Группа сопровождения - Олег Татарченков

Игорь поднял голову.

— Черт с вами, — произнес он, прищурившись, — я согласен. Только не думайте, что я вашего героина испугался.

— Ты своей совести испугался, Игорек, — ответил Сунгоркин, — А от нее ломки похлеще, чем от наркоты бывают. Правда у тех, кто она есть.

— Только не надо комплиментов, — скривился Уфимцев, — Что я должен делать?

Глава шестая

Визитёр

Автобус, что вез Уфимцева обратно в село, был тот же, на котором журналист бесславно удирал от погони накануне вечером. Водитель узнал Игоря и, надрывая купленный в кассе автовокзала билет, дружелюбно заметил:

— Обсох после вчерашнего?

— Обсох, — равнодушно кивнул корреспондент, не имея ни малейшего желания продолжать разговор. Мыслями он был уже там, в конечном пункте своего путешествия.

Извилистая тропка в березовой роще, мелкое болотце с камышом, косогор, с которого Игорь сигал вчера, в свете дня выглядели по-домашнему мило. И в другой раз корреспондент, умевший ценить деревенские пейзажи, умилился бы даже, глядя на незамысловатую русскую природу, но…

Ледяной ком, спрятавшийся где-то около сердца после того, как он дал свое согласие на посредничество, не хотел таять, и поэтому, сжав зубы до желваков на щеках, Уфимцев прошел через рощу как сквозь вражеский строй.

…Вот и свалка раскуроченной техники, желтые заросли высокой травы, скрывающие покосившийся дом, все тот же пес, привязанный к дверце разобранного грузовика. И лает он так же: самозабвенно и злобно, с остервенением…

На этот раз парень в высоких армейских ботинках не счел нужным скрываться потайными тропами, выйдя к визитеру прямо из дома. Да и черной механизаторской спецовки не было поверх белой майки, обтягивающей широкие крепкие плечи.

— Опять ты? — с недоброй усмешкой процедил он, — Я же тебя предупреждал…

— Сиплый появился? — оборвал его Уфимцев, — Не темни, он должен быть дома. Передай ему, что у меня к нему есть очень важный разговор. Это в его интересах.

— В интересах? — переспросил липовый механизатор, — Угрожаешь? Немного я видел дурачков, которые решались на такое.

— Не твое дело! — повысил голос на парня Игорь, тем самым словно мстя ему за вчерашний страх.

— Ну, смотри… — мотнул головой боевик и вернулся в дом, привычно прикрикнув, — Джек, место!

Сегодня корреспонденту ждать долго не пришлось. Сопровождаемый остервенелым лаем собаки и ставшим вдруг молчаливым охранником, журналист потянул на себя шершавую скобу на почерневшей от времени некрашеной покосившейся двери.

Темные сени, забитые всяким хламом, явившимся взгляду на мгновение, пока входная дверь не захлопнулась за спиной…

Но в этот момент Уфимцев увидел нечто, что в другой момент заставило бы его удивленно поднять бровь, а после разговора в номере гостиницы лишь заставило учащенно биться сердце. (Хотя оно и так бухало в груди, словно молот в кузнечном цеху ярославского моторного завода). В углу, по соседству с дырявыми чайниками и сломанными удочками, стоял, небрежно прикрытый рогожей, аквалангистский аппарат.

«Не наврали, гады…» — беззлобно подумал корреспондент об оперативниках.

Ему стало легче: он нашел то, что в своих размышлениях напряженно искал весь свой путь до заветной калитки — ключевую фразу для начала беседы со старым вором.

«С чего мне начать разговор?» — спросил Игорь Сунгоркина после того, как тот сжато обрисовал ему ключевые моменты предстоящего диалога.

«Сориентируешься на месте, — ответил тот, — По обстановке. В таких ситуациях домашние заготовки не действуют».

Жилое помещение избы, разделенное давно не беленной русской печью, тоже не могло похвастать хорошим освещением. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь щели между грязными занавесками на окнах, выхватывая из полусумрака покрытые облупившейся коричневой краской полы, стол с остатками завтрака, окруженный несколькими стульями, старинную «горку» с посудой и — «видеодвойку» последней модели на тумбочке в углу. У стены стояла вполне современная софа, на которой, накрытый пледом, полулежал человек.

При появлении Уфимцева он слегка приподнялся и сделал пригласительное движение рукой:

— Журналист… Бери стул и садись… Нет, в центре комнаты садись, чтобы тебя отовсюду было видно…

Голос у старого вора действительно был сиплый. Однако по тому, как тот говорил — с натугой и придыханием, Игорь понял, что у хозяина берлоги были серьезные проблемы со здоровьем.

— …Ну, говори, зачем пожаловал.

— Я тут у вас в сенях интересный аппарат увидел, — заставил себя усмехнуться Уфимцев, — подводным плаванием увлекаетесь? Ну и как сокровища Рыбинского моря? Радуют?

