Мой друг Мегрэ - Жорж Сименон

— Звонила раза два-три из кабины и всегда заказывала Лондон. К сожалению, я не понимаю по-английски. — И добавила: — Я сейчас буду закрывать. Мне полагается закрыть, уже пять. Но если вы хотите остаться, чтобы ждать разговора…

— Какого разговора?

— А разве месье Люка не сказал, что он позвонит вам, как только получит сведения из Остенде?

Вероятно, она была не опасна, однако во избежание разговоров Мегрэ предпочел не оставаться с ней наедине. Аглая была удивительно любопытна. Например, она задала ему такой вопрос:

— А своей жене вы не будете звонить?

Мегрэ предупредил ее, что, если его вызовут по телефону, он будет на площади, недалеко от «Ковчега», и, покуривая трубку, спокойно спустился к тому месту, где разыгрывалась партия в шары. Теперь он мог вести себя совершенно непринужденно, ведь рядом не было м-ра Пайка, который наблюдал за каждым его словом и жестом. Ему тоже очень хотелось поиграть в петанк, и он несколько раз задавал вопросы относительно правил игры.

Комиссар был очень удивлен, когда убедился, что дантист, которого все называли Леоном, оказался первоклассным игроком. Сделав вприпрыжку три шага, он попадал на расстоянии двадцати метров в шар противника, который откатывался вдаль, а сам зубной врач принимал скромный вид, как будто считал свой подвиг чем-то совершенно естественным.

Комиссар зашел в кафе выпить стаканчик белого и застал Шарло у игрального автомата, в то время как его приятельница, сидя на банкетке, рассматривала иллюстрированный журнал.

— А где же ваш приятель? — удивился Поль.

Для м-ра Пайка это, наверное, тоже было чем-то вроде отпуска. Он находился в обществе соотечественника. Мог говорить на родном языке, употребляя выражения и остроты, понятные только бывшим воспитанникам одного и того же колледжа. Предвидеть прибытие «Баклана» было нетрудно.

Каждый раз наблюдалось одно и то же: на площади словно возникало некое течение, устремлявшееся вниз, к морю. Проходили люди, все они направлялись к гавани. Потом, когда катер подваливал к причалу, наступал как бы отлив. Те же люди проходили в обратном направлении, а вместе с ними вновь прибывшие с чемоданами и пакетами.

Мегрэ тоже пошел по направлению к морю, рядом с мэром, толкавшим свою неизменную ручную тележку. Он сразу увидел на палубе «Баклана» инспектора и Жинетту, которых можно было принять за двух приятелей. Там были и рыбаки, возвращавшиеся с похорон, и две старые девы, туристки, направлявшиеся в «Гранд-отель».

В группе людей, встречавших «Баклан», комиссар узнал Шарло, который пришел вслед за ним и так же, как он, выполнял, казалось, некий ритуал, сам не очень-то в него веря.

— Ничего новенького, шеф? — поинтересовался Леша, едва ступив на берег. — Если бы вы знали, какая там жара!

— Все прошло хорошо?

Жинетта, конечно, оставалась с ними. Она казалась очень усталой. Во взгляде ее сквозила тревога.

Все трое направились к «Ковчегу», и Мегрэ казалось, что он уже с давних пор ежедневно проходит этот путь.

— Хотите пить, Жинетта?

— Охотно выпила бы аперитив.

Они пили его вместе, на террасе, и Жинетта всякий раз смущалась, когда чувствовала на себе взгляд Мегрэ.

А он задумчиво уставился на нее, как человек, мысли которого далеко.

— Я поднимусь к себе, — сказала она, ставя на стол пустую рюмку.

— Вы позволите мне подняться вместе с вами?

Леша, почуяв что-то новое, пытался отгадать, в чем дело, но не осмеливался задавать комиссару вопросы.

Он остался за столиком, а Мегрэ поднялся по лестнице вслед за Жинеттой.

— Знаете, — сказала она, когда они вошли в комнату, — я ведь действительно хочу переодеться.

— Это меня не стесняет.

Она пыталась пошутить:

— А если стесняет меня? — Однако она тут же сняла шляпу. — Все-таки мне очень тяжело. По-моему, Марселен жил здесь счастливо.

Должно быть, по вечерам в это время Марселен тоже играл в шары на площади в лучах заходящего солнца.

— Все были с ним очень милы. Его здесь любили.

Она поспешно сняла корсет, оставивший глубокие следы на ее молочно-белой коже. Мегрэ, повернувшись к ней спиной, смотрел в окошко.

— Вы помните вопрос, который я вам задал? — спросил он безразличным тоном.

— Вы несколько раз его повторяли. Никогда бы не подумала, что вы можете быть таким резким.

