О смелых и умелых (Избранное) - Николай Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А затем, что я снайпер, милочка. Сверхметкий стрелок. Моя профессия - убивать. И я должен, чтобы не потерять меткости, стрелять, стрелять, стрелять. В ворон, в людей, в лошадей и одинаково метко. Понимаешь?
Глаша молча слушала, испуганно взмахивая длинными ресницами, словно бабочка крыльями.
Фон Таксис снова вскинул винтовку, прицелился: щелк! трах! - и еще одна ворона свалилась с дерева.
Андрейка восхищенно глядел на офицера.
- Что ты на меня уставился, мальчик? Ты меня узнал? Я поручик Лермонтов со школьной картинки, да?
- Ага! - кивнул Андрейка.
Офицер фон Таксис был курнос, с округлым лицом и усиками над пухлыми губами. Он самодовольно улыбнулся.
- На вот на память, - офицер протянул Андрейке стреляные гильзы. И в тот же миг схватил его ухо пальцами, словно клещами.
- Невежа! Не забывай в другой раз говорить спасибо.
Андрейка чуть не завопил от боли, но сдержался и процедил сквозь зубы:
- Спасибо.
Глаша зарделась, не сказав, однако, что Андрейка ее родня. Что с нее спросишь? Она только что родного брата не признала - младшего, Фильку.
Надо же было так случиться, что после двух миловидных детей третий народился у Филоновых словно в насмешку. Лицо скуластое, нос приплюснут, глаза как плошки, рот до ушей. И кроме всего этого, его голову венчала шапка огненно-рыжих волос, завитых в такие крутые кудри, что железным гребешком не расчешешь.
Если про Лукашку говорили, что его в цветущих лугах нашли, про Глашу сказывали, будто она среди роз в барском саду отыскалась, то про Фильку злословили, что его из крапивы вытащили.
И брат и сестра избегали его, а Филька так их любил, что иногда прокрадывался, чтобы посмотреть на сестру хоть издали. Вот и сейчас, притаившись за железной кованой оградой, он любовался сестрой и оказался свидетелем того, как офицер обидел Андрейку.
- Ты не сердись на него. Это он так, шутейно. Для Глаши... Он ей конфеты и духи дарит, - говорил Филька, подбежав к Андрейке, когда офицер и сестра ушли. - Это хозяйки племянник любимый. С войны на побывку прибыл. Так что... ничего! А у тебя к Глаше дело какое?
Андрейка рассказал.
- Верно! - подтвердил Филька. - Сакс-Воротынские желают нанять грума к своим лошадям. Пойдем, я тебя проведу к ним. Это рядом. У меня там привратник знакомый, я ему за нюхательным табаком в лавку бегаю...
Привратник, нарядный старик, давно обезножевший, сидел под аркой ворот богатого особняка, видневшегося в саду. Узнав от мальчишек, чем они интересуются, он позвал конюшенного. Тот позвал нарядно одетого лакея. Лакей, выслушав их, удалился в дом, и вскоре на балкончике дома появились хозяйки усадьбы барышни Сакс-Воротынские. Все три. Высокие, большеглазые, золотоволосые. Красавицы!
Барышни взглянули на мальчишек и весело рассмеялись. Особенно насмешил их Филька.
- Прелестный уродец! - вдоволь насмеявшись, сказала одна сестра.
- Красный арапчик! - подхватила другая. - Очаровательно!
- С таким грумом всю Москву можно насмешить! - сказала третья.
Сестры удалились, не сказав ребятам ни здравствуй, ни прощай, и конюшенный выпроводил мальчишек...
Когда Андрейка понуро приплелся домой, Филониха все еще распивала чай. Узнав, как обернулось дело, она перекрестилась.
- Ну и слава богу! Еще одно мое гадание сбылось. Я тут раскидывала карты, не выходила тебе должность в богатом доме, при трех важных кралях. А вышло идти в трефовый дом к трефовому королю. Там за параличным барином надо горшки выносить. Должность, конечно, душная, барин залежалый, но платить будут хорошо и при ихнем столе и чае...
Бабушка принялась уже доставать чистую одежду для внука, но в это время дверь открылась, и в неурочное время вошел отец. Андрейка быстро спрятался за бабушкину спину.
- Тьфу, опять забастовка! - Ни с кем не здороваясь, отец шмякнул кепку о колено. - Срочные заказы, хорошие заработки, а наши опять за свое. "Останавливай станки, кончай работу". Мало им прибавки, из-за которой в тот раз бушевали, так теперь царь помешал. "Долой самодержавие!", "Кончай войну!".
- Да уж теперь это модно, царя ругать, - поджав губы, Филониха метнула глаза на Андрейку.
- А ты, Лиса Патрикеевна, чего тут хвостом метешь? Чего вынюхиваешь? - отец недолюбливал Филоновых. - Или у нас беда какая? Чего понурые? - окинул он взглядом домашних.
- Да вот попросили мы Фенечку помочь нашей беде. По-родственному... начала бабушка.
