Ржавые листья - Виктор Некрас

— Даёшь!..

Я был — вой великого князя Вольга Вещего, кметь Добрыня Сизый Волк.

В гридне было душно. Князь подошёл к окну, толчком руки подняв раму. Со двора хлынул холодный и сырой речной воздух.

Я невольно качнул головой. Что-то с князем неладно. С утра сам не свой, вот и сей час даже за столом с дружиной не сидит, только озирается да морщится.

Князь вдруг шатнулся, схватился за раму окна. Она захлопнулась, ноги князя подкосились, и, лишённый опоры, он рухнул на пол. В уголке рта была видна пена.

Мы разом сорвались с места. Я оказался около князя первым, приподнял его голову с пола. Вольг что-то старался сказать, отплёвываясь, наконец, смог прохрипеть:

— Змея… змея…

И умер.

Я был — вой великого князя Игоря, кметь Жар Волколак.

Ядовито-синее море осталось за спиной; по левую руку жарились под солнцем крепостные стены Бердаа, празднично-белые с виду; по правую — тянулись длинные густые заросли винограда. Русская рать змеёй вытягивалась, равняясь в стену и щетинясь частыми жалами копий. А там, впереди, уже разгонялась конная рать местного эмира, блистающая латами и мечами.

Вот она с разгону ударила на наш плотный строй, в ушах восстал громогласный звон железа, перемешанный с многоголосым ржанием и криками. Огромная тяжесть обрушилась на вздетое копьё. Я рывком отбросил её в сторону и вновь упёр тупой конец ратовища в землю.

Мусульманская конница увязла в нашем строе, как колун в свиле. И тогда из виноградников вырвалась вторая рать русичей. Тоже пешая, как и наша (понеже отколь здесь, в заморье взяться русской коннице?). И в первом ряду, подняв нагой меч, бежал сам воевода Свенельд.

Я был — вой Святослава, Князя-Барса, воевода Военег Волчий Хвост. Я был собственным отцом.

— Канг-эр-р! — чья-то медная глотка хрипло проревела боевой клич печенегов. Куря! Сам хан здесь!

Оттеснённый к самой воде, я отмахивался левой рукой и видел, как князь выкручивал мечом восьмёрки, отходя к камню.

И видел, как печенеги раздались вдруг перед князем в стороны, и как хан, широко размахнувшись, метнул тяжёлое копьё, и князь опоздал его отбить…

И видел, как широкий — в полторы ладони! — плоский рожон копья вошёл Святославу под рёбра, прорвав колонтарь, словно полотняную рубаху — вздыбилось по краям раны ломаное железо…

И видел, как пошатнулся князь, и из уголка обиженно искривлённого рта, напитывая краснотой усы, протянулась пузырящаяся струйка крови — видно, удар ханского копья просадил Святославу лёгкие…

И видел, как ринулись печенеги — и захлестнули всё ещё стоящего князя густой тёмной волной…

И ещё видел, как Святослав, падая, размахнулся и бросил меч в реку, туда, где Орлиный камень обрывался в омут Морского царя, — да не достанется ворогу…

И всё, наконец, прошло. Я снова был самим собой, кметьем дружины великого князя, Некрасом Волчаром.

Это было хорошо.

Но вновь наваливалась тьма.

Распластанное нагое тело кметя лежало на холодной даже на вид лавке, отчего всем пятерым Тайным вдруг стало не по себе, словно их всех вдруг уличили в чём-то стыдном и недостойном.

— И что дальше? — спросила женщина своим удивительным голосом, когда погас огонёк в стеклянном шаре.

— А что? — очнулся Витязь.

— Как мы теперь достанем меч? — сварливо спросила женщина. — Он же в Омуте Морского Царя, у самой Хортицы. На дне реки.

— Не спешите, многоуважаемые, — обронил, выпрямляясь, чародей. — Волшебство ещё не окончено.

Он встал со своего места и быстро задвигался вокруг лавки. Шар исчез, его сменила чаша с водой, — не та из которой пил Волчар, а иная, раза в два, а то и в три побольше. Бросил в неё какую-то траву.

— Что за трава? — немедленно спросил Колобок.

— Колюка, — ответил сквозь зубы чародей. — И тирлич.

— Колюка? — удивился Колобок. — Она ж для меткости…

— Кому как, — бросил в ответ чародей. — Всё, умолкни и не мешай, а то в жабу оберну.

Он принялся водить над чашей ладонью с растопыренными пальцами и что-то бормотать. Тайные разобрали далеко не всё, только часть слов:

— На море, на Океане, на острове на Буяне… железный котёл с водой… замутись, вода, прояснись, вода… укажи, вода, вещь покраденную…

Вода в чаше закипела, хотя никакого жара не было, замутилась. Из чаши повеяло резким запахом.

— Чем пахнет? — спросил чародей, глядя куда-то вверх.

— Навозом, — бросила женщина.

— Пылью, — сказал, принюхиваясь, Витязь.

— Землёй, — задумчиво обронил Колобок.

— Деревом, — разомкнул сухие губы Щап.

— То есть, меч не на дне, — заключил чародей. — Так?

— Так пахнет в городах, — сказала женщина. — В больших городах.

— В русских городах, — заключил Колобок.

Витязь немедленно загоготал:

— Ты по навозу определил, что ль?

— По дереву, — недовольно поджался Колобок. — В иных не деревом несёт, а камнем или глиной.

— Теперь мы знаем, что меч где-то на Руси, — кивнула женщина. — Осталось только понять, как его найти.

— Я сделаю науз, — бросил чародей. — Он будет указывать путь.

— Ну и зачем нам тогда этот щенок? — сварливо спросил Щап, неприязненно глядя на распростёртое тело Волчара.

— Ну, наперво, не щенок, а волчонок, — спокойно сказала женщина. — Чего это ты его так сразу невзлюбил-то?

Щап что-то невнятно пробурчал сквозь зубы, но тут встрял Витязь:

— А у него, дорогая Горислава, ненависть ко всему волчьему роду, — бросил он. — Месть кровная, что ль…

Если бы взгляды могли убивать, то Витязь был бы убит уже дважды — женщиной, что вмиг стала Гориславой, и Щапом. Но ему было всё равно, он только скалил зубы, хорошо видные даже в прорезь скураты.

— Волчонок нам нужен, — резко сказал он. — Сам не видал бы его в жизни… Опричь него, меч сможет найти только сам Волчий Хвост. А ты его попробуй уговори. Да и больно уж он заметный человек. А вот сын его гораздо неприметнее.

— А ты не для своей дочки парня приберегаешь? — ехидно бросил Колобок.

Чародей гневно зашипел, стойно гадюке.

— Отрыщь! — приказала властно Горислава, словно сцепившимся собакам. Чародей замер, только желваки по челюсти перекатывались. Колобок отвернулся.

— Ты, Прозор, эти тонкости кметю сам объяснишь, — ровным голосом продолжала Горислава. — Нам уже идти пора.

Волчар невольно дёрнул уголком рта и тут же замер вновь, но это прошло незамеченным для Тайных. Он был при памяти уже довольно долго, но притворялся беспамятным, сам не зная, почто — сыграть было занятно.

Он уже прекрасно понял, что главный здесь не Витязь и не Прозор, и даже не Щап. И уж конечно, не Колобок. Главная здесь — женщина. Горислава. Навряд ли это настоящее имя.