Инстинкт Инес - Карлос Фуэнтес

На следующее после похорон утро ты увидишь зловещее предзнаменование в полете грифов над полем, где ты работаешь. Не-эль вернется с новыми известиями. Охотники говорят между собой, но женщины молчат. Не-эль быстро освоил основные слова языка островитян. Он расскажет тебе, а-нель, что этот юноша – старший сын старика, старик здесь главный, а покойный юноша должен был его сменить на троне из слоновой кости, поскольку он первый из сыновей базиля – так здесь называют старика, фадер базиль, у него несколько сыновей, но они не равны между собой, есть первый, второй и третий, а теперь преимущество у второго, и именно он будет наследником старого фадер базиля. Говорят ужасные вещи, а-нель, говорят, будто второй сын убил первого, чтобы занять его место. А а-нель спросит, не боится ли тогда старик, что второй сын убьет и его, чтобы стать новым фадер базилем.

Молчи, а-нель. Если я еще что-то услышу, я тебе расскажу.

А мы поймем?

Наверняка. Не знаю почему, но думаю, что поймем.

Не-эль, я тоже понимаю, о чем разговаривают женщины…

Не-эль обернется в дверях и взглянет на тебя с беспокойством и удивлением, которые словно раз граничат здесь и там, вчера и сегодня.

Стоя на пороге хижины, на фоне желтеющего неба, он попросит тебя…

А-нель, повтори, что ты сейчас сказала…

Я тоже понимаю, что говорят женщины…

Понимаешь или поймешь?

Понимаю.

Знаешь или будешь знать?

Знала. Знаю.

Что ты знаешь?

Не-эль, мы вернулись. Мы уже здесь были раньше. Я это знаю.

Небо находится в движении. Быстрые облака несут не только ветер и шум; они связаны со временем, небо заставляет двигаться время, а время заставляет двигаться землю. Смена времен года происходит внезапно, подобно мгновенной и неуловимой молнии, которую не сопровождают раскаты грома: ее зигзаг раздирает небо, и снова текут реки, леса источают дурманящие запахи, вновь растут деревья, в воздухе порхают птицы – желтые, малиновые, белохвостые, с черными хохолками и лазоревым оперением; растут травы, зреют плоды, а затем леса опять обнажаются, а не-эль и ты все продолжаете хранить тайну своего ожившего прошлого.

Вы уже были здесь прежде.

Вам знаком язык этих мест, он вернулся к вам. Но на вас никто не обращает внимания, потому что вдова первого сына вождя, одетая в черные меха, распростерлась на могиле своего мужа, выкрикивая проклятия в адрес второго сына, обвиняя его в убийстве перворожденного и обвиняя старого фадер базиля в слепоте и бессилии, неспособности править, и в этот момент толпа мужчин с копьями врывается на открытую площадку перед костяным домом; им раздает приказы молодой человек с заплетенными в косички черными волосами, мясистыми губами и ускользающим взглядом бегающих глаз, с неумолимыми точными жестами и царственной осанкой, на его щиколотках звенят металлические браслеты, грудь украшают каменные бусы; он велит заколоть копьями женщину, ибо если она так любит своего покойного мужа, пусть навсегда с ним соединится, и вдова, успев выкрикнуть: он твой брат! – замолкает, истекая кровью.

Крови столько, что кажется, будто женщина впитается вместе с ней во влажную землю и станет одним целым с телом своего юного супруга.

Я не хочу выходить, скажешь ты, обнимая свою дочь. Я боюсь.

Они тебя заподозрят, отвечает не-эль. Продолжай работать, как обычно. Как я делаю.

Ты что-нибудь еще помнишь?

Нет. Только язык. Когда вернулся язык, вернулось ощущение места.

Мы были здесь раньше.

Оба? Или только ты?

Он надолго замолчал и погладил рыженькую головку ребенка. Затем взглянул на стены своего бывшего родного дома. Впервые а-нель увидела выражение стыда и боли во взгляде отца своей дочери.

Я умею рисовать только на камне. Не на земле. И не на кости.

Ответь мне, скажешь ты тихо и печально, откуда ты знаешь, что я тоже была здесь?

Он снова замолкает, а потом уходит на охоту и возвращается, погруженный в себя. Так проходит много ночей. Ты отдаляешься от него, обнимаешь малышку, словно ища у нее спасения, вы не разговариваете между собой, невыносимым грузом молчание давит на вас, сковывая хуже любых пут, и каждый из вас боится, что молчание обернется ненавистью, недоверием, разрывом…

Однажды ночью не-эль не выдерживает, с рыданиями бросается в твои объятия и просит у тебя прощения, он говорит, что когда память возвращается, это не всегда хорошо, воспоминания могут быть очень плохими, я думаю, мы должны благословить забвение, в котором мы жили, потому что благодаря этому забвению мы встретились, ты и я, а кроме того, воспоминания мужчины и воспоминания женщины, встретившихся вновь, отличаются друг от друга, один вспоминает что-то, что другой забыл, и наоборот, а иногда что-то совсем исчезает из памяти, потому что причиняет слишком сильную боль, и приходится верить, что случившегося никогда не было, забывается самое важное, потому что оно оказывается самым болезненным.

Скажи мне, о чем я забыла, не-эль.

Он не стал заходить внутрь вместе с тобой. Он привел тебя на место, но там взял на руки рыжеволосую девочку и сказал, что вернется домой, чтобы никто ничего не заподозрил, а ты, чтобы спасти дочку, молча согласилась, хотя тебе хотелось задать вопрос.

Да.

Это был земляной холмик, покрытый ветками и почти не заметный под ними. В куполе было отверстие, и ветки, свисая со всех сторон, просовывались через него в глубь земляной хижины. Другое отверстие находилось на уровне земли.

Ты пролезла через него на четвереньках, выжидая, пока глаза свыкнутся с темнотой, и тут на тебя нахлынула тошнотворная волна едких запахов гнилой травы, пустых скорлупок, старых семян, мочи икала.

Ты продвигалась, ориентируясь на звук хриплого, прерывистого дыхания, будто исходящего из груди человека, застигнутого врасплох между сном и явью или между агонией и смертью.

Когда, наконец, твои глаза освоились в темноте, ты увидела женщину, лежащую около стены, укрытую горой тяжелых одеял в окружении каких-то жвачных животных с серой спиной и белым животом, источавших наиболее резкий запах. Тебе он был знаком по жизни на другом берегу, где стада подобных животных искали убежища в пещерах, пропитывая их таким же острым мускусным запахом, как и этот, настигнувший тебя в темноте. Около лежащей женщины валялись огрызки фруктов и тухлые яйца.

Она следила за тобой взглядом с момента твоего появления. Тень была для нее светом. Женщина лежала неподвижно, казалось, ей недоставало сил, чтобы сдвинуться с этого места, спрятанного в лесу, за пределами костяной изгороди.

Руки она держала под одеялом. Ее молящий взгляд заставил тебя приблизиться. Потолок был совсем низкий. Ты опустилась на колени рядом с ней и увидела, как две слезы скатились по ее морщинистым щекам. Она не стала их утирать. Руки ее по-прежнему были спрятаны под мехом. Ты вытерла ей лицо длинными жесткими прядями ее же собственных седых волос, стали видны глубоко запавшие блестящие глаза, широкие крылья носа, большой полуоткрытый рот, пузырящийся слюной.

Ты вернулась, сказала она дрожащим голосом.

Ты утвердительно кивнула, но взгляд выдавал твою растерянность и непонимание.

Я знала, что ты вернешься, улыбнулась старуха.

Действительно ли она была столь стара? Так казалось из-за ее седых всклокоченных волос, скрывающих все, кроме этого взволнованного странного профиля. Она казалась старой из-за неподвижной позы, будто усталость была единственным подтверждением ее принадлежности к миру живых. За этим изнеможением, которое ты ощутила, едва увидев ее, была лишь смерть.

Она сказала, что хорошо видит тебя, потому что привыкла жить в темноте. У нее очень острое обоняние, потому что это самое важное для нее чувство. И ты должна говорить с ней тихо, потому что жизнь в тишине приучила ее различать самый отдаленный шепот, а громкие звуки нагоняют на нее ужас. У нее очень большие уши: говоря это, она отвела в сторону волосы и показала тебе огромное мохнатое ухо.

Сжалься надо мной, вдруг сказала женщина.

Как это, прошептала ты, непроизвольно подчиняясь ей.

Вспомни меня. Сжалься.

Как мне тебя вспомнить?

Женщина наконец вытащила руку из-под мехов, которыми была укрыта.

Она протянула тебе руку, поросшую густой полуседой шерстью. Показала сжатый кулак. Раскрыла его.

На розовой ладони покоился какой-то яйцевидный затертый предмет, с трудом, но все же можно было различить, чем он был прежде. Ты скорее догадалась, нежели увидела, а-нель, что это было изображение женщины – маленькая бесформенная головка, затем шло плотное тело с большими грудями, бедрами и ягодицами, переходящими в толстые ноги с маленькими ступнями.

Фигурка была такой затертой, что казалась почти прозрачной. Изначальные очертания сгладились до яйцевидной формы.