Жизнь удалась - Андрей Рубанов

– Поругались?

– Может, и так. Все это было давно. Без меня. Я пришел, когда Знаев уже отошел от виноторговли. Он… он вам про Матвея может многое рассказать. Они вдвоем поднимались. С нуля. Только говорить с этим Знайкой надо по-особенному…

– Почему?

Разблюев развел руками.

– Потому что он – Знайка. Все знает, но молчит.

– Ты его не любишь. – Разблюев вскинул глаза.

– А мы тоже были с ним друзья. Не лучшие друзья, но… В общем, вместе играли. В одной группе. Он на гитаре, я на барабанах. Рок-н-ролл. Давно было дело. В молодости. А теперь у Знаева друзей нет. Его друзья – деньги.

Да, очень интересно, повторил про себя капитан. Вместе играли рок-н-ролл. Тут не просто бизнес, вино. Тут – отношения. Старые обиды. Один разбогател. Другой – не смог. Не исключено, что и женщины всплывут… Кстати, да.

– Может, Матвей просто ушел к другой женщине? Как думаешь? Влюбился, все забыл, загулял…

Разблюев улыбнулся.

– От Марины не загуляешь.

– Согласен, – задумчиво кивнул капитан. – Дети у них есть?

– Нет.

– Почему? Ему сорок, ей… сколько ей?

– За тридцать сильно. В общем, возраст такой, что пора скрывать.

– И у них нет детей?

– Значит, не хотят. Сейчас таких много. Тех, кто не спешит строгать потомков. А может, хотят, но не получается… Или есть еще какая-то причина. Я не интересовался.

Капитан вгляделся в лицо Разблюева. Именно такие и играют рок-н-ролл, подумал он. И носят куртки с заклепками. Ушедшие в себя, во всякую свободную секунду постукивающие пальцами по первой попавшейся поверхности. Музыканты. Как они потом попадают в бизнес? Как умудряются сделать деньги? Мне пятый десяток, а я ничего не понимаю в этой жизни.

– Вы десять лет вместе, – сказал сыщик, – ты его правая рука. Маловато ты знаешь о Матвее.

– Так получилось.

– У него есть свой кабинет? Ну-ка, покажи мне его. Прямо сейчас.

Ковбой поднялся со стула и запустил костлявую ладонь в карман штанов. Ага, подумал капитан, ключики от хозяйского кабинета имеет при себе. Может, метит на место босса? Нет, не похоже. Если б метил, уже бы там сидел. Пользуясь боссовой отлучкой.

Разблюев включил свет. Капитан с восхищением пробормотал:

– Обстановочка.

– Матвей тут все сам лично продумал, – сказал Разблюев. – Знаете, что такое «запах старых денег»?

– Нет.

– Это когда входишь в дом – и понимаешь, что у его хозяина были богаты и папа, и дедушка.

– А у Матвея папа с дедушкой были богаты?

– Нет, конечно. В нашей стране запах старых денег давно выветрился. Матвей создал имитацию. Мы же вино продаем. Лучшее в мире. Французское. У нас есть вина по десять тысяч евро. Мы – респектабельные. Наше вино пьют снобы. У нас есть клиенты, которые в магазины за вином не ходят. И вообще в магазины не ходят. Никогда. А заказывают ящиками. Самое дорогое. С доставкой. Мы ж в Москве живем. Тут с деньгами порядок…

– Короче, кабинет сделан, чтоб пыль в глаза пускать, – подытожил Свинец на понятном себе языке. – Показуха.

– Коммерческий расчет, – аккуратно поправил Разблюев.

– Я так и сказал.

Стену против входа украшал иконостас цветных фотографий – все, как одна, в стильных рамах под старину. Капитан поспешил подойти. Ткнув пальцем, спросил:

– Это он? Матвей?

– Да.

Свинец всмотрелся. Серия снимков представляла исчерпывающие и неопровержимые доказательства сверхуспешности как хозяина кабинета, так и его виноторгового дела. Хозяин: прямоугольное, простое, вызывающее симпатию лицо умеренного жизнелюба, несколько стеснительно (но и победительно тоже) взирающего близко посаженными глазами в объектив, – по большей части со скромной улыбкой, чуть сдвигающей вбок весомый бульдозерный нож квадратной нижней челюсти. Хозяин в белых штанах на фоне прибоя; хозяин, многозначительно выглядывающий из-за виноградной лозы; хозяин с бокалом красного; хозяин, пьяный в зюзю, в обнимку с усатыми и носатыми толстяками, очевидно – виноделами; хозяин рассматривает нечто средневековое; хозяин у подножия Эйфелевой башни; хозяин подле огромной стойки с разнокалиберными бутылками, их сотни; хозяин жмет руку лощеному патриарху в запонках, не иначе тоже хозяину чего-то; хозяин дефлорирует пузырь шампанзеи; хозяин в кабриолете; хозяин с клюшкой для гольфа… И парадный портрет: хозяин с крокодиловым кейсом, в полупрофиль, выдвинутым подбородком готов таранить будущее, как таранит белые глыбы замерзшей воды нос ледокола.

