Судьба драконов в послевоенной галактике - Никита Елисеев

– Чего тихонько? – громко спросил Петро. – Счас хоть из пушек пали – им не слышно, видали, как плещутся?

Тем временем Ванятка и русалка допрыгали, доскакали до самого нашего полукруга.

Они резвились уже в самом центре полукружья, образованного сетью.

– Сидор, Петро, – тихо сказал Поликарп, – сдвигайте ряды. Хоп.

Ванятка на секунду остановился; русалка замерла тоже, и я успел ее рассмотреть.

Вода ручьями стекала с Ванятки и взблескивала на солнце.

При слове "хоп" Ванятка, согнувшись в три погибели, разбрызгивая вокруг себя воду, пробежал, прошмыгнул под сетью между мной и Константином – мы в ту же секунду опустили сеть.

Русалка метнулась было за Ваняткой, но была накрыта прочными капроновыми веревками и выдернута из воды. Спеленутая, она отчаянно билась, вырывала из рук сеть.

– Порядок, – завопил Константин, – здесь хрен порвешь! Ниточки первый сорт! Танк выдерживают.

– Не ори, – пыхтел Петро, – держи как следует.

Ванятка стоял в стороне, тяжело дышал.

– Волоките, – хрипло сказал он, – Джекки, только не гляди, что там в сетке трепыхается. Несешь и неси.

Мы потащили русалку к грузовику.

– От дура, – орал Константин, – ну ты гляди, как выгибается, норовит обратно в родную стихию… Ведь разъест ее всю в родной стихии-то. Мы же ее теперь, можно сказать, спасаем.

Русалка выгнулась и поглядела на говорящего Константина. Она замерла, вцепилась глазами в Костю, а пальцами в ячейки сети.

– О! – радостно-дурашливо заблажил Константин. – Ну ты гляди, как уставилась, как воззрилась, ну прямо – фрр!

– Что, – пыхтя, спросил Петро, – глазами, кажется, хотел бы всех он съесть?

– Не, – Константин помотал головой, – на волю птичку-рыбку выпускаю!

– Братцы, – взмолился Сидор, – кончай трепаться, лучше держите крепче. Уроним ведь.

Он споткнулся и чуть не брякнулся в воду.

– Держать, – прикрикнул на него Петро, – держать Капабланка… е… ехайды, Карпов с Корчным… понимаешь…

– А кто такие Карпов с Корчным? – поинтересовался Сидор.

– Эх, Сидор, – вздохнул Константин, – не знаешь ты истории далеких галактик.

Русалка билась, кидалась от одного к другому. Нести сеть было неимоверно трудно. Слезы выступили у меня из глаз.

– Я не могу, – прошептал я, – я выпущу сеть.

– Дам кулаком в лицо и выбью зубы, – пообещал Петро.

В это время за нашей спиной раздался шумный плеск. Ванятка хлопнулся в воду седьмой раз.

– Как бы он не захлебнулся на мелководье-то? – заволновался Сидор.

– А что, – бодро доложился неунывающий Константин, – такие случаи бывали. Поехали мы с Вальтером Первым. Все – спеленали, как положено, несем, он сзади плетется, тоже так – бултых, бултых, бултых, хлюп – и все… Ну, нам некогда оборачиваться, эта… белуга сетку рвет, колотится. Еле до ванны доволокли. Хлопнули в родную хлорированную, тут мне Рыжик – Поликарп знает Рыжика, помнишь, да? – и говорит: пойди сбегай, что там с Валькой стряслось. Я почухал по мелководью, а Вальтер уже все – посинел и не дышит.

– Заткнись, – попросил Петро.

Русалка застыла на миг, вскинула вверх голову (я увидел четко обозначившиеся, раздувшиеся полоски жабр; я увидел, как ячейки сети вонзаются в ее лицо) – и взвыла.

Русалочий вой был тонок, как лезкие стилета.

– Ух ты, – поразился Поликарп, – какого соловья отловили.

