Точка бифуркации - Борис Борисович Батыршин

ожидал немедленного ответа. Гостям предлагалось подумать, взвесить, ознакомиться с деталями (господину Лерху и его коллегам велено ничего не скрывать, вставил Корф), обсудить, если потребуется между собой. После чего, собравшись, скажем, через неделю, дать Императору Всероссийскому совет – взвешенный, обдуманный и толковый.

- Что думаешь ответить?

Я усмехнулся: отец прочёл мои мысли. Хотя, скорее всего, он и сам только об этом сейчас и думает…

- Пока не знаю… а впрочем, вру, знаю. Я думаю, решение стоит отложить хотя бы до лета следующего года. Сдаётся мне, что тогда России будет, что предъявить миру по-настоящему.

Отец сощурился.

- Это ты о чём? Раньше за тобой не водилось привычки говорить загадками.

- А нет никаких загадок. - Я остановился и облокотился на гранитный парапет и стал смотреть вниз, на мутные воды Невы. - Просто не хочу бежать впереди паровоза. Если дядя Юля не ошибся, и Тесла справится со своей задачей, мы отправимся в мир тетрадигитусов самое большее, через два-три месяца. И вот когда вернемся… если вернёмся, конечно.

- Язык прикуси, сглазишь! - отец трижды сплюнул через плечо, нисколько не стесняясь столь открытой демонстрации своего суеверия. – Разве ж можно так? А если, и в самом деле, не вернётесь?

- Тогда это уже будут не мои проблемы…» 

II

- Шлиссельбург? За какие такие грехи вас решили туда законопатить? Вроде, в государственных преступлениях не замечены, в обычном расейском лихоимстве тоже… или я чего-то не знаю?

Реакция Олега Ивановича была понятна – за Шлиссельбургской крепостью давно и прочно закрепилась недобрая слава самой мрачной политической тюрьмы Российской Империи.

- Там находится пороховой завод, основанный пять лет назад «Русским акционерным обществом для выделки и продажи пороха». – принялся объяснять дядя Юля. - Оборудование сравнительно новое, рабочие, инженеры грамотные, знающие. Раньше там выпускали дымные пороха для военных и гражданских нужд, потом наладили и производство динамита – между прочим, первое в России! А сейчас решили перепрофилировать его для выпуска бездымных пироколлойдных порохов, разработанных в лабораториях Д.О.П.а. Они, кстати, уже прошли проверку боем – торпеды, которыми взорвали британские броненосцы, имели начинку, произведённую в опытном цеху Шлиссельбургского порохового завода.

Семёнов покачал головой.

- Это я понять могу. Но зачем электростанцию-то строить? Собирались ведь в пригородах Питера – так что же, из самого Шлиссельбурга тянуть ЛЭП? Это ж одной меди сколько уйдёт, алюминиевой проволоки тут еще не выпускают…

- Дайте срок – выпустят. – обнадёжил дядя Юля. – Была бы электроэнергия, технологический процесс понятен, работы уже начаты. А насчёт ЛЭП не беспокойтесь, Олег Иваныч, она нам без надобности. Для Питера будут строить другую электростанцию, а та, что заложена в Шлиссельбурге, будет работать на нужды завода… и наши.

Острый слух Семёнова без труда уловил лёгкую заминку в конце фразы.

- В смысле – ваши?

- Обсуждая с бароном ближайшие планы, я выразил сомнение в том, что опыты господина Теслы, как и эксперименты с «червоточинами» стоит проводить в городской черте. Сами понимаете - люди вокруг, мало ли? Кроме того, по ряду причин, работы лучше производить ниже уровня земли, а в Питере с этим проблемы, как вам, вероятно, хорошо известно.

- Да, грунтовые воды слишком близко к поверхности. – согласился Семёнов. – Город строили на болоте, и даже в наше время были серьёзные проблемы с подтоплением тоннелей метро.

- Вот именно. – дядя Юля кивнул. – А в Шлиссельбургской крепости – это, если вы помните, бывший Орешек – обширные подземелья, которые сейчас практически не используются. Тем не менее, там сухо, своды крепкие, обложены гранитными глыбами. Для наших задач – то, что доктор прописал.

- И соседство тюрьмы вас не смущает? Как сейчас помню, из школьной истории: Александр Ульянов и его товарищи, приговорённые к смерти за подготовку покушения на царя, повешены в Шлиссельбургской крепости.

- Тюрьма имеет место. – не стал спорить учёный. - Кстати, Александр Ульянов там и сейчас сидит. Я был недавно в крепости, мне показывали окна его камеры в одном из тюремных казематов.

- О как! – Олег Иванович едва не поперхнулся. – А я–то был уверен, что он покинул этот мир. Прошла информация, что его нашли повесившимся в женевском отеле – и будто бы даже к этому приложили руку его же соратники, заподозрившие предательство[8].

- Жив, как видите. Но полгода назад он имел глупость вернуться в Россию – и вот, попался. Об этом не сообщали, и сейчас Александр Ульянов, как и прочие члены «террористической фракции», арестованные по делу о мартовских беспорядках, содержатся в Шлиссельбурге.

- Не знал, не знал… - Семёнов покачал головой. - Надо будет Корфа расспросить при случае.

Память услужливо подсунула полустёршийся эпизод из недалёкого прошлого. Первое марта 1888-го года, стаи ворон мечутся на фоне низкого, затянутого снежными петербургского неба – жалкий клочок его виден со дна треугольного колодца проходного двора. Во дворе только один человек, сутулый юноша в студенческой чёрной шинели, ковыляет к низкой арке-подворотне. Видеть его можно лишь в профиль - лицо бледное, измождённое, в глубоко запавших глазах притаился страх.

— Можно вас на минутку, сударь?

Молодой человек спотыкается от неожиданности и едва не падает. Рука при этом ныряет в карман шинели, где – Олег Иванович знает это, - притаился кургузый «бульдог». Не слишком серьёзное оружие для того, кто задумал убить Императора Всероссийского…

— Что вам угодно?

Голос звучит деланно-безразлично. Надеется, что обознались, отстанут?

…зря надеется…

Большой палец нащупывает защёлку на рукояти трости. Если нажать – пружинный механизм отбросит шафт и в руках останется узкий обоюдоострый, весь в разводах дамаскатуры, шпажный клинок.

— Вы, насколько я понимаю, Александр Ульянов, студент Императорского университета?

— Вы… — молодой человек едва не закашлялся, — откуда вы меня знаете? Вас подослали? Кто? Полиция, жандармы?

— Полегче, полегче, юноша. Не надо резких движений. Я не жандарм, если вы это имеете в виду. Эти господа ждут на квартире вашего товарища – вы ведь тудасейчас идёте, не так ли?

Бледное лицо исказилось.

— Оставьте меня в покое!

А рука уже покидает карман – вот показались пальцы, сжимающие неудобную рукоятку бельгийской игрушки…

Пора!

Звонкий щелчок, лезвие со свистом покидает своё убежище. Шафт тарахтит по брусчатке и застревает в куче нечистого, пополам с навозом, снега. Взмах – и вылетевший из руки «бульдог» присоединился к шафту. Молодой человек, вскрикнув,