Шпионские рассказы (сборник) - Алексей Котов

Джеймс нехотя взглянул на экран телевизора… Там шла драка: пьяный суперагент Джеймс Либби пытался затащить на сеновал беззащитную девушку. Та сопротивлялась и на супершпиона сыпался ураган ударов.

— Со скольких точек снимали, Николай Александрович? — хмыкнул Джеймс.

— С шести.

— Значит, вы с самого начала меня к этой деревушке гнали?

— Когда догадался, Джеймс?

— Уже в больнице. Вам нужно было найти объяснение синякам на моей физиономии. И вы их нашли.

— Не я первый начал, Джеймс!.. — генеральская трубка пыхнула дымом.

Николай Александрович потянулся вперед и перед Джеймсом Либби лег лист чистой бумаги.

— Пиши, Джеймс!..

— Заявление о приеме на работу в ФСБ? — съехидничал Джеймс. — А иначе вы станете утверждать, что не было никакой героической перестрелки в гостинице «Националь», и я просто в пьяном виде пытался поиграть в любовь с беззащитной девчонкой?..

— Возможно.

Из-за клубов табачного дыма вдруг сверкнул хитрый генеральский взгляд.

— Этот чертов корреспондент Эндрю Фиш ваш человек, Николай Александрович?

— Попробуй догадаться сам, Джеймс. И учти, что все-таки первым начал ты, — Николай Александрович улыбнулся. — Кому-то вдруг захотелось получить кучу орденов. Кстати, меня интересуют только материалы по «Янусу», Джеймс…

— Всего?!.. Даете честное слово?

— Даю.

Джеймс взял авторучку и склонился над листом бумаги…

— Николай Александрович, а как ту вашу девчонку зовут? Ну, та, которая в деревне меня отделала?..

— Леночка.

— Наверное, она уже капитан ФСБ?..

— Пока сержант.

— Ну, эта девочка далеко пойдет!.. — Джеймс вздохнул. — Чертова красотка!..

Генерал Кошкин чуть подался вперед, пытаясь рассмотреть текст под рукой Джеймса. Через несколько минут он спросил:

— Джеймс, хочешь, орденом тебя награжу?

— Да ну их, эти ордена! — отмахнулся Джеймс. — Я ведь только шпион, Николай Александрович. Неизвестный боец невидимого фронта. Слава нашему брату суперагенту противопоказана…

Генерал Кошкин вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется по-отечески погладить Джеймса по голове.

«Что это я?!.. — одернул себя генерал. — Мистер Джеймс Либби все-таки враг!..»

И он снова широко улыбнулся…

Шпион Гарри Блейк возвращался домой…

Все начатое во времени во времени должно быть и завершено…

Самолет висел над морем… Двигатели старого «ЕМБ-120» старательно выводили рабочую, надрывную ноту. Самолетик отчаянно боролся с огромным расстоянием, но расширенное до облаков и потерянного горизонта пространство скрадывало движение.

«В Париже она все-таки стреляла мне в спину…» — подумал Гарри Блейк и растерянно улыбнулся.

Самолет наконец-то достиг островка Санта-Аламос и лег на разворот в сторону материка. Маневр наклонил поверхность моря влево. Гарри удивился, не увидев гигантской волны внизу, стирающей плоский островок с поверхности моря.

«Чушь какая-то!.. — спустя пару секунд опомнился он. — Мир — не вечеринка Господа Бога, а море — не коктейль в его бокале».

Супершпион Гарри Блейк возвращался домой. Давала знать усталость, накопленная за полгода приключений, и картинка в иллюминаторе воспринималась им чисто механически и так, словно он все еще глазел на телевизор в зале ожидания аэропорта.

Взгляд Гарри скользнул по салону самолета и в который раз не нашел там ничего интересного. Впереди, из-за высоких спинок кресел, выглядывали несколько затылков, а слева маячили два старческих профиля. Тем не менее, желание подремать, начавшее одолевать Гарри в аэропорту ушло, а в животе и правом локте появился хорошо знакомый зуд. Примерно такой же свербеж одолевал Гарри перед грандиозной перестрелкой в Париже, на проваленной явке по адресу «бульваре Оноре де Бальзака, 8-а», или, по крайней мере, в Гамбурге, когда ему на спину свалился террорист со стальной удавкой в волосатых лапах.

«Да ну их к черту, эти Париж и Гамбург!..» — как от зубной боли поморщился Гарри.

Он припомнил крохотный, тесный ресторанчик на окраине Рио-де-Жанейро. Эта тихая и чудесная забегаловка отличалась от салона самолета разве что высотой потолка. Влюбленные парочки, испытывающие свежие чувства друг другу, после вылежки на пляже выбирали именно этот тесный ресторанчик.