Но Филониха сразу все выложила:
- Из школы парня выгнали! Так надо же куда-нибудь...
- Это за что? Ты чего натворил? - отец повернулся к Андрею.
- За оскорбление его императорского величества, - ехидно усмехнулась Филониха.
- И ты против царя бунтовать? Ах ты козявка! - отец рассмеялся.
- Вот и просим Фенечку определить его куда-нибудь, - всхлипнула бабушка.
- В лакеи куда-нибудь? В подпевалы, в подтиралы! К чертям! Я своим детям филонить не позволю!
Отец стукнул ладонью по столу, и Филониха исчезла. Только запашок от нее остался, кофейно-мятный, сладковатый.
- У, Филоны проклятые! - пробормотал отец и удовлетворенно высморкался. - Вот забастовка кончится, и айда на завод. Подручным у кузнецов поработаешь и человеком станешь, как я. Вместе будем на железном солнышке греться, в заводской преисподней холод в жар перегонять! - Эти загадочные слова кузнец подкрепил ударом кулака по столу.
"АРБУЗ-КАРАПУЗ"
Так очутился Андрейка в жаркой "преисподней" Замоскворечья - в кузнечном цехе завода Михельсона.
С самого первого дня, когда отец представил его мастерам, кто-то из зубастых подручных крикнул: "Гляди, Арбуз нам Арбузика подкатил!" - и утвердилась за Андрейкой эта кличка.
- Арбуз, водички!
- Арбузик, подай клещи!
- Арбуз-карапуз, подсыпь угля!
И он носится от одного рабочего к другому, мелькая среди дыма и пламени. На щеках крапинки мазута, уши в саже, стриженая голова присыпана формовочной землей. Словом, настоящий чумазый, как и полагается заводскому мальчишке на побегушках.
Шустрый, сообразительный, Андрейка быстро обвыкся. Только глаза щурятся от раскаленных искр, брызгающих из-под молотов, да зубы блестят в улыбке. Веселый, безотказный подручный паренек.
Поначалу кузнецы над ним подшучивали:
- Сбегай в булочную, принеси дырку от бублика!
Или еще смешней:
- Дуй в инструментальную, скажи, пусть дадут тебе выволочку!
Иной раз помчится второпях, не разобравшись, вызвав хохот обалдевших от жары и грохота людей, а потом и сам рассмеется. Чего ж на них сердиться! Свои, рабочие. Хоть немного стряхнут усталость, посмеявшись.
Иное дело, если обидят мастера, десятники, хозяйские холуи. Тут за него рабочие заступаются, да и сам Андрейка в обиду зря не дастся. Уж как-нибудь, да отомстит обидчику.
Вот, например, мастер-рукоприкладчик, любящий раздавать оплеухи мальчишкам, сунется в карман за носовым платком, а там мышь! Откуда она взялась? Ну ясно, не с неба свалилась! Или вдруг вспыхнет во рту у злого десятника папироса и опалит усы... Кто ему "шутиху" в портсигар подложил? Поди узнай! Рабочие своих мальчишек не выдадут.
Тяжело рабочим - трудятся по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, а неокрепшим мальчишкам еще труднее. И ненависть их к хозяевам, платящим за труд гроши, еще сильнее разгорается.
Зайдет, бывало, сынок управляющего вместе со знакомыми барышнями показать им, как играют синие звезды над кипящей сталью в изложницах, похвалится, сколько на его отца трудится рабочих, - не успеет обернуться, а на штанах дырка! Едва ли штаны случайная искра прожгла... Уж очень веселы и лукавы взгляды заводских озорников.
Но не только озорством отличались замоскворецкие заводские мальчишки - славились они и отчаянной храбростью. Чуть где пожар - первые на крыше. Случись поножовщина, под ноги дерущимся бросаются разнимать. Прокрадется полицейский шпионить за рабочими - сразу его выследят. А уж если надо выручить своих заводских, тут ребята себя не жалеют. Особенно когда рабочих притесняют полицейские или казаки. У мальчишек против их сабель да нагаек свое излюбленное оружие - железные гайки. Ну и здорово они умели ими швыряться. Случалось, их меткие гайки полицейские лбы разбивали, чубатых казаков с коней сваливали.
Довелось и Андрейке вскорости своим рабочим помочь.
Как-то раз Саша Киреев и Андрей Уралов принесли в цех листовки против войны и царя. Хотели они их раздать, а полиция тут как тут! Под командой злющего жандарма Львовича по прозвищу Тигрыч. Скомандовали: "Ни с места!" - и начался обыск.
Киреев и Уралов засунули листовки за станки. Андрейка - пачки под рубаху, потуже ремень и арбузом выкатился из цеха - вроде живот схватило и в уборную. А оттуда, сдвинув доску ограды, в сад Гоппнеров...
Тигрыч зверем рычал, за грудки рабочих хватал, сам под станками усами подметал. Его фараонская команда все закоулки на коленках облазила. По карманам у людей шарила. И ничегошеньки!..