалась предпринимать какие бы то ни было, пусть даже самые незначительные, попытки отстоять свои права на трон Петра II. У нее не было детей, и она не хотела их иметь. По ее мнению, единственным законным наследником российской короны был племянник, Карл-Петр-Ульрих, сын ее сестры Анны и герцога Карла-Фридриха. Да, именно он был единственным законным наследником, но… но мать его умерла, а ребенку было всего несколько месяцев. Оцепеневшая, онемевшая от горя, Елизавета не колеблясь приняла траур, да ей и не хотелось преодолевать это препятствие, вставшее между нею и светской жизнью. После всех любовных авантюр, приведших лишь к разочарованию, после всех рухнувших надежд и всех несостоявшихся обручений она прониклась отвращением к российскому двору и предпочитала одиночество и даже скуку деревенской жизни пестроте, шумихе, суетности, мишуре дворцов.

В то самое время, когда цесаревна размышляла – и грусть ее была смешана с горечью – о будущем империи, больше никак ее не касавшемся, посланники Верховного тайного совета спешили к ее кузине Анне Иоанновне в Митаву. Кандидатка в царицы приняла их с лукавой доброжелательностью. И Анна Иоанновна не зря втихомолку посмеивалась: добровольные шпионы при дворе, с которыми она поддерживала отношения, уже успели донести ей о содержании писем, привезенных депутацией от Верховного тайного совета. Но внешне, конечно, она ничем себя не выдала: намерений своих так и не открыла, прочитала и бровью не поведя перечень запретов, накладывавшихся на российскую императрицу и продиктованных теми, кто стремился сохранить режим, который позволил бы им держать власть в своих руках, более того – объявила, что со всем согласна. У нее, казалось, не вызвало возражений даже сделанное ей предложение порвать с любовником – Эрнстом-Иоганном Бироном. Введенные в заблуждение тем, с каким достоинством и – одновременно – с какой покорностью вела себя Анна Иоанновна, полномочные представители двора даже и не предполагали, что без их ведома она уже все уладила. Договорилась с фаворитом, без которого не мыслила жизни, что он по первому ее зову, по первому сигналу, что путь открыт, явится в Москву или Санкт-Петербург. Их встреча была тем более возможна, что, судя по сведениям, полученным Анной Иоанновной от ее истинных сторонников в России, среди мелкого дворянства есть много людей, готовых восстать против высшей аристократии, против этих «верховников», как их называли в народе, обвиненных в том, что они хотели присвоить себе власть Ее Величества, чтобы увеличить свою. Шептались даже, что гвардия, всегда защищавшая священные права монархии, в случае конфликта намерена вмешаться, встав на сторону наследницы Петра Великого и Екатерины I.

Втайне лелея собственные планы, заверив делегатов из Москвы в полном своем согласии подчиниться требованиям Верховного тайного совета и сделав вид, что попрощалась навеки с дорогим своим Бироном, Анна Иоанновна пустилась в дорогу. За нею следовала свита, достойная принцессы такого ранга. 10 февраля 1730 года сделали остановку в селе Всесвятском, поблизости от Москвы. Назавтра должны были состояться похороны Петра II, времени на то, чтобы добраться до города, не хватало, но эта помеха вполне устраивала будущую императрицу. И действительно, как она узнала немного позже, траурный день оказался ознаменован скандалом. Невеста покойного, Екатерина Долгорукая, в последний момент потребовала, чтобы ее поместили в кортеже там же, где находились члены императорской семьи. Те, кому на самом деле принадлежала эта привилегия, взбунтовались и отказались принять «выскочку» в свои ряды.

Началась перебранка, после обмена оскорблениями и поношениями взбешенная Екатерина отправилась домой.

Этот инцидент, во всех подробностях изложенный Анне Иоанновне, немало ее позабавил, и ей показалось еще приятнее заснеженное Всесвятское с его тишиной и покоем. Но следовало подумать и о том, как она въедет в старую царскую столицу. Озабоченная тем, чтобы народ ее полюбил, Анна Иоанновна угостила водкой два прибывших ее поприветствовать подразделения: Преображенского полка и конного гвардейского полка, после чего, не сходя с места, объявила себя полковником этих войск, а главного своего приспешника – графа Семена Андреевича Салтыкова – подполковником. Зато – взяв реванш, – когда к ней явились с визитом изъявить почтение члены Верховного тайного совета, она приняла их с ледяной вежливостью и притворилась удивленной, увидев, что канцлер, Гавриил Головкин, собирается наградить ее орденом Андрея Первозванного, на который она и так имела право как царица. «Ах, правда, я и позабыла его надеть!» – с иронией произнесла она, остановив Головкина жестом. И, позвав кого-то из свиты, попросила надеть на нее ленту прямо на глазах у канцлера, шокированного подобным нарушением правил. Удалившись, каждый из членов Верховного тайного совета подумал про себя, что управлять царицей будет не так легко, как им казалось.