– Плохой знак, – мрачно сказал Петро.

– Петя… – мы услышали задыхающийся голос Ванятки, – Петя, – Ванятка сглотнул и продолжал, – четыре, четыре дня в мойке. Итого – шесть!

– За что? – изумился Петро.

– За мат… – Ванятка тяжело дышал, – и суеверия.

– Во Ванятка, – поразился Константин, – во дает. Я чего только ни видал: и воющих русалок сколько угодно, и как мужик русалку схавал, а потом, бедолагу, раздуло, и как шеф на мелководье захлебнулся, но чтобы шеф после акции за порядком следил? Чтобы подпруг не ослобонял?

– Иди, – тихо сказал Ванятка, – не ослобонял.

И тогда я увидел глаза русалки.

Русалка смотрела на меня с мольбой. Нет, это нельзя назвать мольбой, это был немой крик: "Выпусти, ну выпусти меня". Я был не в силах отвернуться от этого взгляда. Я еле переставлял ноги, сильнее, крепче сжимал сеть, но в какой-то момент русалочий взгляд заглушил все звуки мира, я уже не слышал ни нашего шлепания по воде, не трепотни Константина, ни мрачного отругивания Петро, ни успокаивающегося голоса Ванятки, – я слышал только взгляд русалки "Выпусти, ну выпусти же меня! Я знаю все, что будет со мной после, – я согласна! Молю тебя – выпусти!"

И я разжал руки.

Мы шли уже недалеко от берега – там, где вода едва досягала щиколоток.

Я успел увидеть счастье, озарившее лицо русалки.

– Ат! – выкрикнул Поликарп. – Петро! Перехватывай!

Русалка выскользнула из сетей и грянулась в песок, чуть прикрытый морской соленой водой.

– Фиу, – присвистнул Константин, – ну, устроил ты русалочке аутодафе, парень.

Я инстинктивно протянул руки, чтобы стереть с тела русалочки налипающий песок.

Русалочка заскакала прочь, в своем движении выказывая всю неизбывную, жгущую, жрущую ее изнутри боль. Ее словно подкидывало вверх, словно она хотела сбросить со своего безногого хвостатого тела груз медленного огня гниения. На моих глазах русалочка превращалась в огромный кусок гниющего живого мяса. Я видел, как отстают и шелушатся чешуйки на рыбьем хвосте русалки, как они отскакивают со странным пробочным звуком, как лопается белая женская кожа русалки…

Петр развернулся и дал мне по уху. Моя голова мотнулась. Поликарп добавил снизу – в подбородок. Рот наполнился солоноватой кровью. Я сплюнул. Шагнул назад, согнулся, покорно подставляя под град ожидаемых ударов спину и бока, пряча голову, закрывая ее руками.

– Да уж, – покачал головой Сидор, – ты погляди, что ты с ней учинил.

Я оглянулся и увидел за спиной Ванятки ком… еще дышащий, еще кое-как плямкающий по воде.

– Ее же теперь ни убить, ни пристрелить, – скаазл Ванятка, – что же ты? A?

Я опустил голову и разрыдался.

Я захлебывался от рыданий; сел в воду и заорал, завопил, заколотил по воде, по песку руками.

– Убью, – орал я, всаживая кулак в твердый, выглаженный, вылизанный водой песок, – убью! Все это… все! Я не хотел, не хотел. Мэлори. Мэлори!

– Петро, – попросил Поликарп, – вмажь ему ногой по рылу, это подействует лучше нюхательной соли. Лучшее средство от истерики – ногой в рыло. Рекомендую.

– Я не дерусь ногами, – сухо сообщил Петро.

Глава седьмая. Возвращение

…В карантин вошел сержант.

– Вольно, – махнул он рукой, – Куродо, почему не работаешь? Балду гоняешь?

– Никак нет, – Куродо вытянулся, – встретился с товарищем, коллега сержант, не мог не поделиться накопившимися за время его отсутствия воспоминаниями и размышлениями.