Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир

***

Ричард ван Курмхог имел все основания опасаться покушений на свою жизнь. Обеспечение надежной защиты своей персоны для него было не перестраховочной мерой, а скорее насущной, постоянной жизненной необходимостью. Ричард никогда не был хорошим мальчиком. В двенадцать он впервые убил человека — своего родного отца, когда тот попытался его по пьяни ударить. Затем он забрал семейные сбережения и ушел. Покинув дом — жалкую лачугу давно разорившегося рода своего, при этом бросив на произвол судьбы, без средств к существованию, больную мать и малолетнюю сестру. Тогда он впервые и на всю жизнь уяснил простую истину — бери то, что хочешь, не сожалей и не оглядывайся назад. Так он всю жизнь и действовал, будучи простым наемником в отряде своего дяди, никогда не любившего отца Ричарда. Он был самым кровожадным, злобным и гнусным сукиным сыном. Он не только насиловал, беспощадно грабил и убивал после победоносных операций, также он, пользуясь умением объединять вокруг себя подонков рангом пониже, обирал собственных сослуживцев, обманывал, предавал, отбирал лучшие куски добычи. Став командиром своего отряда, ван Курмхог нередко предавал своих нанимателей ради выгоды, набирал в отряд только людей, лично преданных ему — как правило, разделявших его порочность, но менее харизматичных и изобретательных. В своем отряде он железной рукой насаждал страх перед своей персоной, уничтожая всякого недовольного его манерой командования. Тех, кем он был недоволен, он либо быстро посылал в бой в первых рядах, либо приказывал тайком удавить, разрешая разделить долю несчастного между убийцами. И позже он опять же перенес эту привычку, занявшись бизнесом. Конкурентов он убивал либо заставлял стать частью своей финансовой преступной империи, подкупом, лестью, силой характера или просто угрожая всему, что конкуренты любили. Он занимался такими вещами, которые подчас считали мерзкими даже его «коллеги по цеху». Торговля трупами, посредничество в продаже зараженной одежды и одеял туземцам. Заказные убийства целых семей и родов. Договорное содержание заложников. Тяжелые наркотики. Демонические артефакты. Помощь экваториальной инквизиции Алмарской Империи и множество других дел.

При этом всегда, когда начинало пахнуть жареным, Ричард находил крайнего, дабы принести его в жертву вместо себя. За свою жизнь Ричард ван Курмохог подставил, обманул, убил, оставил без средств к существованию или просто кинул такое количество народу, что хватило бы на десять жизней. А если включить сюда случайно выживших родственников, друзей и прочих доброжелателей уничтоженных им людей… Мягко говоря, ежедневно этот делец сталкивался с целой армией мечтающих о его смерти мстителей. Он был порядочной гнидой. Он стал целью Альянса.

Альянс редко получал контракты на праведников. Как правило, услуги агентов Альянса требовались, когда необходимо было убрать человека, подозревающего, что его хотят убить. Готового к этому и желающего крепко побороться за свою жизнь. К тому достаточно влиятельного и состоятельного, чтобы он стал занозой в заднице для кого-то также влиятельного и богатого. Способного оплатить миллионные счета Альянса. Разумеется, такие люди редко бывают хорошими.

***

Карету неожиданно тряхнуло сильнее обычного. В следующий момент послышались хлопки выстрелов и воинственные крики.

— Налетчики, — чуть побледнел, но сохранил присутствие духа секретарь, которому следовало родиться собакоголовым. — Не волнуйтесь, сеньор Батилеззо, иногда такое бывает, с нами надежная охрана, состоящая из профессионалов. Им не раз приходилось справляться с низкопробным сбродом, шатающимся по местным дорогам.

Чителли выглядел смущенным и ошарашенным, он промолчал и с мольбой посмотрел на сидевших рядом с ним гетербагов.

— Нет необходимости, сеньор Батилеззо, — поймал его взгляд секретарь. — Внешняя охрана справится.

Послышался топот множества копыт. Звуки пальбы. Затем — скрежет сталкивающейся на высокой скорости в воздухе стали. Хрипы, стоны, мат и проклятья.

