Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко

– Что вы думаете обо всем этом?

Дворецкий перестал водить мягкой щеткой по шляпе Джона, слегка наклонил лицо вперед и сказал, понизив голос:

– Ну что же, сэр, у них, конечно, нет никаких шансов, но я слышал, что они отличные стрелки. У меня сын в Иннискиллингском полку.

– У вас сын? Да что вы, а я даже не знал, что вы женаты.

– Да, сэр. Я никогда не говорю об этом. Я думаю, что его теперь пошлют туда.

Легкое удивление, которое почувствовал Джон, сделав неожиданное открытие, что ему так мало известно о человеке, которого, как ему казалось, он так хорошо знает, тут же растворилось в другом легком удивлении, вызванном другим неожиданным открытием, что война может задеть кого-нибудь лично. Теоретически он, конечно, понимал это, но сейчас его ужаснула беззащитность маленького человека.

Джон остановился на площадке у спальни отца, раздумывая, стоит ли ему войти и сказать несколько успокоительных слов. Он приоткрыл лестничное окно и прислушался. Ничто не нарушало обычную для этого времени тишину, и Джон уже собирался пройти выше в свою комнату, которую для него всегда держали наготове, как вдруг услышал где-то вдали хриплый пронзительный крик газетчика. Так и есть, и сейчас он заорет около дома! Джон постучал и вошел.

Отец не спал, но уже был в постели. Шум на улице явно встревожил его.

– Все благополучно! – сказал Джон, – Это не пожар. Буры объявили войну – вот и все.

Отец принял это известие спокойней, чем он думал, и только сказал:

– Ты сегодня здесь ночуешь, мой мальчик?

Джон, уверив отца, что он останется ночевать здесь, пожал ему руку и направился в свою комнату.

Сестры Джона и Ада восприняли начало войны Великобританией с негодованием.

– С какой стати мы вмешиваемся в их дела? – вопрошали они, – Если буры выставят этих уитлендеров, так им и надо. Они только наживаются там.

И, хотя их нельзя было назвать бурофилками, они искренне недоумевали: «Почему, собственно, мы не можем оставить буров в покое? Ведь все эти разговоры о сюзеренитете и соблюдении международного договора – сплошное лицемерие. Буры гораздо слабее нас. Мы могли бы позволить себе быть более великодушными». Не все тогда понимали, что основная причина войны заключалась во вновь открытых колоссальных месторождениях золота.

И из пабов доносилось о Крюгере: «Этот малый совсем потерял голову?». И шарманка играла «Солдат Королевы».

А буры на следующий день после объявления войны начали наступление, и из Южной Африки поступали шокирующие и тревожные сообщения. Пять столкновений со стороны Наталя закончились для англичан поражением. И численность буров, и качество их вооружения, главным образом артиллерии, были сильно недооценены.

К началу ноября английское войско численностью около одиннадцати тысяч было окружено в Ледисмите. Транспортные суда с войсками генерала сэра Редверса Буллера приближались к Кейптауну. Из лондонских пабов неслось: «Буллер им покажет». Прибытие армейского корпуса предотвратило вторжение буров в Капскую колонию. Тем не менее время с 7 по 17 декабря стало для Англии «черной неделей».

«Проигранные за одну неделю три битвы низвели военный престиж Великобритании до самого низкого в XIX веке уровня», – писала германская пресса. Злорадствовала и ликовала печать также во Франции, Австро-Венгрии и России.

Лорд Робертс был назначен Верховным главнокомандующим в Южной Африке, а начальником штаба – генерал лорд Китченер. Дополнительно туда была направлена шестая дивизия, седьмая мобилизовалась, и были приглашены добровольцы со всей Империи. Супруг Ады Артур Голсуорси тоже отправился в Южную Африку.

1 мая 1900 г. лорд Робертс начал наступление на Йоханнесбург и Преторию. И уже 30 мая, за день до того, как лорд Робертс вступил в Йоханнесбург, президент Крюгер бежал в Европу, прихватив государственные архивы. А в начале июня и столица Трансвааля, Претория, была завоевана англичанами. Но война в Южной Африке не была закончена. Буры повсеместно проводили дерзкие партизанские налеты. Тем не менее к середине 1902 г. война с бурами закончилась завоеванием обеих республик, как Трансвааля, так и Оранжевой, которые вошли в состав британских владений.