Гарри глупо хмыкнул, когда в голове промелькнула Пушкинская строчка «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» Леночка тогда очень много болтала. Женская насмешливая мысль подчиненная женской же логике, могла запросто перепрыгнуть от плана террористов «Януса» захватить французскую атомную подлодку «Калибри» в Бенине, к последнему фестивалю пляжной моды в Риме. Гарри поддакивал, откровенно любуясь вдохновленным женским личиком. Он так и не понял смысл русской поговорки «В тесноте, но не обиде» высказанной Леночкой относительно ресторана. Девушка принялась подсмеиваться и над ним. Но Гарри никак не мог сообразить, какую обиду имела в виду поговорка. Элементарная логика подсказывала ему только слова любви. При чем довольно глупые. Веселая и раскрасневшаяся Леночка обозвала его тупым верзилой, а потом поцеловала в щеку.

«А о чем мы еще тогда говорили с ней?.. — Гарри потер ладошкой лицо и вдруг понял, что улыбается. — Наверное, все-таки о работе, хотя я не помню о чем конкретно… Кажется, в начале мы выпили за тех парней, которые остались на африканском берегу прикрывать бегство «Колибри». А Лена сказала, что любит меня и не хочет, чтобы я оказался на месте тех ребят…»

Воспоминания оборвались. Гарри проглотил комок в горле и с робкой надеждой подумал, что яд в его бокал мог бросить все-таки официант, а не Леночка.

Но потом был Токио. Во время тайных переговоров с местными мафиози, Леночка оценила жизнь Гарри всего в полмиллиона долларов. Когда Макс Тирли рассказывал ему об этом, он прятал глаза. Точнее, Макс смотрел на полуживой кактус на подоконнике похожий на перевернутый крест. По плану, разработанному Леночкой, Гарри должен был умереть на грязной мусорке от передозировки наркотиков. А в кармане его куртки полиция обязательно нашла копию расписки, в которой Гарри соглашался работать на террористов из «Януса».

«О, женщины!..» — Гарри откинулся на спинку кресла и на пару секунд закрыл глаза. Его улыбка снова деградировала в усмешку. В ней перемешались и горечь о навеки потерянной любви и некое тайное понимание смысла жизни опытным супершпионом.

Наверное, Гарри было удивительно обаятелен в эту секунду. Красавица мексиканского вида сидевшая слева, следом за пожилой парочкой, бросила на него печальный и выразительный взгляд недавно разведенной женщины.

«А иди ты!.. — не без раздражения подумал Гарри. Он с трудом отрывал взгляд от выпяченного женского декольте. — Я еще жить хочу!..»

Островок Санта-Аламос провалился куда-то под брюхо самолета, словно самолет собрался по куриному присесть на него. Между легких облаков проявилась далекая, едва различимая линия горизонта. Вечернее небо становилось песчано-красным, а море внизу небесно голубым.

«Перевернутый мир, черт бы его побрал!..» — Гарри снова закрыл глаза.

Он ни о чем не думал целую минуту, рассматривая темную бездну перед собой.

«Леночка, сволочь ты несчастная!..» — наконец по-русски, с горечью подумал Гарри.

В Париже его все-таки потянуло на сентиментальность. После перестрелки на бульваре имени французского классика и ночи полной шальной любви в «Национале» Гарри рассказал Леночке, как испугался единственный раз в жизни. Это было там, в его маленьком Лауэрте. Во время прогулки на водном мотоцикле у него вдруг кончился бензин. А потом налетел шторм. Гарри добирался до берега вплавь долгих три часа и едва не разбился о прибрежные скалы.

— Я тогда много думал, Леночка… Как никогда много!

Гарри вспомнил улыбающийся и чистый профиль девушки на фоне светлого окна. Было уже утро…

Она не удивилась и спросила:

— О чем же ты думал?

Гарри попытался рассказать и вдруг с удивлением обнаружил, что молотит полную чепуху. Это поняла и Леночка.

Она засмеялась и спросила:

— Ты идиот, да?..

Рассказ Гарри и в самом деле выглядел довольно глупо. Гарри мог точно рассчитать время прыжка с движущегося товарного вагона через стойки железнодорожного моста, но простое изложение собственных — пусть и прошлых — мыслей вдруг стало для него неразрешимо сложным. И если там, в море, Гарри первый раз в жизни испугался, то, рассказывая в Париже об этом Лене, он едва ли не первый раз смутился. А потом он вдруг стал убеждать девушку в том, что он знал, что не умрет. Знал не сразу, конечно, но все-таки и до того, как волны пронесли его мимо скал. Это была радость, что ли?..

— Что-что?!.. — удивленно переспросила Лена.