Однокурсник президента - Анатолий Гончар

Джабраил не находил слов. Хотелось возмутиться, замахать руками, но он смолчал, настороженно ожидая продолжения разговора, который ему очень не нравился!

– Не веришь? – Солта усмехнулся. – Посмотри, как часто рождаются у нас дети! Скоро мы заселим земли русских. Придем в их дома.

– И отомстим! – Казалось, Джафаров понял мысль командира.

– Отомстим, – согласился Газиев, – но не так, как ты думаешь. Наши потомки будут жить и наблюдать, как вымирают внуки тех, кто сейчас топчется на нашей земле. Эта война отобрала у русских последнее, что они имели, – славу быть непобедимыми. Они не проиграли, но победить не смогли.

– Если бы не Кадыров, у них бы не было и этого! – Джафаров наконец высказался.

– Кадыров? Кадыров всего лишь пешка, – казалось, Солта сам себе противоречит, – пес на цепи. Ему, как и его папаше, вначале как следует пригрозили дубинкой, затем кинули кусок мяса, и он заключил сделку. Жизнь, благополучие, развязанные руки в обмен на лояльность и преданность. Преданный пес, которого в нужный момент всегда можно спустить с поводка и направить в глубь России.

– Ты считаешь, в Кремле боятся собственного народа?

– Собственного, говоришь? – Газиев и не пытался скрыть сарказма. – Боятся, говоришь? Почему бы и нет? Во всяком случае, готовятся они к возможным потрясениям уже давно. Потому и держат хорошо вооруженного, натасканного на кровь цепного пса, постепенно отпуская и отпуская удерживающий его поводок. Пес, – Солта хихикнул, ему нравилось собственное определение, – которого в нужный момент можно отцепить от привязи и натравить на взбунтовавшуюся толпу. Или хотя бы как следует припугнуть наиболее зарвавшихся.

– А что, если ослабленный поводок даст ему возможность прыгнуть на своих хозяев? – Джафаров улыбался, ему тоже понравилось сравнивать младшего Кадырова с цепным псом.

– О, на этот случай у хозяев остается ружье! Старое, можно сказать кремневое, но все же заряженное и, если не способное сразить намертво, то, во всяком случае, годное для того, чтобы жестоко покалечить. К тому же, без сомнения, в узком ошейнике пса спрятана тайная игла с ядом. И пес, я уверен, догадывается об этом. Во всяком случае, ему должны были дать это понять. Ружье – это армия, а армия никогда не станет вмешиваться во внутренний конфликт. Она слишком инертна, а офицеры… русские офицеры привыкли повиноваться приказам. Самый страшный недуг Российской армии – безынициативность. Хотя, как говорят в той же армейской среде, «дурак с инициативой еще хуже». Что бы ни произошло – армия все равно, как всегда, останется в стороне при любом развитии событий.

– Но в семнадцатом армия в стороне не осталась, – попробовал возразить Джабраил, так и не сумевший уловить смысл всех этих пространных рассуждений.

– В семнадцатом это была не армия. – Солта как бы невзначай передвинул автомат на грудь и направил ствол в сторону продолжавшего сидеть помощника. – Это была большая, оголодавшая, безземельная деревня. Именно она – деревня – и совершила революцию в феврале, а когда ее снова обманули, совершила следующую. Деревня, а не армия брала Зимний дворец, деревня арестовывала временное правительство. Но я сейчас не о том. Знаешь, если бы не мои личные счеты с Кадыровыми, я бы, пожалуй, сдался по амнистии еще два года назад.

У Джабраила вновь не нашлось слов. Таким откровенным Газиев никогда еще не был. Джафаров никак не мог уразуметь, что это – очередная проверка на «вшивость» или же момент проявления позорной для моджахеда слабости?

– Не спеши осуждать, Джабраил, не спеши… Если вдумаешься, то не сможешь отрицать, что путь, которым ведет наш народ Рамзан, – более перспективен. Перед ним простор, перед нами изоляция в резервациях. Да-да, наши красивые горы и зеленые долины через несколько лет станут резервацией, неспособной вместить и прокормить всех наших детей и внуков. Но об этом я уже говорил. Если бы мы победили и обрели границы, то через какое-то время их бы закрыли на замок. Если бы не моя ненависть и личная вражда с тейпом Кадыровых, я бы сдался, правду говорю, а что тебе не позволяет сделать это?

Джабраил мысленно содрогнулся: «Вот он, главный вопрос этого разговора».

– Нет, никогда! – Он решительно затряс бородой. – Я не сложу оружия. Брат, я… – Он запнулся, собираясь с мыслями. – Я… не хочу пресмыкаться перед предателями…

– Похвально! – Солта Газиев осклабился. Из-за деревьев, повинуясь его знаку, вышли телохранители. Что-то почуяв, Джафаров потянулся к стоявшему с правой стороны дерева автомату.

