Ревизор: возвращение в СССР 16 (СИ) - Винтеркей Серж

— Ой, девки, девки, — расстроенно проговорил я. — И себя подставили, и Сироткина. Она же им сейчас плохих оценок наставит, а ему потом выговорит декан, что ничему студенток своих по предмету не научил.

Народ наш сразу притих. Не подумали, сперва, о возможных последствиях.

Но Галина Михайловна все же умеренно посвирепствовала, я ожидал намного худшего. Плохие оценки получили только те девушки, что собирались сдать за счет сугубо внешнего вида, и вообще к экзамену не подготовились. А кто учил, смог прийти в себя от неожиданности и настроиться на сдачу, тот нормально сдал.

Первой зачем-то пошла сдавать Галя Романович, и Галина Михайловна еле-еле натянула её на трояк. А за ней пошла Света Костенко и легко отстрелялась на отлично.

— Зачем ты первая пошла? — спросил я Романович, когда обе вышли.

— Не знаю, как сказали, что Сироткина не будет, сразу из головы все вылетело. Думаю, какая разница? — чуть не плача, ответила она. — Теперь не видать мне стипендии.

— Надо было тебе первой идти, — повернулся я к Костенко. — Тебя такими поворотами из седла не выбить. А Галя посмотрела бы на тебя и сдала бы нормально.

— Надо было, — согласилась Света с расстроенным видом.

— Ладно, не расстраивайтесь так, — вступил в наш разговор Ираклий. — Подумаешь, без стипендии полгода. Это же не отчисление. У нас стройотряд будет, не забывайте, там можно будет подработать. Вот Костян, к примеру, с невестой собираются на полгода денег вперед себе на совместную жизнь заработать.

— Его Женечка тоже будет с нами работать? — удивился я.

— Конечно, он попросил, а наши не против, — без тени сомнения ответил Булатов.

Ну, дела… Хотел бы я посмотреть на этот аттракцион, — подумал я, заходя на экзамен в составе первой мужской пятёрки.

Сдал я на отлично. Мне что с Сироткиным, что с Галиной Михайловной, одинаково комфортно. Магия удачно притянутых к месту цитат классиков марксизма-ленинизма и решений последнего съезда КПСС действует на преподавателей наповал, как и задумано. Пожелал всем удачи и поехал в НИИ силикатов устраиваться на работу.

Там меня встретила Ираида Германовна, сотрудница военно-учётного стола. Миниатюрная, но очень строгая и ответственная женщина средних лет в строгом платье с прямой юбкой на пухлой фигурке, с седеющим пучком на голове и огромной связкой ключей. Она пристёгивала их карабином к толстой цепочке и замыкала её этим же карабином у себя на поясе. Так и ходила маленькая, важная и звенела ключами при каждом шаге, как Бурёнка колокольчиком.

Она отвела меня к себе в маленький кабинетик площадью метра два, там можно было только стоять перед окошком, как в кассе. Сама она открыла сначала обычную дверь, потом решётчатую, заперлась изнутри и открыла сначала окно на решётке, потом в обычной двери. Внутри оказался просторный кабинет. Видел, как она прошла к металлическим шкафам-картотекам, запираемым на ключ. Пока она принимала мои документы, я разглядывал эти ряды. Неужели в этом НИИ столько сотрудников? Или часть из них такие же, как я? Но безопасность на высшем уровне. На окнах за решётками заметил белые и прямоугольные, как пастила, датчики сигнализации.

Она подала мне чистый лист и ручку, написал заявление под её диктовку.

— Приходите завтра, — буднично сказала Ираида Германовна. — Приказ и пропуск будут готовы. Я покажу вам, где у нас касса.

Она заполняла по данным моего паспорта какую-то анкету за своим рабочим столом, спросила с меня 2 фотографии, хорошо, что у меня были с собой. Опыт есть опыт…

— Вы так молоды, даже, военного билета ещё нет… — озабоченно проговорила она, не отрываясь от дела. — На пропуске будет указано название организации, где вы теперь работаете, и отдел. Выучите их как следует, мало ли что…

— Конечно, конечно, — пообещал я.

Чего она так переживает? Решила, что я оперативной работой, что ли, буду заниматься? Заботится о моей легенде, чтобы не прокололся?

— Трудовую книжку мы вам заведём, — добавила она.

