Элайзабел Крэй и Темное Братство - Крис Вудинг

— Она приняла такую дозу успокоительного, — напомнила ему Кэтлин, — что наверняка проспит до середины утра. Насчет этого можно не беспокоиться.

Тем не менее, когда они вернулись, Элайзабел успела пробудиться и сидела в кресле у камина. Со спины были видны ее золотистые волосы, волнами ниспадающие на спинку кресла. В камине тлел огонь. Девушка никак не отреагировала на появление хозяев дома, и даже когда они ее окликнули, остановившись у входа, она не шевельнулась. Кэтлин взглянула на друга, недоуменно вскинув брови.

Таниэль, донельзя озадаченный, сделал несколько шагов вперед, чтобы заглянуть Элайзабел в лицо, и едва сдержал крик ужаса, когда она внезапно резким движением повернула голову в его сторону.

— Кто вы такие? — осведомилась она, и при звуках ее голоса Кэтлин, занятая чем-то в дальнем углу комнаты, обратила в ее сторону тревожно-вопросительный взгляд.

Таниэль не верил своим глазам. Элайзабел превратилась в старуху. На первый взгляд она осталась прежней: кожа ее была все такой же гладкой и свежей, черты лица такими же правильными, пальцы рук — тонкими. Изменилась до неузнаваемости ее манера держаться. Теперь Элайзабел горбилась у огня, как старая развалина. Голова ее была странно, по-черепашьи выдвинута вперед, шея словно окостенела. Черты ее юного лица стали как будто резче, углы рта опустились вниз, а пальцы скрючились, как если бы она страдала артритом. Кроме светло-лиловой ночной сорочки, подаренной Таниэлем, на ней не было никакой одежды.

— Кто вы такие? Сказано вам, отвечайте!

Голос бесспорно принадлежал ей, Элайзабел. Но произношение и интонации претерпели такие же изменения, как и ее внешность. Она говорила теперь с каким-то сильным и, насколько Таниэль мог судить, архаичным акцентом.

— Вы хорошо знаете, кто я такой, — ответил он.

Кэтлин подошла и встала рядом с ним, с нарастающей тревогой глядя на девушку. Она не хуже Таниэля понимала, что с той происходит нечто очень и очень скверное.

— Скажите на милость, я должна знать, кто он такой! — возмутилась Элайзабел. — Да я никогда прежде тебя не видала. И что это еще за мисс Элайзабел? Меня совсем не так зовут!

— Но тогда кто вы такая?

— Тэтч, вот кто я. Уж шестьдесят девятый годок так прозываюсь. Мужняя жена и вдова, чтоб ты знал. А вот вы-то кто такие будете? И что это за место? А? Где я? А ну отвечайте!

— Тэтч? — растерянно повторил Таниэль. — Тэтч?!

— Ну да, Тэтч. А ты, видать, деревенщина неученая, к тому же мозгов у тебя не густо, коли так туго соображаешь. Вот именно — туго, иначе не скажешь.

Таниэль никак не отреагировал на эти обидные слова. Он тяжело опустился в одно из кресел у камина. Кэтлин села в другое. Огонь, до которого никому теперь не было дела, по-прежнему едва тлел за решеткой.

— Хорошенькое дело! — прокаркала Элайзабел-Тэтч. — Устроились тут у моего очага, как будто я их пригласила садиться, и даже назваться не потрудились! Это зачем еще вы меня сюда притащили, а? У меня есть дела поважнее. Как с ними-то будет? Только время мое, которому цены нет, даром тратите А ведь знаете, что за мной — сила.

— А какие именно важные дела вам предстоят? — осторожно поинтересовалась Кэтлин.

— Знак мне свой сперва покажи, ясно? Покажи знак! Вы ведь не из Братства, так? Куда ж нелегкая занесла эту девчонку? Куда, спрашиваю? Ой-ей-ей, бедная моя головушка! Худо мне, ох, как худо! Почему это я должна так мучиться? За что мне такое наказание? Почему я должна с ней бороться? Да кто вы такие, в конце концов?!

Таниэль и Кэтлин переглянулись. Каждый мог прочесть в глазах другого свои собственные мысли. Им так хотелось надеяться, что они ослышались. Но оба понимали тщетность этих надежд: слово было сказано и услышано.

Братство.

Но только они собрались обсудить это, как Элайзабел заговорила снова, обращаясь к Таниэлю. В голосе ее слышалось сердитое нетерпение:

— Почему она до сих пор здесь?! Гляди! Гляди как следует, деревенский недоумок! Вот он, знак! Или опять станешь врать, что не понял?!

И с этими словами она кряхтя встала на ноги, завела руки назад и резким движением рванула за воротник рубашку, которая застегивалась сзади. Пуговицы с треском посыпались на пол. Ее спина обнажилась от лопаток до ягодиц. Это произошло столь внезапно, что Таниэль не успел отвести глаза, как следовало бы поступить воспитанному молодому человеку. И прежде чем он спохватился, взгляд его остановился на татуировке. Заметив этот темно-синий круг над копчиком девушки, он начисто позабыл о правилах приличия. Было что-то жуткое в этом клыкастом чудище, повернутом в три четверти оборота к зрителю. Изображение было омерзительным, как нельзя более отталкивающим, и тем не менее оно так и притягивало взор — эффект, свойственный магическим знакам, к числу которых данный рисунок, однако насколько Таниэль мог судить, не относился.

— Видал? — рявкнула Элайзабел. — Знак! Где ж это она таскается, паршивая девчонка? Почему я не могу доделать свою работу? Почему у меня голову точно обручем стянуло?!

В следующую минуту она без сил рухнула в кресло и зажмурила глаза.

— О-ох, голова моя, — донеслось до слуха Таниэля и Кэтлин ее едва внятное бормотание.

Гостья прижала ладони к вискам. Золотистые волосы заструились между ее скрюченными пальцами. Дыхание ее мало-помалу становились все медленнее и ровнее… И вот она вздрогнула, хватая ртом воздух, резко выпрямилась, откинула голову назад и открыла глаза. Теперь это снова была Элайзабел.

Перемена была разительной и мгновенной. Она больше не сутулилась, движения ее сделались более плавными и живыми, их больше не ограничивали боли в артритных суставах и неподатливость связок. К ней вернулась молодость. И когда она заговорила, голос ее зазвучал по-прежнему звонко, с привычными милыми интонациями, которые Таниэль за недолгое время их знакомства успел полюбить.

На лице девушки отразились сперва растерянность, затем испуг. Она обвела глазами комнату и обоих охотников, камин и коврик перед ним, поднялась на ноги… И тут только обнаружила то плачевное состояние, в каком пребывала ее одежда. Появиться перед малознакомыми людьми в ночной сорочке — это само по себе было ужасно, но позволить себе предстать перед ними с обнаженной до самых ягодиц спиной являлось неслыханным нарушением всех норм поведения, поступком до крайности неприличным и вызывающим. Ноги ее подкосились, и она снова опустилась в кресло, обхватив плечи ладонями.

— Я заснула, — произнесла она первое, что пришло ей в голову.

— Нет, — возразил Таниэль. — Ничего подобного.