Бояре висячие - Нина Молева

Среди отобранных Чернавским для штата Герольдмейстерской конторы художников были выпускники Карповской школы М. В. Гарканецкий и Я. Ю. Петрулев, о которых указывалось, что выпущены они «в мастеры живописного дела, понеже другому не учились», причем первый после школы продолжал свое образование под руководством живописца Андрея Матвеева. Из гимназии при Академии наук в контору перешли М. Г. Мусикийский, сын известного миниатюриста петровских лет Григория Мусикийского, и Яков Нечаев, отличавшиеся особыми успехами в рисунке. Оба они преподавали рисование, а в отзывах о Я. Нечаеве специально оговаривалось, что он лучший рисовальщик художественного департамента Академии наук.

Подобный уровень мастерства представлялся совершенно необходимым для художников конторы, поскольку для «герольдмейстерского художества» требовалось, чтобы художник был «обучен живописному художеству водяными красками и рисовать виды зверей и птиц и разных трав ботанических, також и масляными красками ланшафты и ландкарты и что к тому принадлежит». Сложнейшие композиции гербов с множеством заимствованных из натуры деталей свидетельствовали об изменяющемся характере русского искусства.

Становление стихийно-материалистического мировоззрения, освобождение человеческой личности от схоластических представлений о действительности, которые постепенно вытеснялись научными знаниями, — черты русской культуры на рубеже XVII–XVIII веков, которые отразились на развитии искусства. Основные виды изобразительного искусства, за которыми признаются воспитательные функции, подчиняются задачам просветительства. Они агитируют за курс, проводимый правительством Петра во внешней и внутренней политике, служат популяризации его идей, разъясняют смысл нововведений, становятся пособиями для приобретения научных и даже чисто ремесленных навыков и знаний. Соответственно и герб рассматривается как наглядное пояснение заслуг и характера деятельности награждаемого им человека, в отличие от условной символики западноевропейских гербов. Художники в каждом отдельном случае компонуют целую картину, стремясь к предельной достоверности всех элементов, которые в ней используют. С этой целью собиралась подробнейшая информация у очевидцев, побывавших в данной части страны, посылались запросы о растительности, животном мире, географических особенностях края — если речь шла о гербе города — на места.

Подобная тенденция к достоверности становится особенно явственной в 1740-х годах и может быть связана не столько с Чернавским, тяготевшим скорее к декоративности, сколько с выучениками петровских школ. Именно в сороковых годах к делам Герольдмейстерской конторы привлекаются художники из экспедиций Академии наук. М. И. Беркган, например, состоял с 1732 до 1746 года в Камчатской экспедиции Гмелина и Делакроера и затем выполнял этнографические зарисовки для Кунсткамеры, где числился в штате «малером (художником. — Н. М.) зверей и цветов». Судя по отзывам многочисленных документов, М. И. Беркган считался знатоком «азиатских народов», и именно поэтому Кунсткамера отпускала его для работы в Герольдмейстерской конторе лишь на считанные месяцы. Другой живописец, уроженец Кенигсберга И. Г. Дункель с 1735 года работал при Штейнмейстере и И. Г. Улихе на рудных разработках Сибири в качестве «учителя знаменования» (рисунка — Н. М.). Широким кругом такого же рода знаний обладал и Иван Шерешперов, откомандированный по собственному желанию из Московской Заиконоспасской академии в Оренбургскую экспедицию в качестве ученика ее штатного художника Я. Касселя.

С увеличением в том же десятилетии объема производившихся Герольдмейстерской конторой работ помимо штатных художников к выполнению гербов привлекаются постоянно художники других ведомств. Собственно, уже с конца 1710-х годов художники становятся участниками всех видов ранее существовавших, а главным образом вновь возникающих производств. В обязательном порядке они вводятся в штаты почти всех производственных учреждений, вроде Берг-коллегии, Мануфактур-коллегии, Адмиралтейской коллегии с подчиненной ей Партикулярной верфью, Канцелярии Главной Артиллерии и т. п. Пребывание в определенном ведомстве не означало для них узкой специализации и потери профессионального мастерства. Это исключалось благодаря практике привлечения всех художников для выполнения больших государственных заказов, организатором которых выступала Канцелярия городовых дел, получившая с 1723 года название Канцелярии от строений. Она имела право и старалась вызывать каждого живописца специальным приказом, обязательным для любой администрации, и, кроме того, широко применяла практику подрядов.

Последняя поддерживалась тем, что художник любого ведомства, если в данный момент не был загружен работой, мог получить отпуск для выполнения постороннего заказа с единственным условием — не получать на время отпуска основного жалованья. Такие отпуска были широко распространены и особенно поощрялись в ведомствах, где преобладала сезонная работа, как, к примеру, в Адмиралтейской коллегии. Государственное учреждение избавлялось от необходимости оплачивать ненужного ему в данный момент работника, силы которого применялись там, где в них была нужда.

Но было и другое соображение, побуждавшее ведомства не противиться участию своих художников в посторонних работах, — вопрос их профессионального совершенствования, который неизменно принимался в расчет. Для первой половины XVIII века характерно, что живописцы «промышленных» ведомств не уступают в смысле уровня мастерства художникам, которых в настоящее время можно определить как станковистов. Так, картины для Петропавловского собора в Петербурге пишут наравне с Андреем Матвеевым мастер Шпалерной мануфактуры Д. Н. Соловьев, живописец Академии наук, также подвизавшийся в «герольмейстерском художестве», Г. Гзель, мастер Партикулярной верфи И. А. Никитин, художник Главной Артиллерии Леонтий Федоров. Само понятие живописца предполагало способность выполнять весь существовавший в этой специальности круг работ, а постоянное творческое общение позволяло также постоянно совершенствовать мастерство. Практика Герольдмейстерской конторы дает очень яркий пример постоянного использования ведомственных художников, которым неизменно отдается предпочтение перед вольными городовыми живописцами, их к середине века становится очень много и в Москве, и в Петербурге. Из Конюшенного ведомства вызываются живописного дела подмастерье Ф. И. Калугин и живописец Никита Быков. Герольдмейстерская контора пользовалась явным преимуществом по сравнению с другими учреждениями, поскольку тех же художников несколько раз и всегда безуспешно пытался вызывать для работ в Новом Оперном доме театральный живописец Д. Валериани. Из Сухопутного госпиталя Герольдмейстерская контора приглашает Андрея Грубе, из Инженерного корпуса художника Немчинова и «инженерного корпуса живописного мастера» Федора Задубского. Последний известен как хороший гравер, выполнявший гравюры по собственным рисункам с натуры, например, вид фейерверка в сентябре 1756 года в день именин Елизаветы Петровны, и участник росписей Большого Екатерининского дворца в Царском Селе.

Значительным числом художников располагали и различные воинские подразделения. Преображенский полк имел собственную художественную школу, откуда Герольдмейстерская контора неоднократно вызывает живописца Дмитрия Сальникова с учениками Иваном Волковым и Иваном Шишмаревым, а из Канцелярии Главной Артиллерии и фортификации живописного подмастерья Федора Яковлева. Ф. Яковлев был автором одного из ранних портретов Екатерины II как императрицы. В 1768 году в Петербурге он продавался художником в целом ряде повторений.

Руководство же «делом нового основания», начатым петровским «недорослем», последовательно переходит к М. В. Гарканецкому, Якову Нечаеву, затем выученику живописной школы Преображенского полка Ивану Волкову, получившему звание живописного мастера. «Герольдмейстерское художество» не занимает изолированного положения в русском искусстве. Наоборот, в нем неизменно принимают участие мастера, выполнявшие крупнейшие живописные работы своего времени — от росписи зданий до написания театральных декораций, от оформления народных празднеств до выполнения портретов и исторических картин.

Измайловские царевны

При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, немилостью некоторым министрам и любимцам царя. Мне не удалось еще узнать, в чем дело.

Это было в Гданьске

Сапог висел и чуть поскрипывал. Железный. Кованый. Над выбоистыми камнями узкого крыльца. Тонкие переплеты квадратных, выведенных на плоскость стены окон. Навал черепичной крыши — всего для двух осевших в землю этажей. Россыпь золотистых булыжников под самые ступени. И в расщелине у плотно надвинувшейся стены огромного собора — ветер. Легкий. Нетерпеливый. Порывистый. В дыхании затаившегося за путаницей домов моря.