Конечно, эти несколько лет отсутствия супруга принесли Аде облегчение и несколько большую свободу. А Джон Голсуорси продолжал напряженно работать. Он приступил к написанию нового романа «Вилла Рубейн». Если в предыдущем романе, носящем биографический, очень личный характер, отражены переживания самого автора и Ады, то в новом Голсуорси берет за прототипы главных героев свою старшую сестру Лилиан и ее мужа Георга Саутера. Он, как и герой романа, родился в простой крестьянской семье в Тирольских Альпах. «Я пас коров, – рассказывал он о своей жизни, – спал на копнах сена, а зимой рубил лес. В деревне меня обычно называли бездельником и “паршивой овцой”. Да почему? – пытается понять он такое отношение к себе. – Я работал не меньше других. Но мне хотелось удрать оттуда. Если люди не понимают, чего ты хочешь, то они всегда называют тебя бездельником. А для меня главное – моя работа и стремление увидеть красоту мира. Более того, мое творчество и есть моя жизнь. В противном случае я разве когда-нибудь покинул родную деревню и прошел бы через все, что мне пришлось пройти, чтобы стать хотя бы тем, кем я стал сейчас?».

Сестра Джона Голсуорси Лилиан, сама тонко понимающая искусство, не могла не влюбиться в талантливого и решительного Георга. Жить для искусства, красоты – в этом, считает Голсуорси, состоит счастье.

Сюжет позволяет Голсуорси рассмотреть проблему брака под социальным углом. Различия в социальном происхождении сильно затрудняют возможности заключения брачного союза. Ведь для большинства представителей среднего класса неблагородное происхождение уже преступление! Такое отношение было неприемлемо для свободолюбивых крестьян горных районов. Так, в Тироле они никогда не были крепостными. У них было самоуправление, отличающееся демократическими формами.

И отношение к искусству, пытается показать Голсуорси, определяется социокультурной атмосферой. В среде, где деньги являются не только всеобщим эквивалентом, но и единственной ценностью, неизбежен конфликт творца и потребителя. И герой его романа повторяет мысли Георга Саутера. «Будь я самым замечательным художником в мире, – говорит он, – боюсь, что обыватель не дал бы за меня и ломаного гроша; но, если бы я мог показать ему пачку чеков, полученную за мои картины, пусть даже самые плохие, он проникся бы ко мне уважением…».

В таких условиях, чтобы достичь чего-либо стоящего, необходимо преодолевать одно препятствие за другим, во многом отказывать себе. И Голсуорси вкладывает в уста младшей сестры героини романа свою мысль:

«Мужаться – это не плакать и не жаловаться, отказываясь от счастья». Голсуорси считал, что человек может противопоставить ударам судьбы, «парадоксальности» или «ироничности» жизни мужество, ему следует быть стоиком. По учению стоиков добродетель не что иное, как воля. Эпиктет, философ-стоик, говорил: «Уничтожь заблуждение, и ты уничтожишь зло». А Марк Аврелий в своей книге «Наедине с собой» писал: «Сегодня я встречу честолюбца, лжеца, несправедливого человека, несносного болтуна; они таковы, ибо невежественны». Особо ценил Голсуорси в учении Эпиктета его требование о необходимости выработки такой нравственной позиции, при которой человек в любых условиях богатства или нищеты, власти или рабства сохраняет внутреннюю независимость от этих условий и духовную свободу. Для этого он должен разделить все вещи и дела на зависящие от него и не зависящие, в первых мужественно исполнять свой долг вопреки всему, вторые игнорировать.

Роман «Вилла Рубейн» опять же под псевдонимом Джон Синджон был опубликован в 1900 г. Как отмечал сам автор, это произведение было «более искренно, в нем больше воздуха, оно стройнее в композиционном отношении», чем предыдущее. На протяжении последующих нескольких лет Голсуорси переделывал роман, и при переиздании, осуществленном Даквортом в 1907 г., автором уже был указан Джон Голсуорси.

Джон получил одобряющие письма от признанных писателей. Так, Герберт Уэллс писал ему: «Дорогой Голсуорси, с вашей стороны было очень любезно прислать мне книгу, которую я прочел с живым интересом и удовольствием. Мне кажется, она свидетельствует об умении произвести желаемый эффект и что характеры (особенно стариков) хорошо задуманы и прорисованы». Образ художника, по его мнению, менее убедителен: «Видите ли, я законченный скептик и не верю ни в Бога, ни в Короля, ни в национальность, а также в “артистический темперамент”. Никогда не встречал такого, очевидно, потому, что не обладаю необходимым чутьем и симпатией для распознавания подобного феномена».

А Форд Мэдокс Форд (Хьюффер) писал ему: «Когда читаешь книгу, всегда хочется понять, что за человек ее написал. В данном случае с ним все в порядке, голос у него правильный, ему есть что сказать достойного внимания: есть философия, и он может донести ее до нас… Но, главное, вы имеете право писать, и я, завистливый член того же цеха, не могу сделать вам лучшего или более искреннего комплимента». Голсуорси не мог принять совет Форда «держаться в отдалении» от своих персонажей. Так, он указывал на Тургенева, кстати одного из самых любимых писателей Джона, который «обладал очень значительным запасом симпатии к человеку, однако, вкладывая ее в своих Базаровых, в свою молодежь и стариков, в своих девушек и зрелых женщин, он все время чувствовал себя творцом, находящимся над ними на неизмеримой высоте, и иногда он не может этого скрыть».