Пьета из Азии - Светлана Геннадьевна Леонтьева

руку из декольте Илоны и нажал на кнопку.

— Алло! Алло!

— Ты отчего не отвечаешь? — вопила жена благим матом. — Звоню. Звоню. А ты вне зоны.

— Что случилось, Катя-прекрасная? Я сейчас в отъезде…

Угольников не утруждался никогда тем, чтобы предупреждать о своих отъездах. Жена знала, что у него часто бывают командировки. В этот раз ему просто хотелось побыть без семьи. И в то же время найти Микулу-нациста.

— Ты когда вернёшься? Говори! — голос у жены был разгневанным. Она рвала и метала, как говорят в народе.

— Скоро. Я уже границу пересёк.

Угольников немного растерялся, жена никогда с ним не говорила в таком тоне.

— Меня кладут в больницу. А ты и в ус не дуешь!

Тут Угольников прямо-таки взорвался:

— А я что гулять пошёл? Налево? Или направо? Может прямо? Я по делу ездил! У меня дед Николай нуждается в моей защите! Ты что забыла про этого Гунько? Я тебе рассказывал!

На полуслове связь снова прервалась. Это выглядело, словно Угольников бросил трубку в гневе. Нет, так не пойдёт! Он написал смс-ку и отправил жене: «Катя-прекрасная, мы уже возвращаемся: я и весь автобус экскурсантов. Так только смогу, то позвоню. Думаю, к вечеру буду дома…» И тут Угольников понял: с Илоной облом! Не успеет! Это как в стихе: Пирожков вынужден бежать. Лететь. Спешить, на корабле в Архангельск плыть, становиться Орландо, продавать картины, пить боржом, петь соло, надевать английский фрак. Вот так…

Что же было дальше?

Ничего.

Милая Илона умчит к себе. К сыну Ёжику. Забудет Угольникова. Туманный Хельсинки. Пьету. Художника на остановке перед границей. Забудет Оливу, Арни, Вето, снег, мощёный бульвар, магазины с их тупой распродажей, такси, беготню по улицам, сидение на скамье возле больны…

Он позвонит, она ответит: Нет! И её глаза будут орать: да! Но он их не увидит. Не сможет поцеловать. Не сможет обнять Илону. Она будет стоять одна в поле, как берёза. Будет лить слёзы, которые будут превращаться в сосульки…

— Возьми мой номер телефона…запиши его! — Угольников достал авторучку.

— Хорошо! — кивнула Илона и стала искать клочок бумаги. Ах, нет, это билетик, это чек, по которому я покупала костюм, это проездной, это контрамарка. Вот салфетка бархатная, розовая, с цветочками! Пиши, Алёша Угольников, что хочешь. Всё пиши. Или скажи. Я запомню. У меня память стопроцентная!

— Жена заболела! — опустив глаза, сказал Угольников. — Просит меня поторопиться в ультимативной форме.

От него пахло разлукой.

Илона хорошо знала этот горький, рябиновый запах. Вот есть рядом человек. И вот его нет. Умчался по своим неотложным делам, в свою жизнь. В свой дом, где кухня, телевизор, спальня, работа, тёща, соседи, дача, работа, усталость, заработок, премия, начальник. И дед Николай! Грозный такой: ты отомстил? Ты плюнул в лицо Гунько? Ты съел его ухо? Ты вырвал гортань? Нет? Как нет! Отчего? Ах, в госпиталь лёг этот старикан, ушёл от мести, нашёл способ драпануть? Так же, как через сугробы лез, полз, извивался, пробирался, прятался, сидел в засаде, в подвале валялся, чуть лапы не отморозил, так боялся возмездия. А убивать не боялся, карать не боялся, невинных детей мучать не боялся? Бандеровец хренов!

— Обещаю, клянусь, Илона! Как только ты позвонишь, то я примчусь к тебе в любой конец города! В любое время! — Угольников сжал кулаки. — Но сейчас сегодня никак! Я — человек слова. И дела.