— О, а у меня уже есть трудовая, — ответил я.

— А что ж вы молчите, давайте, — встала она из-за стола.

— Она у меня в другом месте лежит.

— Уже лежит? — удивилась она.

— Там, где я работаю, — попытался объяснить я, — по-настоящему работаю…

— А, я всё поняла, — прервала она меня и вернулась за стол. И руками сделала такой жест своеобразный — типа, не хочу лишнего об этом знать.

— Ираида Германовна, а во сколько мне завтра приходить за пропуском? — уточнил я.

— После одиннадцати уже можно.

— Спасибо. Я могу идти?

— Да, до завтра.

— До свидания.

Какая же интересная мне открылась сегодня система, — думал я, возвращаясь домой. — И что, на каждом предприятии есть такие мёртвые души? Скорее всего. И какая экономика это выдержит? Всё вокруг государственное, всё вокруг ничьё, деньги никто не считает. Сославшись на нужды государственной безопасности, можно делать всё, что угодно. Ни у кого даже вопросов не возникает. Надо, и всё тут.

Вернувшись, застал у нас Фирдауса. Он уже с полчаса меня ждёт, оказывается.

— Ну что, поговорил с юристом? — спросил я.

— Да. Не вздумай ничего в СССР оформлять, — сразу заявил зять. — Во-первых, тебе выплатят копейки, если оформят как патент, а не как изобретение. За изобретение ты вообще ничего не получишь. Но за рубежом что-либо оформить может стать затруднительным.

— О, как. А я думал, у нас своя база изобретений, а за рубежом своя.

— Так и есть, но ваши уже от имени государства некоторые изобретения, которые считают выгодными для страны, патентуют за рубежом, — пояснил Фирдаус. — Так что, оформляем патент только за рубежом. В ведущих странах мира.

— Как скажешь. Но мне не хотелось бы, чтобы советские потребители пострадали. Давай тогда договоримся, что, если СССР захочет приобрести лицензию на выпуск для внутреннего рынка, то продадите ее за символическую цену, хорошо?

— Конечно, — улыбнулся Фирдаус. — Патент будет твой.

Правда, тут я задумался. А что скажут в Союзе, когда будут покупать эту лицензию, увидев, что патент оформлен на Павла Ивлева? Не начнут ли искать меня, и не появится ли у меня из-за этого куча проблем? Но тут же я сообразил, что за рубежом живут миллионы русских эмигрантов. Кто еще в девятнадцатом веке уехал, кто после первой мировой, кто после второй. Ни за что не придет в голову чиновнику в СССР, что будет этим заниматься, что он покупает изобретение советского гражданина.

Да и в Союзе Павлов Ивлевых как собак нерезаных, если регистрировать патент без отчества, а я так и скажу сделать, то попробуй еще найди, кто из них может быть к этому причастен. И если даже выйдут на меня и спросят, опрашивая всех Павлов Ивлевых, то всегда можно удивиться и сказать — товарищи! Где я и где какие-то буржуазные чемоданы на колесиках? Вы что, шутите, что ли?

Еще больше меня успокоило соображение, что СССР обычно не заморачивается соблюдением чужих патентных прав. Захотят выпускать вдруг такие чемоданы, просто стырят конструкцию, чтобы не платить ничего правообладателю. Даже не узнают, что по моим указаниям могут купить лицензию за гроши, и выпускать чемоданы легально, потому как и спрашивать не будут…

Правда, судя по реакции Максима Леонтьевича, сомневаюсь, что какой-то советский завод вообще решит заняться выпуском такой продукции. Настроения сейчас брутальные — схватил чемодан и потащил, нафиг тебе еще колесики, ты что, не мужик? А женщины у нас с мужчинами имеют полностью равные права, их вон, сколько, по всей стране тяжеленные шпалы укладывает… Работа, на которой и здоровый мужик легко может спину сорвать.

— Ну и отлично, договорились, — кивнул я Фирдаусу. — Значит, в Союзе я заявку на изобретение оформлять не буду. Просто принесу тебе новый чемодан и чертежи к нему.

— Да, и Альберт Карлович сказал тебя привезти, оформить доверенность на меня.

— Хорошо, надо на этой неделе всё сделать, потому что потом трудно выбрать время будет.

— Может, сейчас и съездим?