Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко

Этот лавочник нынче подходил ко мне, помоги де сестру уговорить, нравится мне, возьму с детишками и воспитаю пасынков как своих. Подарки им дарить стал. Малые и рады, а сестра… Ну какой матери это не понравится? Он-то жену три года назад потерял родами, и она теперь вдова, вот думаю, всё у них и сладится спустя время.

Кстати, наши индивидуальные плавсредства крайне заинтересовали весь экипаж «Ундины» начиная с штойермана. Их неверие в пробковые жилеты, пояса и спасательные круги как ветром сдуло, после того как они увидели, что вывалившиеся за борт в доспехах Роланд и Эрих вернулись живёхонькими. Все очень интересовались, где можно купить такие замечательные штуки. Недолго думая предложил им обратиться в лавку кузнеца Карла Хромого в Саарбрюккене, на улице Оружейников, к его жене Гертруде. Туда же отослал и тех, кто заинтересовался скорострельными арбалетами нового образца.

Роланд и близнецы тоже окончательно поверили в пробковые изделия, и мой друг даже заявил, что в честь Святого Януария, пославшего мне такое спасительное изобретение, своего первого сына, когда он у него появится, назовёт Женеро́, то есть Януарий на французский лад.

— А я думал, Симоном, — с наигранным разочарованием заметил я.

— Симоном я назову второго сына, — серьёзно заявил Роланд. — В крёстные пойдёшь?

— А куда я денусь?

Крёстный по нынешним временам — это серьёзно. Практически второй отец для ребёнка, или около того. И для родителей ребёнка один из самых близких людей. Впрочем, это будет ещё нескоро, если вообще будет.

Помимо спассредств и арбалетов наш штойерман проявил большой интерес к зажигательной жидкости, с помощью которой мы сожгли пиратский драккар, выспрашивал, не знаменитый ли это «греческий огонь». Я ответил, что понятия не имею, горшки с огнесмесью купил в монастыре Клерво, где монахи с недавних пор делают некий горючий спиритус. После этого объяснения Солёный Пёс отстал, заметив, что, когда окажется в Шампани, надо будет сходить в Клерво, поклониться тамошним святыням.

Интересно, он правда припрётся в монастырь за зажигательной смесью, которую нельзя залить водой? И что подумают монахи, когда кормчий захочет купить у них такую штуку? Впрочем, местный аббат дядька умный, услышав моё имя и узнав подробности речного боя на Рейне, быстро сообразит, что к чему. А сообразив, наверняка засадит своих монахов мешать спиритус со всем что под руку попадётся, ради получения аналога «греческого огня». Страшновато даже думать, что они там намешают… Лишь бы монастырь не подожгли, а то и мне потом претензии могут выкатить! Надеюсь, Бернар сообразит вынести эти опыты в безопасное место.

Чтобы перевести разговор на другое, я поинтересовался, не было ли к нему претензий у людей архиепископа в Майнце за использование запрещённых Церковью арбалетов.

— Так Церковь их запрещает использовать против добрых христиан, герр де Лонэ, — пожал плечами Дитер. — А когда это разбойники добрыми христианами стали? По мне, они не лучше сарацин. Так что, насчёт арбалетов мне там никто и слова не сказал, даром что из тех четверых типов двоих как раз арбалетчики подстрелили. Жалели только, что маловато этих мерзавцев живыми привёз.

— Кстати, мастер Зальцигхунд, — заинтересовался я. — А вас не смущает, что Майнцский архиепископ явно хочет использовать показания этих разбойников против вашего пфальцграфа?

— С чего бы меня это должно смущать, герр де Лонэ? — удивился кормчий. — В дела знатных господ я не лезу, пусть они сами разбираются. Моё дело река. А сдавать разбойников тем, кто готов за них заплатить — это согласно обычаю. Архиепископ Генрих объявил награду за этих подонков, вот я их и отдал. Объявил бы наш пфальцграф Герман столько же или больше — отдал бы ему. Но он не объявил. Кто ж ему виноват?

— И всё же, — не сдавался я, — не пфальцграф, так его люди могут на вас разозлиться. Не боитесь?

— На всё воля Божья, герр де Лонэ, — философски ответил Дитер. — Хотя в море всяко опаснее будет. Или вот на войне. Да и не так просто людям пфальцграфа добраться до вольного висбаденского горожанина. У нас ведь со времён старых франкских королей есть права. Судимся своим судом, ни ландфогт, ни министериалы пфальцграфа нам тут не указ. Можем даже на самого пфальцграфа жаловаться Кайзеру, или тому кого он заместо себя оставит, как архиепископ фон Гарбург нынче. Так что, думаю, всё обойдётся. Когда пфальцграф Герман вернётся с войны с Вендами, ему уже не до того будет, а его людям и подавно.

Наконец подготовка к продолжению плаванья закончилась и, оставив за кормой Висбаден, судно устремилось вверх по Рейну, опять с полным экипажем, и… Чуть не сказал: на всех парусах — но нет, всего на одном парусе, наполненном попутным ветром. Хотя моя лекция о парусах кормчего явно впечатлила, и он немало времени проводил в своей каюте под ахтеркастелем, изучая нарисованные мной чертежи, задавая вопросы и удивляясь многим вещам, в том числе тому что с куда большим количеством парусов сможет управляться столько же людей, сколько сейчас работает с одним. Всё это привело его в такое восхищение, что, узнав о нашем решении идти из Эсслингена в Ульм, Дитер предложил нам воспользоваться услугами его кузена Отто, живущего в этом городе и владеющего «собственной посудиной», что ходит по Дунаю и его притокам. Не Бог весть что, но два риттера со слугами и лошадьми разместятся без труда.

Мы, конечно, не стали отказываться от такой возможности, и Зальцигхунд выдал нам для этого кузена Отто письмо, написанное скандинавскими рунами, которых мы, естественно не понимали. Кормчий, извинившись, что ни он, ни Отто другой грамотой не владеют, перевёл нам содержание письма, где говорилось, что кузен Отто должен взять на борт своего судна благородных риттеров Симона де Лонэ и Роланда дю Шатле вместе со слугами и лошадьми, а также прочим имуществом, и отвезти их по Дунаю до того места, которое они укажут, а за это штойерман Дитер Зальцигхунд будет считать должок кузена Отто полностью закрытым.

На вопрос Роланда, что за должок, кормчий, усмехнувшись, ответил:

— Да это наши с ним дела, благородные риттеры, вам они не интересны. Не берите в голову. Главное, Отто за это отвезёт вас, куда пожелаете.

Вообще после боя с пиратами Дитер явно заценил нас и проникся уважением. В разговорах он разоткровенничался, рассказав кое-что из своего прошлого. Оказывается, по материнской линии его корни тянутся из Скандинавии, точнее, из Дании. Его дед в молодости хаживал по морям с последними викингами. Потом были какие-то неприятности с власть имущими в Дании, о которых