— Алексей, я поняла. Зачем ты так переживаешь? Пусть будет так, как есть. Дружба — это самое лучшее, что может случиться с человеком, ведь мы так сдружились, так провели время хорошо. Помогли этому несчастному Муиловичу, сходили в музей, познакомились с людьми. Я очень рада! — Илона говорила спокойно, но глаза…глаза… казалось, что они волнуются и вздыхают, переживают и трепещут, радуются и печалятся, успокаивают и переживают.

— Я разглядел тебя…сначала, признаюсь, когда увидел, то подумал: отчего такая тяжёлая шуба, шапка норковая надета, к чему это? А сейчас подумал, это так элегантно! И в такой одежде можно хоть на край земли…и мне кажется, у меня жизнь как-то поменялась. Я был до этого разгильдяем, не задумывался о своих земных поступках. Всё сводилось к зарабатыванию денег. К выживанию. Словно земное побороло духовное. И тут вдруг ты — и Пьета. И столько сразу смыслов появилось! А то, что Гунько не удалось достать, так ничего, жизнь она такая — даже при последнем часе найдёт и плюнет сама в подлое нацистское лицо! Верю!

И все вернулись домой.

Все просто вернулись домой.

Так было надо, чтобы все вернулись домой!

Лишь Угольников, словно не вернулся домой.

Пришёл, сел и не вернулся.

И жену уже отправил в больницу.

И с сыном сел уроки делать.

И с тёщей чай попил.

И в парке погулял.

И в магазин сходил.

И на работу вовремя пришёл.

Но домой словно не вернулся.

Не вернулся и всё тут.

И снег пошёл, сказал: иди.

Угольников шёл, пришёл, сел, умылся, побрился, поужинал, выпил вина, лёг в свою кровать.

Но не вернулся.

Телевизор посмотрел, ну там 60 минут, Соловьёв-лайф, чай попил, яблоко съел, свет выключил, уснул, жене передачу отнёс, снова сына в школу отвёл.

Но не вернулся.

Прошла неделя.

Не вернулся.

Прошёл месяц.

Бесполезно!

Жена спрашивает: что с тобой, Угольников? А он слышит. И понимает: не вернулся.

Тёща уговаривает: не заболел ли? Тесть зовёт в шашки поиграть. Сосед приглашает в гараж пива поить, секретарша попой виляет. Нет. Не вернулся.

Колокольчик позвонил, динь-динь, трамвай мимо проехал, чуть не задел капот, нет, не вернулся. Луна закипела на небе. Ситцевая, шёлковая, шерстяная, жёлтая, розовая. Солнце воспарило, звёзды высыпали. Войны начались. И закончились.

Снова секретарша подошла. Улыбнулась. Задом повиляла. Начальник отругал. Собака взвыла. Кот пропал. Сын заплакал. Жена выздоровела.

— Лучше бы ты вообще не болела! И не позвонила мне в неурочный час!

— Я жена — Катя-красавица. Имею право!

Ага…

Скажите, как вернуться? Как снова полюбить эту жизнь? Пиво, собаку, футбол, гараж, шашлыки?

— Сходи к психиатру! — посоветовал сосед.

— Выпей валерьянки! — сказала тёща.

— Махни рюмку коньяка…

— Дёрни бокал шампанского.

И Угольников пошёл с соседом в гараж, там они хорошенько напились. Потеряли ключи. Нашли банку с огурцами. Хорошенько закусили. Утром мутило, и болел живот.

— Напиши отчёт! — сказал начальник. Написал.

— Выпишите премию, — попросила секретарша.

— За что? — спросил Угольников.

— Ну не знаю…

— И я не знаю.

— Где ты пропадал? — возмутилась жена.

— На работе!

— Такое впечатление, что ты не вернулся!

Ага. Не вернулся… А ведь прошло уже полгода.

Ага. Полгода.

Взял книгу прочёл: