Японский ковчег - Игорь Курай

– Пойду, – тихо сказала Мария Дмитриевна. – Пойду. Ради Толи. Ради моих папы и мамы. Ради дедушки, который остался лежать под Ельней. И ради бабушки, которая умерла в блокаду. И ради Вити… Я воспитаю его русским. Но зачем, Сергей? Что же ему, русскому мальчику, делать в Америке? Разве не лучше будет вырастить его американцем?

– Нет, Марья Дмитриевна, не лучше. Потому что Витя, когда вырастет, будет служить России там, куда мы его пошлем – в Америке или в Европе, в Азии или в Африке. При этом он будет стопроцентным американцем с идеальной биографией. Усыновлен в десять лет, вырос в штате Техас, потом престижный университет, а дальше… дальше мы скажем, что делать. Лет через пятнадцать-двадцать. Но будьте уверены, он всегда будет под нашим крылом. Вы меня знаете. Я слов на ветер не бросаю. Он будет солдатом России в новом веке, в новом тысячелетии. Будет защищать наш народ от всей этой нечисти, которая так и лезет изнутри и снаружи. Мы не заставим его организовывать терракты, ликвидировать политических лидеров, взрывать американские города. Он нужен нам для другого – для спасения России. Он и другие парни, такие же, как Витя, вернут ей силу, будут ее надеждой и опорой.

– Вам, Маша, я могу открыть секрет, – продолжал генерал. – Вы не единственная, кому я готовлю такую роль и от кого требую материнской жертвы. Мы создали свое брачное агентство. Тщательнейшим образом подбираем нашим женщинам мужей за рубежом и новых отцов их детям, проверяем все до мелочей, проводим тесты на психологическую и физиологическую совместимость. Работают специалисты высшего класса. У нас уже есть сотни, тысячи добровольцев – матерей-одиночек, вдов павших офицеров и солдат, – которые готовы растить своих сыновей и дочерей воинами России.

Как и вы, они уедут за рубеж, выйдут замуж там, где-нибудь в странах Евросоюза, в США, в Мексике, в Австралии, в Японии, даже в Китае. Будут жить долго и безбедно в состоятельных благополучных семьях. Для них, как и для вас, это новый старт, выигрышный билет в лотерее. Но своих первенцев они отдадут России. Это будут наши зубы дракона, которые мы посеем там, на чужом поле. Помните миф о Язоне? И тогда нам не страшны будут никакие угрозы Запада, никакие козни Востока. Россия не погибнет. Через поколение она возродится мощной сверхдержавой, надежно прикрытая своими верными сыновьями и дочерьми со всех сторон. Даст Бог, и от нынешних правителей не останется следа – придут те, кто выберет верный путь. А вам я обещаю, что, когда настанет время вернуться, Витя будет всегда при мне. Так что, решаетесь?

– Решаюсь, – одними губами прошептала Марья Дмитриевна.

– Другого я от вас и не ожидал, – мягко сказал Сергей Федорович.

Дальше все шло именно так, как рассчитал генерал Гребнев. Марья Дмитриевна через брачное агентство «Альянс» была представлена техасскому бизнесмену Дону Перри и встречена с восторгом. Американский жених оказался хорошим, деловым мужиком, добрым и заботливым. Новую жену он сразу горячо полюбил, Виктора тоже принял ласково: устроил в школу в Далласе и часто брал с собой на ранчо.

Вик Перри рос простым техасским парнем, но пепел Клааса стучал в его сердце. Мать рассказывала ему о России, показывала фото деда и бабушки, читала с ним русские книги, смотрела русские фильмы – особенно про войну и про разведчиков. У них в доме была специальная игровая комната, где Панасоник всегда был включен только на прием русских теле и радиоканалов. Позже появился русский интернет. Когда мальчик подрос, Марья Дмитриевна рассказала, кто был его отец, чем занимался, и как погиб в бою, закрыв грудью товарищей. В отсутствие Дона они говорили только по-русски. Светловолосый голубоглазый мальчик, настоящий американский голден бой, видел во сне Россию и знал, что когда-нибудь вернется туда.

Тем временем у Марии Дмитриевны родилась дочь, чудесная веселая девчушка. Вик обожал сестренку Джуди, пел ей детские песенки про чебурашку, таскал в парк на аттракционы и читал перед сном стихи Агнии Барто, но Джуди больше нравился Мики Маус, а себя она называла не иначе, как Джуди-Мини. Родители говорили с ней по-английски.

