Секундант одиннадцатого - Хаим Калин

class="p1">Алекс ухмылялся, размышляя о сути свершившейся метаморфозы. Мягко выражаясь. Он – в следственном подразделении германской контрразведки (Федеральная служба защиты конституции Германии), которое обилием решеток и запоров любые тропы сводит на нет. Так что цена, заплаченная им за выход из кремлевского стартапа, столь же ужасающа, как и его глупость, подвигнувшая повестись на посулы СВР.

Был бы облом его виной, то полбеды. Весьма похоже, его угораздило попасть под чужую раздачу, разгромившую опорный пункт СВР в Потсдаме. Причем, без малейших намеков на постановку, кем-либо инициированную. Если Бригитту и двух бодигардов спецназ при захвате идентифицировал мгновенно, то с ним вышла полная неразбериха. «Это кто?» – то и дело допытывался старший наряда у персонала объекта, прежде отправив его фото куда-то. Требовал представиться и его самого, раздражаясь от предложения свериться с паспортом, которого, как оказалось, в особняке не было. Ничего удивительного – «семисвечник» шпионы изъяли вместе со скарбом три дня назад, после расконвоирования не вернув.

В пользу стечения обстоятельств говорило и то, что во время обыска не раз звучало «Марина Фокина», которую группа захвата, похоже, рассчитывала здесь захомутать. Но тщетно – троица закулисных дел с каменными лицами молчала.

Теперь же, сидя перед дознавателем, Алекс всячески оттягивал момент истины – то придирался к русскому переводу, отказавшись от протокола на английском, то пикировался вопросом на вопрос. Пытался разобраться, на самом ли деле его гипотеза о случайном замесе, не связанном с его персоной, верна. Когда же склонился к ее предпочтительности, то ужаснулся от дилеммы: на чьей поляне играть? Если на своей, то правдоподобно прозвучит только подлинная версия событий, в немалой степени опирающаяся на его допущения и субъективных оценки. Но у нее лишь один плюс – предсказуемый итог проверки на детекторе лжи.

Только кто из чиновников сыска, взращенных на установках тотального недоверия, в тот детективный сюжет поверит, даже если его недавние опекуны, решив сознаться, его частично подтвердят? (В том, что персонал объекта посвящен лишь в частности стартапа, Алекс не сомневался). Следовательно, из жертвы обстоятельств он превращался в стержневой элемент российского заговора, реализуемого операторами, замазанными статьей «Измена родины».

Посему ничего не оставалось, как выбрать большее из зол, подыгрывая команде СВР. Так упрощалась сложившаяся конфигурация – эссенция конспирологии и зигзагов судьбы, несоизмеримых со скромным масштабом его личности. Кроме того, как человек, сам ходивший под статьями УК и с машиной репрессий знакомый не понаслышке, руководствовался импульсивной солидарностью с братьями по нарам. Но это так, между криминальным прочим…

Определившись с выбором, Алекс понял, что лучшая тактика защиты – это умелое комбинирование правды, полуправды, вымысла и умалчиваний. По-другому гонцов СВР, включая себя самого, не отмазать, пряча уши заговора.

Алекс выставил ладони, казалось, сигнализируя призыв к конструктивному диалогу. Нарочито чеканно заговорил:

– Системой распознавания лиц вы, не сомневаюсь, мою личность установили. Подтверждаю: фото, автобиография, телефон, место жительства, которые содержит Интернет, – мои и ничьи другие. Могу еще назвать мой израильский идентификационный номер, что, думается, необязательно.

Следователь одобрительно, если не с облегчением кивнул, как только услышал перевод. Но тут же спросил, верный имманентной тяге дознавателей – больше слушать свой внутренний голос, нежели подследственного:

– Тогда, где ваш паспорт, господин Куршин?

– Не знаю, – пожал плечами Алекс. – До вашего набега он был в пиджаке; неудивительно, что в бедламе обыска потерялся…

– Придумайте более оригинальное объяснение, – перебил дознаватель. – Обыск вели профессионалы, которые не могли что-либо потерять. Ведь в доме отсутствовал не только пиджак, но и прочие вещи, учитывая ваш редкий размер… Зато в мусорном баке обнаружилась коллекция искромсанной одежды, включая вспоротый чемодан. Не сомневаюсь, анализ ДНК ваше «отцовство» докажет.

– Не понимаю! – Алекс хлопнул руками по столу. – У вашего брата, силовика, независимо от подданства, изумляет общая для цеха черта – поверхностность, а порой и невежество. На дворе двадцать первый век, а ничего не меняется! Скажите мне: что криминального в тряпье, на которое ссылаетесь, или в паспорте, завалившемся куда-то? Почему бы не подготовиться к допросу, но если точнее – определиться с личностью опрашиваемого лица? Главное-то известно! Интернет двумя-тремя кликами мою персону, я уверен, обрисовал: перед вами политический комментатор и автор нескольких книг остросюжетной прозы, вдвое вас старше и на несколько порядков – хочется сказать «умнее», но ограничимся «мудрее». Путать меня зачем, ходя вокруг да около и пуская деньги налогоплательщиков на ветер?

– Хорошо, – невозмутимо отреагировал следователь, выслушав перевод. – Сведем все наводящие вопросы к одному: что вы делали на законспирированном объекте российской разведки в Потсдаме? Учтите, о шпионской активности ваших коллег у нас достаточно доказательств. Если ответ подтвердит вашу непричастность, вас тут же освободят, прежде извинившись за доставленное неудобство.

– Как-как? Вы сказали – шпионы!? – неподдельно удивился Алекс. – Эти жулики – разведчики!? Да я сам двумя руками за, чтобы этих прожженных аферистов посадили! Но за дело, а не за мифический шпионаж. Знаете ли, писатель – это нравственный барометр; возводить напраслину, точно в свой галстук сморкаться.

И Алекс поведал свою историю, если не считать сочинительских фантазий и наростов, от истины отклонявшейся не принципиально, то есть в своей основе достаточно правдивой. О том, что в начале сентября во французском Тонон-ле-бен он познакомился с очаровательной Мариной, с которой сблизился на почве общего пристрастия к литературе. Та, узнав о конфликте автора-израильтянина с московскими издательствами, предложила свое посредничество, понятное дело, не бесплатно. При расставании они условились встретиться в Берлине в определенный день и час. Для материализации своих намерений он передал Марине аванс, часть которого ушла на покупку билета, впоследствии поступившего на его электронный адрес.

Между тем, по прибытии в «Тегель», все пошло не так. Вместо Берлина они отправились в Потсдам. Там с места в карьер была затребована сумма, куда большая, чем оговоренная первоначально, при этом нарушалась общепринятая технология таких сделок «договор с издательством – расчет с посредником». Более того, оказалось, Марина отнюдь не одиночка, а член команды махинаторов с самым широким спектром жульнических услуг – от банковского дела до протекции в назначениях на престижные должности. Обрывки телефонных бесед недвусмысленно указывали на это.

Убедившись в подлоге, он запил в горькую. Когда же спустя два дня собрался за доппайком, его, якобы для его же блага, заперли в комнате. Не в силах перебороть синдром абстиненции, он, хронический алкоголик, в знак протеста изрезал весь свой багаж, притом что «шинкование» лишь в общих чертах помнит. Не исключено, под той гильотиной безумия сгинул и его паспорт. И спасибо бундесполиции, прекратившей этот кошмар, ведь по тому жулью камера и правда давно