Как притворяются лжецы - Сара Ней

за плечи. На этот раз они выбрали идеальный момент.

Амелия быстро чмокает брата в щеку.

— Декс, мама хочет, чтобы ты сбегал наверх и взял ту фотографию, где вы с папой на адских каникулах в 2010 году. Знаешь, ту, где мы с Люси обе плачем на заднем плане…

— и вы с папой улыбаетесь в камеру.

— а мама выглядит так, будто вот-вот сойдет с ума, — хихикает Амелия.

— Она говорит, что она у тебя в шкафу. — заканчивает Люси.

— Дафна, тебе определенно стоит пойти с ним, — говорят они в унисон, одинаково ухмыляясь. Их глаза широко раскрыты. Все во внимании.

Они точно знают, что происходит, и внезапно… Я просто обожаю их. Без ума от этой похожей, как две капли воды, странной и нахальной парочки.

* * *

— Значит, это твоя детская, да? Комната, в которой ты вырос? Мне не провели экскурсию, когда я пекла печенье с твоими сестрами.

— Да, это была моя комната восемнадцать лет. Где не происходило никакого волшебства.

Да, это не совсем магнит для женщин: шокирующие синие обои в полоску с оранжевой баскетбольной каймой. Винтажный научно-фантастический постер «3000 Лиг под водой». Плакат с доктором Зваго. Академические трофеи по десятиборью сияют на дубовой полке. Его аттестат о среднем образовании и медали свисают с синих и красных лент.

Здесь скудно; чисто. Немного по-детски — но, с другой стороны, это комната его детства.

— Дай минутку, чтобы найти фотографию, которую хотела моя мама, хорошо? Подожди. Уверен, она где-то здесь… — Декстер исчезает в шкафу, и раздается звук передвигаемой обуви, сумок и прочего хлама. — Черт, здесь раньше стояла коробка с… — Топот. Ругань. — Где, черт возьми, это…

Его приглушенный голос то доносится, то пропадает из гардеробной, где я слышу отчетливый звук открываемой коробки, когда он охотится за этой неуловимой, потерянной фотографией. Я прохожу в дальний конец комнаты, легко провожу рукой по одеялу из «Звездных войн», расстеленному на двуспальной кровати, кончики пальцев скользят по хлопчатобумажной ткани.

Дарт Вейдер занимает всю кровать.

— Интересно, почему твоя мама не сделала здесь ремонт. Ты давно переехал? — Я размышляю вслух, больше для себя, чем для кого-либо еще.

Его голос проникает в комнату из глубины шкафа; достаточно громкий, чтобы его было слышно за болтовней и смехом его неугомонной семьи, поднимающейся по лестнице и проникающей через вентиляционные отверстия в половицах.

— Э-э, я съехал восемь лет назад, может? — Декстер высовывает голову, вглядываясь в меня из-за дверного косяка, протягивая мне крошечную фигурку. — Эй, знаю, я говорил, что у меня их немного, но зацени! Я совсем забыл об этой коллекции! Интересно, где остальные из них…

Я подпрыгиваю на кровати, взволнованная, протягиваю руки, чтобы взять ее.

— Вау! У тебя есть фигурка Сайлона Центуриона «Звездный крейсер Галактика»! Где ты ее взял?

Он протягивает ее мне, запинаясь на полпути.

— Подожди. Ты и правда знаешь, кто это?

Он выглядит впечатленным.

Я закатываю глаза.

— Декстер. Субботним вечером я была на «Звездных вратах» одна — конечно, я знаю, кто такой «Сайлон Центурион». — Я хватаю его, поворачиваю так и сяк, чтобы рассмотреть. — Тоже в идеальном состоянии.

Декстер останавливается в дверном проеме шкафа, зрачки расширяются, о статуэтке он почти забыл, когда смотрит на меня горящими глазами.

— Черт, Дафна, ты заводишь меня всей этой научной болтовней.