Учился Вик легко, всё схватывал на лету. Записался в школьную команду по американскому футболу и уже через четыре года был ее капитаном. Футбольная слава и кошелек Дона Перри открыли перед Виком врата Гарварда. Он выбрал лучшее, что мог предложить этот храм американской творческой мысли, – Школу Инженерии и прикладных наук, отделение компьютерных технологий. Там Вик вступил в университетский клуб восточных единоборств, дошел до третьего дана каратэ годзю-рю и первого дана кэндо. Он завел роман с дочкой крупного финансиста и получил приглашение на стажировку в фирме у папаши. Все шло по накатанной колее, но однажды в мае, когда Вик после лекций кормил белок на дальней дорожке кампуса, к нему подошел седой, коротко стриженный мужчина лет пятидесяти спортивного сложения, с резкими, грубоватой лепки, чертами лица, и сказал по-русски:

– Вот ты какой стал, Витя. Не забыл еще своих?

– Не забыл, Сергей Федорович, – по-русски, без акцента, твердо ответил Виктор. – Я вас очень хорошо помню.

Он как будто бы вовсе не удивился, словно всю жизнь ждал этой встречи.

– Что ж, тогда пойдем, поговорим.

Они сидели в маленьком сквере и говорили. Виктор рассказывал о себе, о своей семье, о сестренке Джуди, о прелестях информатики, об особенностях американского футбола, о преимуществах Годзю-рю в сравнении с Сётоканом и Сито-рю, о своей девушке Полли, о ее крутом, но очень забавном папаше. Сергей Федорович внимательно слушал, изредка вставляя малозначащие вопросы, и оценивал. Он оценивал всё: манеру речи, смысловую наполненность, логику повествования, тональность, чувство юмора, лексическую базу и формулировку мысли, произношение, интонацию, внимание к реакции собеседника.

– What’s your second language, Vic?[15] – неожиданно поинтересовался генерал, любопытствуя, что выберет его собеседник: русский или английский.

– German, – не задумываясь ответил Виктор. – Certainly both English and Russian are my native tongues. I’ve been taking German at school and still keep оn brushing it up here. Three times a week. Heinz, my roommate at the dorm, he’s coming from Graz. Such a cool guy! I don’t like Shito-ryu, but he’s a real pro. I lost a fight to him last week. Have you ever been to Austria[16]?

Поймав лукавый взгляд Сергея Федоровича, Виктор слегка покраснел и снова перешел на русский.

– Извините. Это я так, по инерции. А немецкий я знаю вполне прилично: Хайнц говорит, что в Штирии мог бы преподавать фонетику.

– По-русски это имя звучит как Гейнц.

– Странно… Хотя, конечно, ведь Хайне тоже по-русски Гейне, да?

– Бесспорно. Ты не смущайся, это пустяки. Русский у тебя действительно родной язык. Молодчина. А родина-то у тебя где, как ты считаешь?

– Моя родина Россия. Там похоронен мой отец. И другой мне не надо. Хотя Штатам я благодарен, конечно…

– И ты готов служить России, как твой отец?

– Готов.

– Что ж, низкий поклон твоей маме, Марье Дмитриевне. Только не надо ей говорить, что мы встречались. Пока что, сынок, заканчивай университет и готовься… служить России.

А вот это возьми на память и носи. Если спросят, скажешь, любимая девушка подарила.

Сергей Федорович вложил Виктору в приоткрытую ладонь серебряный медальон на тонкой цепочке. Медальон был величиной с небольшую монету, с рельефным рисунком по всей поверхности. Присмотревшись, можно было разглядеть усатую морду дракона с хищно ощеренными клыками. Виктор, ни о чем не спрашивая, надел цепочку на шею и застегнул замок, а генерал, словно в пояснение, добавил:

– Видишь ли, мы не собираемся воевать с Америкой и вообще ни с кем больше не хотим – навоевались досыта. Но нас обкладывают, как волков на охоте, прессуют, стараются вытеснить на обочину истории, разоружить. К сожалению, и внутри страны за эти двадцать с лишним лет лучше не стало: гниль вокруг, ворье, жулье. Говорят, что мы же их и защищаем… Но поверь, мы не их защищаем, а свою страну, свой народ. Ворюги эти сдохнут, а Россия будет стоять. И стоять она будет на плечах таких, как ты – молодых, сильных и хорошо вооруженных. Знаниями, конечно. Но не только…

Говорят, что весь беспредел от того, что в России нет национальной идеи.

Вранье! У нас она есть: сильная страна, честное государство. К сожалению, мало кто нас поддерживает. Одних не устраивает честное государство, и это правящее меньшинство. Других устраивают амбициозные демагоги во власти, и это пассивное большинство. Третьи просто шарахаются, как черт от ладана, от всех силовых структур, блеют что-то о демократии и норовят при первой возможности свалить за бугор. А может, они и правы: плесень уже проникла всюду. Приходится полагаться только на себя, на свои силы, пока народ не дозреет. Иначе Россию не сохранить.

В общем, так, Витя. Когда на будущий год перед окончанием у вас тут начнут рекрутировать продвинутых ребят в армию или ЦРУ, тебе надо будет подать заявление. А дальше посмотрим. И каратэ не бросай – пригодится. Будь здоров, сынок. Еще увидимся.