Тугайно-тростниковый скиффл - Борис Денисович Белик

Юрий Иванович нес свое спальное место перед собой, ухватившись за алюминиевую проволоку, которой мешок был опоясан.

Из-за спальника Юрик не видел дороги и частенько терял ориентир, натыкаясь на кочки или внезапно возникающие перед ним кусты. В середине пути он вообще отказался идти дальше.

– Я буду ночевать здесь, – наотрез заявил он, грохнувшись в очередной раз вместе со своим мешком и рюкзаком на огнедышащий песок.

Стоило неимоверных усилий и кучу времени, чтобы сдвинуть его с места. Для этого потребовалось обрушить на его несчастную голову немереный поток красноречия, изыскивать реальные средства воздействия на его психику, формулировать убийственные аргументы, чтобы убедить его найти силы подняться и продолжить движение к намеченной цели.

На переход, полный лишений и невзгод, затратили более двух часов. До будущего лагеря первым добрался Николай, следом за ним я. Через пару минут к нам присоединился Марат. Как только скинули рюкзаки, сразу же сорвали с себя мокрые от пота куртки и ринулись к воде. Прохладная влага быстро привела нас в чувство. Появилось ощущение, будто тело, как надувной шарик, наполняется жизненными силами.

На горизонте замаячила фигура Юрия Ивановича. Двигался он явно не по прямой линии. И не только потому, что ему мешал спальный мешок, торчащий паровозной трубой, он просто уже не различал перед собой предметы. Они маячили впереди в туманной дымке. Практически несчастный Юрик перемещался по абрису.

Видеть эту картину без содрогания было невозможно. По сравнению с этим живописным полотном бурлаки Репина выглядели просто сосредоточенной группой спортсменов-разрядников, перетягивающих канат. Мы кинулись навстречу изнемогавшему товарищу.

Марат вырвал из скованных судорогой рук Юрика спальный мешок. Мы с Николаем ухватились за лямки рюкзака и стянули с его могучих плеч непосильную ношу. Но даже облегченный, Юрий Иванович не устоял на ногах и повалился, яко подкошенный колос или колосс Родосский, принимая во внимание размеры его тела. Марат с трудом, но заботливо подложил под голову бедняги необхватный спальник.

–Воды, – выдавил из себя умирающий.

Я стал нащупывать в карманах рюкзака фляжку, с которой Юрий Иванович не расставался. Но она была пуста. Тогда я принялся обшаривать рюкзак и нашел бутылку agua vitae. Эта «живая вода», политая на его иссохшие губы, возымела немедленное действие – подобно нашатырю, приводящему в чувство человека, впавшего в беспамятство. Глотнув водки, Юрий Иванович тут же встрепенулся, глаза его округлились, и из уст полилась адекватная обстоятельствам речь.

Через несколько минут мы втроем стояли у своих рюкзаков и обсуждали дальнейшие планы. Юрий Иванович с оголенным торсом похрапывал на краю полянки. Периодически до нас доносились протяжные, жалостливые стоны. При каждом таком излиянии страдания все тело мученика судорожно вздрагивало. Очевидно, ему снились ужастики великого перехода…

– Для начала давайте попьем чаю, – высказался Марат.

Николай молча достал топорик и пошел в сторону тугая вырубать рогулины и перекладину под чайник. Мы с Маратом отправились за саксаулом.

Когда сели за стол, Николай предложил Юрику присоединиться. В ответ послышалось невнятное мычание. Однако тело мычавшего товарища не двигалось. По всей вероятности, оно отказывалось подчиняться сигналам из центра и жило своей жизнью, отдельно от сознания. Где-то произошел сдвиг по фазе.

– Не трогай его, – отозвался я, – пусть набирается сил, – и с издевкой добавил: – запахнет жареным – приползет.

Поставили палатки, расстелили спальники. Теперь надо было думать об ужине.

– Чем сегодня порадуешь? – спросил я Николая, для которого наступил день дежурства.