— Да? — Я откидываюсь на его подушки, направляя свою внутреннюю Табиту, Сайлон все еще в руке. — В таком случае… Ты знал, что космический корабль, который стал «Прорывателем блокады» в «Звездных войнах: Эпизод четвертый», был оригинальным дизайном «Тысячелетнего сокола»?

Его ноздри раздуваются, и он делает шаг ближе.

Я продолжаю, привлекая его к себе.

— А ты знал, — медленно начинаю я. Очень медленно, каждое слово произносится чуть громче шепота. — Что они до сих пор не назвали род Йоды?

Боже мой, откуда берутся все эти случайные мелочи?

Декстер снимает очки, кладет их на ближайший туалетный столик. Карие радужки его глаз практически обжигают, когда он сосредотачивает на мне каждую каплю своего внимания.

Я прожигаю взглядом дыры в этих очках.

— Ты можешь видеть без них? — Я тихонько поддразниваю его, когда он шагает вперед.

Затем он хихикает, звук низкий и глубокий в тишине спальни. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы скрыть застенчивую улыбку.

— Можешь?

Он придвигается ближе, и еще.

— Я вижу тебя, если ты об этом.

Сдерживаясь, бормочу:

— Ты знал…

— Знал ли я, что? Говори со мной по-занудски, Дафна. — Он опускается на ковер, на колени между моих ног, проводя руками по всей длине моих бедер. — Не останавливайся.

Вверх и вниз, вверх и вниз по моим бедрам скользят его ладони.

— Т-ты з-знал? — Я сглатываю, когда он наклоняется, его восхитительные губы проносятся по пульсу на моей шее. Мое сердце бешено колотится, выпрыгивая из груди, и я изо всех сил пытаюсь дышать ровно. — На протяжении всей серии «Звездный крейсер Галактика» Шеба ни разу не выстрелила из своего лазерного пистолета. Ни разу.

— На самом деле, я знал это. — Нос Декстера лениво скользит вверх по моей шее, а губы следуют за ним.

— Ты такой зануда. — Я выдыхаю.

— Это взаимно. — Вверх и вниз, вверх и вниз по моим бедрам неторопливо скользят его ладони.

— Декстер, чего ты ждешь?

Пауза.

— Не знаю.

Вздох.

— Перестань думать и просто сделай это.

— Знаешь, что? Можешь считать меня занудой, но я вроде как хочу… — Вопрос мурлычет рядом с моим ухом. — Я вроде как хочу услышать, как ты это скажешь.

Это я могу.

Слегка кивнув и наклонив голову, я шепчу в пространство:

— Поцелуй меня.

Поцелуй меня.

И он делает это.

Большие ладони обхватывают мое лицо, пальцы Декстера нежно поглаживают мои скулы, прежде чем он обрушивается на мои губы. Наши губы соприкасаются в самом легком касании, прежде чем слиться в поцелуе; настоящая ударная волна рикошетом проходит по каждому нервному окончанию в теле, словно крошечный разряд электричества.

Каждая клеточка трепещет, каждый нерв — и все, что мы делаем, это просто целуемся.

Сначала нежно, наши поцелуи — незначительные, исследовательские. Да, незначительные, но они обязательно оставят отпечаток в моем сердце.

Я колеблюсь, отстраняясь; желая запомнить этот момент навсегда, уверенная, что это будет мой последний первый поцелуй.

Брови Декстера озабоченно хмурятся, он убирает руки.

— Что такое?

Я хватаю их, крепко удерживая. Прижимаю к своей плоти, не желая терять связь.

— Ничего, — бормочу я. — Все хорошо.

Матрас прогибается, когда наклоняюсь к нему, снова прижимаясь губами ко рту Декстера.

Его губы приоткрываются.

Наши языки неуверенно встречаются в мучительно медленном танце.

Нежно. Сексуально.

Это пытка.