Пропорциональная фигура, мужицкие ладони. Везде раскованная, свободная поза. Везде в пиджаке. Почти везде – в галстуке. Преуспел! – намеками либо прямо заявляли галстуки, позы, винные бочки и разбивающиеся у ног сине-зеленые волны. Смог! Добился! Пролез. Достиг. Допрыгнул. Жизнь удалась.

– Он каждый год во Францию ездит, – пояснил Разблюев.

– Может, он и сейчас там? – игриво спросил капитан. – Завел себе француженку, домик купил и сейчас выбрал момент драпануть?

– От Марины не драпанешь.

– Я присяду?

Не дождавшись разрешения, Свинец уселся в кресло – с виду комфортабельное, крытое лоснящейся кожей, оно оказалось неожиданно твердым, предназначенным именно для того, чтобы работать: вертеться, азартно елозить и подпрыгивать в процессе борьбы за деньги, – и огладил рукой стол. Попытался вообразить себя Матвеем Матвеевым, продающим, сидя тут, вина по пять тысяч евро за флакон. Однако с гудящей дурной головой вообразить что-либо полезное было трудно, и пришлось просто закурить новую сигарету.

– Коммерческий расчет, – сказал он по слогам. – Стало быть, Матвей человек расчетливый. Спокойный. Осторожный. Бесполезному уголовнику Соловью платит две тыщи долларов в месяц, чтоб не иметь за спиной недоброжелателя. То есть твой босс – умный?

– Да, – кивнул Разблюев.

Вот я – тоже умный, подумал капитан. Еще какой. Вон как ловко психологические портреты составляю. Только кой хер я при таком уме в свои сорок три года всего лишь капитан, и все, что у меня есть, – купленная в кредит квартирка на окраине? Не зря от меня мои жены сбежали.

– Может, он все-таки от жены сбежал?

– От Марины не убежишь.

Свинец помолчал. Напротив на особом столике располагался оснащенный стальным винтом механизм, смахивающий на средневековое устройство для пыток.

– Это что?

– Люлька. Чтоб правильно декантировать.

– Понятно, – сказал капитан, ничего не поняв. – А у тебя с Матвеем какие отношения?

– Нормальные. Он меня сюда по старой дружбе взял. Хотите выпить?

– Нет.

Разблюев вышел в общий зал, вернулся с початой бутылкой водки и стаканом. Ловким точным движением налил себе. Проглотил не морщась. Очевидно, давно знал свою единоразовую дозу.

– По старой дружбе, значит?..

Ковбой охмелел мгновенно. Очевидно, хорошо выпил еще несколько часов назад, успел протрезветь, и сейчас его сразу развезло от ста с небольшим граммов. Несколько мгновений он стеклянными глазами изучал ряды бутылок в шкафах, потом перевел взгляд на капитана и тяжело вздохнул:

– Знаете, я ведь никакой не бизнесмен. Или, лучше сказать, никакой бизнесмен. Я музыкант. Барабанщик. – Он выразительно помахал руками, демонстрируя, каково это, быть барабанщиком. – Говорят, хороший барабанщик. Точнее, был хороший… Талантливый Всю молодость барабанил. Самое большее, что мне платили в период расцвета моей, так сказать, музыкальной карьеры, – двадцать долларов за выступление. В месяц выходило триста, если каждый вечер выступать. А еще надо же и репетировать… Пытался бросить. Много раз. Не получалось. Знаете почему?

– Тянет, – сразу предположил капитан.

– Не то слово, – сказал Разблюев. – Талант у меня. Это не мои слова. Других людей. Семь часов могу стучать – и ни разу не ошибиться. А самое главное – совершенно не замечаю, как эти семь часов пролетают… Если у меня нет барабана – я болею. Плохо себя чувствую. Зато когда барабан есть, все сразу раз – и на свои места становится…

– Божий дар, короче.

– Ну да. Вот в девяносто восьмом позвал меня Матвей – и я бросил барабанить.

– Как же он тебя убедил?

– Убедить можно кого угодно в чем угодно, – вздохнул Разблюев. – Теперь я хорошо зарабатываю. Ну, не совсем бросил… Раз в неделю стучу. По субботам. В клубах. Группа «Лос Анормалес». Может, слышали?

Свинец пожал плечами.

– Живу теперь от субботы до субботы, – продолжил ковбой. – В остальное время вино продаю. Деньги делаю. Хотя они мне, в принципе, не нужны. А нужны только барабаны.

– Ясно.

– А вот у Матвея, – Разблюев с особенной хмельной суровостью указал пальцем на фотографии, – у него все иначе. Не дал ему Бог никакого таланта. У него даже настоящего таланта к бизнесу – и то нет. Он не жадный. Он не эксплуататор. Он не любит рисковать…