Русский Париж - Вадим Бурлак

Продавцы свежей рыбы, можно сказать, никогда не видят дневного светила, так как уходят домой только тогда, когда огни реверберов начинают уже бледнеть. Но если на рынке никто друг друга не видит, зато все друг друга слышат, ибо кричат там во всю глотку, и нужно хорошо знать местное наречие, чтобы разобрать, откуда раздается зовущий вас голос…».

Парижские кафе второй половины XVIII века объединили русских разных сословий. Здесь могли встретиться важный петербургский сановник и московский купец, студент и мелкопоместный дворянин, аристократка и служанка, сопровождающая барыню. Все эти приезжие из России посещали кофейни.

Хотя и в те времена во Франции подобные заведения отличались друг от друга обустроенностью, качеством напитков и дороговизной.

Мерсье писал, что в Париже: «Насчитывают от шестисот до семисот кофеен. Они являются обычным убежищем праздных людей и приютом бедняков, которые зимою греются там и благодаря этому обходятся у себя дома без дров. В некоторых кофейнях устраиваются академические салоны, где разбирают театральные пьесы, распределяют их по разрядам и оценивают их достоинства. Начинающие поэты шумят там особенно громко, так же как и все, кого свистки вынудили бросить избранную карьеру. Они бывают обычно настроены на сатирический лад: ведь самыми беспощадными критиками являются именно непризнанные авторы.

Там образуются партии за и против того или другого произведения; главари этих партий любят нагонять на всех страх и готовы с утра до вечера разносить писателя, которого невзлюбили. Нередко они его вовсе не понимают, но это не мешает им громить его; а литераторам приходится спокойно сносить все эти нападки.

В большинстве кофеен болтовня носит еще более скучный характер. Говорят исключительно о газетных известиях. Доверчивость парижан в этом отношении безгранична: они глотают все, что им преподносят, и, несмотря на то что были обмануты уже тысячу раз, снова возвращаются к министерским памфлетам…

Считается зазорным проводить целые дни в кофейнях, потому что это свидетельствует об отсутствии знакомых и о том, что человек не принят в хорошем обществе; а между тем кофейни, где собирались бы образованные и приятные люди и где царили бы непринужденность и веселье, были бы предпочтительнее наших клубов, в которых нередко бывает очень скучно.

Наши предки ходили в трактиры и, по слухам, поддерживали этим свое хорошее настроение; мы же только изредка позволяем себе заходить в кофейни. Черная вода, которую там пьют, вреднее благородного вина, которым опьянялись наши отцы; тоска и язвительность царят в этих словно замороженных помещениях, и мрачное настроение посетителей проявляется во всем. Не новый ли напиток причиной такой перемены?

Кофе, который там пьют, невкусен и пережжен; лимонад вреден для здоровья, ликеры настояны на спирту. Но добродушный парижанин, судящий обо всем по внешности, все пьет, все глотает, все пожирает.

В каждой кофейне есть свой оратор; в некоторых из них, в предместьях, председательствуют подмастерья портных и сапожников. А что ж тут плохого? Нужно, чтобы самолюбие каждого было удовлетворено.

За содержательницами кофеен всегда ухаживают; они всегда окружены мужчинами и должны быть особенно добродетельны, чтобы противостоять искушениям. Все они большие кокетки; но кокетство составляет, по-видимому, необходимую принадлежность их ремесла».

В 1777 году Париж посетил Денис Иванович Фонвизин. Супруга писателя Екатерина Ивановна страдала от серьезной желудочной болезни, и врачи рекомендовали пройти курс лечения на водах во Франции.

Во время этой поездки Фонвизин вел дневник. Нередко в его записях — раздражение и ворчание автора по поводу увиденного: «Словом сказать, господа вояжеры лгут бессовестно, описывая Францию земным раем. Спору нет, что в ней много доброго; но не знаю, не больше ли худого».

Еще не добравшись до столицы, Денис Иванович писал: «Мы не видели Парижа, это правда; посмотрим и его; но ежели и в нем так же ошибемся, как и в провинциях французских, то в другой раз во Францию не поеду…».

В Париже Фонвизин иногда захаживал в кофейни и рестораны. Видимо, не приглянулись они писателю. Не только приготовленное здесь, но и сама обстановка в заведениях пришлись не по нраву Денису Ивановичу.

«Белье столовое во всей Франции так мерзко, что у знатных праздничное несравненно хуже того, которое у нас в бедных домах в будни подается. Оно так толсто и так скверно вымыто, что гадко рот утереть… блюд кругом не обносят, а надобно окинуть глазом стол и, что полюбится, того спросить чрез своего лакея…».

С раздраженным настроением Фонвизин прибыл в Париж, в таком же состоянии и убыл из города. Что ж, у каждого приезжего из России был свой взгляд на столицу Франции…

Не каждому русскому, как Денису Фонвизину, приходился по вкусу парижский кофе. И если не было денег на приличный ресторан, визитеры из России проводили время в знакомых заведениях — кабаках.

«Вздорожание вина и его преступная фальсификация принудили жителя Парижа прибегнуть к водке, — писал Мерсье. — Вот что делает непосильный налог на вино, взимающийся в размере четырех су с бутылки, которая сама по себе стоит всего только три су. Женщины-носильщики, перетаскивающие громадные тяжести и работающие наравне с мужчинами, тоже пьют этот яд, горячащий голову и обжигающий внутренности. Но он играет роль вод Леты для всех этих тружеников: они топят в нем вместе с рассудком и свои заботы. Самые крепкие организмы разрушаются от ежедневных излишеств. Зачем их лишают полезного для здоровья вина? Они сами, конечно, предпочли бы его водке.

Эта новая пагубная привычка породила во всех кварталах Парижа, а особенно там, где проживает чернь, множество кабаков. В этих смрадных вертепах вы встретите бездельников, проводящих все время в том, что медленно, глоток за глотком тянут смертоносный напиток. Табачный дым заменяет им пищу, т. е. погружает их в состояние оцепенения, лишающее их аппетита вместе с бодростью и силой.

Сыновья честных ремесленников пропадают в этом убежище праздности и лени, куда их привлекают грубые тюрлюпинады, длящиеся там с утра до вечера, ибо в каждом из этих зловонных кабаков имеется свой оратор и шутник.

Самый замечательный из этих кабаков находится в предместье Сен-Марсо. Сюда стекаются в дневные часы отвратительнейшие создания из окрестностей Пон-Нёфа и Лувра, чтобы истратить на водку несколько су, вырванных у похотливых трубочистов, чернорабочих и воров.