Удар ноги опередил это движение. Незаметно подкравшийся из-за спины Хасан Хасбулатов – телохранитель Газиева, высокий, жилистый, тридцатилетний мастер спорта, – отшвырнул оружие в сторону.

– Не двигайся! – предостерег Солта.

– Командир?! – Джабраил, подавив страх, попытался изобразить на лице удивление и обиду.

– Какой я тебе командир? – Теперь Газиев откровенно издевался. – Говоришь, ненавидишь Кадырова? Верю! Говоришь, ненавидишь предателей? Верю! Но знаешь, я тоже. И наверное, еще больше, чем ты. Возможно, потому, что меня уже предавали разные люди. А сколько раз меня предавал ты?

– Ни разу, – слегка запинаясь, ответил Джафаров. Он еще на что-то надеялся.

– Ни разу, говоришь… – Усмешка главаря банды стала совсем нехорошей. – Посмотрим, что ты скажешь, когда мы станем сдирать с тебя кожу. Ты работаешь на Главное разведывательное управление! – Слова как удар под дых. Телохранители Газиева толкнули бывшего помощника главаря в спину и поставили на колени.

– Меня оклеветали! – запальчиво возразил Джабраил, пытаясь опередить возможное развитие событий. К этому моменту ему уже заломили за спину руки и связали их. – Проверь меня, и ты убедишься… – попросил он, хватаясь за последнюю соломинку.

– Проверить?! – казалось, Газиев задумался. – А пожалуй, что ты и прав. Тебя надо проверить. Да-да, проверить! У нас как раз остался еще один пленник. Убей его!

– Я, я, я, – замялся Джафаров, – не палач… – наконец заявил он, мучительно соображая, как выкрутиться из создавшейся ситуации. Страх душил, он не мог отказаться. С другой стороны, убей он русского, и как на это посмотрят его наниматели? Заставят отвечать? Отдадут под суд? Нет, нельзя, нельзя…

– Ну?! – потребовал главарь банды.

«Убить русского… это же… это… С другой стороны, кто более ценен – простой сдавшийся в плен солдат или тайный агент? Мало ли тайных агентов предпринимало подобный шаг? Да наверняка тысячи. Они и работали на вражеских заводах, и шли в атаку в строю врагов, и принимали участие в пытках и казнях… Они вынужденно совершали это, они важнее, они не винтик, они не простые шестерни. Он – агент Джаба, маховик, без которого остановится поступательное движение, рулевое колесо, поворачивающее ход войны в нужную сторону…. Он…» Рассуждая подобным образом, Джабраил слишком затянул с ответом.

– Ты предатель! – Обвинение вновь было брошено в лицо трясущемуся боевику.

– Дайте мне автомат, я убью его! – Понимая, что промедление может стоить жизни, поспешно согласился Джабраил. И вновь, как когда-то давно, в ветвях пронзительно запищала птица. Сердце на секунду замерло, а потом застучало с бешеной скоростью.

– Автомат? Э, нет, – Солта рассмеялся.

– Кончи его как настоящий горец. Ножом. – Газиев взглянул на дрожащего, бледного как мел предателя, плюнул и взмахнул рукой: – Развяжите его!

Джабраил почувствовал, как освобождаются руки. И тут же прозвучала новая команда.

– Верните нож! Пусть докажет!

Джафаров принялся разминать, собственно, и не успевшие затечь кисти. Ему бросили нож, как лишайной собаке кость. Он нерешительно протянул к нему руку, затем схватил и сжал рукоятку. Встал, ноги подламывались. Сцепив всю волю в единый кулак, Джабраил постарался держаться уверенно, но предательски дрожали губы. В глазах расплывалось, зрение никак не могло сфокусироваться, изображение «прыгало». В висках безостановочно стучало, в просветах деревьев ему привиделась сгорбленная фигура. Она приближалась. Джафаров распознал пленника. Позади него топал слегка прихрамывающий Ваха Байсаров. Почему-то Джабраилу почудилось, что лицо у Вахи красное, словно от только что перенесенной натуги. Русского подвели ближе и вытолкнули вперед к застывшему в неподвижности Джафарову.

– Сережа, жить хочешь? – глядя прямо в глаза пленника, почти ласково поинтересовался Джабраил.

Тот смолчал, лишь участилось его и без того шумное дыхание.

– Серый, что молчишь? – обвиненный в предательстве наконец-то взял себя в руки.

Лицо пленника заливал пот. Он сутулился и непрестанно дергал связанными за спиной руками.

– Страшно? – Поворачиваемый в руке Джабраила нож отразил лезвием матовый, пробивающийся сквозь туман солнечный свет. Тусклый, едва угадываемый зайчик скакнул по ближайшей листве. – Страшно! Может, хочешь принять нашу веру? Прими и будешь жить… – привычно пообещал предатель и ухмыльнулся.