— А я, со своей стороны, никогда бы не подумал, что вы будете пытаться что-то от меня скрыть.

— Разве я от вас что-нибудь скрыла?

— Я вас спрашивал, почему вы приехали сюда, на Поркероль, хотя знали, что тело Марселена уже перевезено в Йер?

— А я вам ответила.

— Вы мне солгали.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Почему вы не сказали мне о телефонном звонке?

— О каком звонке?

— О том, что Марселен звонил вам накануне смерти.

— Я совсем забыла про это.

— И про телеграмму тоже?

Мегрэ, не оборачиваясь, знал, как она реагирует на его слова, и продолжал следить за партией в шары, которая разыгрывалась неподалеку от террасы. Оттуда доносился гул голосов. Слышался звон стаканов.

Он чувствовал себя спокойно, уверенно, да и м-ра Пайка не было рядом.

— О чем вы думаете?

— Я думаю о том, что поступила неправильно, и вы это прекрасно знаете.

— Вы уже оделись?

— Сейчас, только надену платье.

Комиссар направился к двери и приоткрыл ее, желая убедиться, что в коридоре никого нет. Когда он вернулся на середину комнаты, Жинетта стояла перед зеркалом и причесывалась.

— Вы ни с кем не говорили о «Ларуссе»?

— А с кем мне было говорить?

— Не знаю. Например, с господином Эмилем или Шарло.

— Не такая уж я дура, чтобы говорить про это.

— Потому что хотели сделать то, что не удалось Марселену? Знаете, Жинетта, вы ведь очень своекорыстны.

— Это всегда говорят женщинам, которые пытаются обеспечить свое будущее. — В голосе ее вдруг почувствовалась горечь.

— Я думаю, вы скоро выйдете замуж за господина Эмиля?

— При условии, что Жюстина решится умереть и в последний момент не оставит таких распоряжений, которые помешают ее сыну на ком-либо жениться. Только не думайте, что я это сделаю с большой радостью!

— Словом, если бы комбинация Марселена удалась, вы не стали бы выходить замуж?

— Во всяком случае, не за этого зануду.

— Тогда вы бросили бы свое заведение в Ницце?

— Ни минуты не задумываясь, клянусь вам.

— И что бы вы стали делать?

— Уехала бы в деревню. Все равно куда. Разводила бы цыплят и кроликов.

— Что же Марселен сказал вам по телефону?

— Вы снова скажете, что я лгу.

Он пристально посмотрел на нее и уронил:

— Теперь уж нет.

— Ладно! Наконец-то вы стали мне верить! Так вот, он мне сказал, что случайно напал на замечательное дело. Именно так он и выразился. И еще добавил, что на этом деле можно сорвать большой куш, но он еще окончательно не решил.

— Он ни на кого не намекал?

— Нет. Но я не помню, чтобы он когда-нибудь напускал на себя такую таинственность. Ему нужна была справка. Он меня спросил, нет ли у нас в доме «Большого Ларусса». Я ответила, что в нашем доме таких книг не держат. Тогда он стал настаивать, чтобы я пошла в муниципальную библиотеку и посмотрела.

— Что же ему хотелось узнать?

— Ну что ж, была не была! Все равно вы до всего уже дознались, и у меня не осталось никаких шансов.

— Неужели никаких?

— К тому же я в этом деле ничего не поняла. Мне казалось, что если я приеду сюда, то здесь на месте что-нибудь придумаю.

— Кто же умер в тысяча восемьсот девяностом году?

— Значит, вам показали телеграмму? Так он ее не уничтожил?

— На почте, как обычно, сохранилась копия.

— Какой-то Ван-Гог, художник. Я прочитала, что он покончил с собой. Он был очень бедный, а теперь за его полотна дерутся, и стоят они Бог знает сколько. Я думала, уж не отыскал ли Марсель какую-нибудь из его картин.

— А это было не так?

— Думаю, что нет. Когда он мне звонил, он даже не знал, что этот господин умер.

— Что же вы тогда подумали?

— Клянусь вам, я ничего не поняла. Я только подумала, что раз Марсель с помощью этих сведений может загрести деньги, то почему это не могу сделать я. Но это пришло мне в голову, только когда Марселя уже убили. Ведь для своего удовольствия никого не убивают. У Марселя не было врагов. У него нечего было украсть. Понимаете?

— Вы полагаете, что преступление связано с картиной Ван-Гога? — В голосе Мегрэ не было иронии. Он сидел, глядя в окно и покуривая трубку. — Вы, безусловно, были правы, — добавил он.

— Теперь поздно. Раз вы уж здесь, мне все это ни к чему. А вам все еще нужно, чтобы я оставалась на острове? Учтите, для меня это отдых от работы, а пока вы меня здесь задерживаете, старая хрычовка ничего не может сказать.