— Плохое начало, — качнул головой старик на софе, — Хамишь. Значит, боишься… Не бойся, говори. Что тебе до моих увлечений? Что тебе здесь надо? Только не ври! — голос Сиплого внезапно окреп.

— Я работал с архивами УВД, — начал журналист, — и нашел интересное дело времен Великой Отечественной войны. О группе диверсантов из числа предателей, которые должны были отравить целый город с помощью препаратов, доставленных на самолете. Им это сделать не удалось: самолет сбили, диверсантов захватили. И в эту группу входил некто Кружкин, который, как выяснилось, после отсидки жил в этом селе. Мне захотелось с ним побеседовать. Вот только выяснилось, что Кружкин уже умер, а могилу его осквернили какие-то вандалы.

— И ты этих вандалов стал искать среди нас? — саркастически прохрипел Сиплый.

— Да! — выдохнул Уфимцев, — Это сделали ваши люди!

Из темноты комнаты в сторону журналиста шагнули сразу два человека. Корреспондент физически почувствовал тяжелую угрозу, исходящую от этих фигур, и напрягся, ожидая удара. Заговорил быстрее, старясь предотвратить такую нежелательную развязку. Однако напор не ослабил, памятуя наставления Сунгоркина «Надо их сразу вводить в клинч. Знаешь, есть такой боксерский термин? Нужно их ошеломить фактами».

…-Вы нашли этот самолет. Но в нем оказалось не то, что вы ожидали. Не наркотики, а яд! И ваши люди разгромили могилу Кружкина. Отомстили мертвому.

— Откуда ты знаешь…

— Только Кружкин не виноват, он сам не знал, что в самолете вместо психотропных веществ были сильнодействующие яды.

— Отвечай на мой вопрос! Откуда ты это знаешь?! — Сиплый почти выкрикнул эти слова, и Уфимцев почувствовал, как на его плечи легли тяжелые руки, стали давить к полу.

— Все это было в деле, в протоколах допросов, которые я прочитал… — выдохнул корреспондент, — Вы… Отравились?..

Руки на плечах неожиданно ослабли. Журналист не заметил, как старик подал сигнал своим громилам.

— Да, — просипел он, — Эта сука отравила меня. Там было всего несколько целых ампул. Остальные разбились, наверное, еще тогда, когда самолет упал в воду. Мы решили попробовать… Лохматый умер сразу, Кружка эта — тоже, а я скриплю еще… Но и мне скоро хана. Яд говоришь? Но тогда почему я жив до сих пор?

— Может, срок годности… — бросил реплику Уфимцев. — Этот яд должен отравить целый город и если он попадет в водозабор…

— Я тебе уже говорил, придурок, что остальные ампулы разбились, — прокаркал Сиплый, — Ящики были набиты колотым стеклом и затянуты илом. Отравиться город должен был еще тогда, в сорок втором…

— Но не отравился, — прошептал Уфимцев.

— За него это сделал я, — умирающий оскалил зубы в подобии улыбки, потом протянул руку в сторону стола, — Там карта с точными координатами падения самолета. Две недели искали… Этот Кружкин не хера не помнил… Отдашь властям, пусть экспертизу проведут. А то такой кипеж начнется… Возьми две ампулы оставшиеся. Тоже отдай… Не дрейфь, они безопасные — запаянные… Все — вали! Будешь статью писать — про меня не говори, а то все блатные смеяться будут, как Сиплый фрайернулся…

…Дверь дома захлопнулась с глухим стуком. Пес по-прежнему лаял. Со скрипом закрылась за спиной калитка. Охранник на этот раз не обмолвился ни словом. Ветер обдул вспотевшую спину, колыхнул сухую осеннюю траву, прошелестел листвой кривой березы, донес хриплый крик петуха. Всё.

Уфимцев посмотрел на часы: его визит длился ровно пятнадцать минут. Всё. Кончилось. Все так обыденно, что не верится. Он вспомнил рассказы о центре — «глазе» морского урагана, где волны плещутся в штиле, в то время как вокруг уходят на дно корабли. А может, все настоящее на самом деле обыденно, спокойно? Если ты, конечно, находишься в центре событий, а не страдаешь эмоциями где-то на их обочине.

Игорь сжал пальцами в кармане ампулы, завернутые в клетчатую бумагу, вырванную из школьной тетради. Всё. И он, передвигая вдруг затяжелевшие ноги, пошел по узкой тропке, заставляя себя не оглянуться назад, туда, где в спину, словно пулеметная очередь, бил тяжелый взгляд боевика, удерживающего на коротком поводке захлебывающуюся лаем немецкую овчарку. И Уфимцев на мгновение ощутил, что на его плечах — не джинсовая корейская куртка, а расползающаяся от влаги и грязи шинель. А сзади — вышка с солдатом латышских частей «ваффен-СС» и — короткий раструб «цвайундфирцих-машиненгевер», целящий меж лопаток. И — та же рвущаяся с поводка собака. И — томительное ожидание выстрела с вязким хрустом плоти, расходящейся под ударом пули…