– Бульончик из фазанов, – лаконично ответил дежурный.

Достали дичь и стали общипывать. Предстояло выдернуть перья и пух у восьми птиц. Начали с фазанов.

– Только, пожалуйста, не суй всех фазанов в казан, – памятуя опыт приготовления зайцев, обратился я к кашевару.

– Не волнуйся, двух птичек будет вполне достаточно, иначе бульона не будет, – успокоил меня Николай, истосковавшийся по жидкой пище.

Он прихватил две общипанные фазаньи тушки и двинулся к костру. На ходу по-хозяйски распорядился, чтобы утиный пух не смешивали с крупными перьями.

За спинами зацокали фазаны. Настало время их кормежки. Я с Маратом задергался. А Николай развернул перед нами аккуратно сложенную выглаженную наволочку.

– Пух и мелкие перышки складывайте сюда,– скомандовал он.

Как только с птицей было покончено, я, Марат и Дуся выдвинулись на огневой рубеж. Эта линия пролегала в пятидесяти шагах от лагеря. Столько же оставалось до окрайки тугая. В это время фазан обычно выходил из крепей на открытые места. В чащу решили не залазить, а пробежаться рядом.

Вернулись с двумя фазанами. Юрик уже сидел за столом и дожидался своей порции похлебки с половинкой сваренной птицы. Значит, сознание все же овладело телом. Реальное начало воссоединилось с виртуальным, и это радовало.

VII

Наутро следующего дня Марат снова устроил побудку, но никто из членов экспедиции его не поддержал. Он ушел один на дальнее озеро. Я и Николай посчитали необходимым обследовать территорию, пролегающую за хребтом, и видимую часть тугайного леса у реки. Спешить было некуда, и мы продолжали нежиться в спальных мешках, представляя, какая снаружи холодина.

Выползли из палатки с началом фазаньих перекличек, когда солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, и в солнечных лучах начал плавиться иней.

Юрий Иванович идти с нами в разведку отказался.

– Я уже находился вчера, – ответил он. – Вот, до ближайшего озерка схожу и всё.

– Ближайшее озеро рядом. Зачем куда-то ходить, – съязвил я.

Юрий Иванович не пожелал вдаться в полемику, и скоро мы разошлись в разные стороны.

Мы с Николаем и Дусей взобрались на хребет. Юрик неторопливо, раскачиваясь из стороны в сторону, шел к озеру, расположенному от лагеря метрах в четырехстах неподалеку от реки.

Не успели мы миновать долину, раскинувшуюся c обратной стороны хребта, как услышали два выстрела. Стрелял Юрик. Мы насторожились. Последовало еще два выстрела, которые нас остановили. Следом еще дуплет. Мы не выдержали и поспешили назад. Канонада не утихала. На гребне мы внимательно оглядели воздушное пространство над озером, но лета уток не увидели. Юрик продолжал палить.

– В кого он стреляет? – удивился Николай.

– Может быть, отстреливается? Мало ли что. Какие-нибудь туземцы напали,– предположил я.

Недолго думая, мы кинулись на выручку.

Озеро, где «отвязывался» Юрий Иванович, было вдвое меньше нашего, но густо поросшее тростником. На противоположной стороне заметили «ворошиловского стрелка». Он копошился в зарослях, остервенело орудуя топором.

Мы не знали, что и думать.

– Неужто крокодила завалил? – снова высказал я предположение на ходу.

Когда подбежали ближе, Юрий Иванович шарил руками в грязи, нервно разбрасывая вокруг порубленные стволы тростника. Наконец, извлек наружу утку. Она была обезглавлена. От сердца отлегла тяжесть.

– Достала, блин, – в сердцах выразился он, выбравшись из зарослей.

Юрик был весь мокрый с головы до пят. Струи бегущего пота растворяли осевшие частички ила и мутными разводами растекались по всему лицу, оставляя темные следы под глазами и на веках. На трехдневной щетине торчали куски грязи.

– Ты что, целый патронташ в одну утку высадил? –