По карете прокатился град громких ударов. Сидевший слева от Чителли полугетербаг ругнулся на своем рокочущем языке и, запустив пальцы с длинными ногтями в рану в плече, вынул оттуда неглубоко засевшую пулю. Потом взревел, осознав, что его ранили, и выскочил из кареты. В распахнутую дверь несколько секунд падал свет, затем тело телохранителя вновь прервало его свободное поступление. Гетербаг ударился о подножку высокой кареты, его голова ввалилась обратно, упав на пол, из рассеченного до позвоночника горла хлестала кровь. Второй охранник выхватил два пистоля, точнее, две хандканоны, и выстрелил в проем открытой двери, в кого-то невидимого для Чителли и секретаря. Карету заволокло густым пороховым дымом. Ревущий гигант выскочил на дорогу, схватив массивный тесак, до этого лежавший на сиденье рядом с ним.

Поскольку рев продолжался и послышались даже крики других раненых и стоны убитых, второй охранник оказался успешнее своего собрата.

Еще одна пуля пробила стенку кареты и вошла в плечо Реймунда-Чителли. Увидев это, секретарь наконец-то решил спасать свою жизнь и бросился на пол кареты. Пуля, выпущенная с лошади с близкого расстояния, пробила стенку кареты под потолком и вошла несчастному в спину. Тяжело раненный, он пополз к выходу, миновав порожек, вывалился из салона и исчез с глаз, возможно, успев спрятаться под каретой. Схватка снаружи продолжалась. Значит, охрана и правда не зря ела свой хлеб.

«Интересно, почему городские кареты бронированы, а эта даже без решеток на окнах».

Реймунд подобрал брошенный гетербагом пистолет и стал его неспешно заряжать. Плечо болело. Но на боли он не концентрировался. Были дела поважнее. Стук копыт вокруг стал затихать и отдаляться. В салон сунулся гетербаг:

— Они отходят, сукины дети! — проревел крепыш хрипло.

Пуля вошла здоровяку в глаз, мгновенно прервав поток его радости, последовали бурные конвульсии, аж карету шатнуло.

Чителли неспешно, держась за раненное плечо рукой и изображая на лице бесконечное страдание, выбрался из кареты. Трупы обоих мертвых охранников лежали прямо перед каретой. Пришлось встать на них, чтоб спуститься на землю.

Вокруг раскинулось живописное поле боя. Валялось не меньше шести дохлых или издыхающих лошадей, большими добрыми глазами смотревших в затянутое тучами небо. Лежали в театральных позах тела нападающих — людей по большей части, одетых, как разбойники, в легкие доспехи, стеганые куртки, плащи, широкополые шляпы. А также тела троих бойцов охраны, изрубленные и многократно простреленные.

Шагах в двухстах далее по дороге клубилась пыль — убегали остатки нападающих. Тело последнего из четырех драгун лежало под его же лошадью в десятке шагов от дороги, торчавшие из-под туши ноги еще дергались, это была не агония, человек был жив, но наверняка у него был сломан позвоночник, раздроблены ребра, к тому же он должен был скоро задохнуться под мертвым скакуном. Реймунд оставил его как есть.

Под каретой издыхал секретарь, в нем темнело еще несколько дыр помимо той, что была в спине. Помощи ему не требовалось. Трое из шести лошадей упряжки кареты были убиты. Четвертая получила ранение в район спины, ближе к хвосту, судя по всему в позвоночник, задние ноги отнялись, лошадь беспомощно стучала по земле передними ногами, безуспешно пытаясь встать. Реймунд прервал мучения бедного животного. Оставшиеся три лошади по-прежнему стояли впряженными в карету и с ужасом взирали на побоище, дурея от запаха крови и близости смерти.

Кучер-крысюк выбрался из недалекой рощицы через десять минут после завершения побоища. Нападающих, как Реймунд подсчитал, было не меньше пятнадцати, он нанимал двадцать. Видимо, кто-то не смог или не стал. В любом случае их главарь — собакоголовый по кличке Аррахт — лежал неподалеку от кареты убитым, а остальные с Реймундом не встречались.

— Мы должны немедленно ехать обратно в город, — срывающимся голосом крикнул Реймунд крысюку, подошедшему к карете.

Кучер мрачно кивнул и стал менять лошадей в упряжке так, чтоб они могли дотащить карету обратно в город. Крыс не был глуп и ценил свою жизнь, а потому не собирался продолжать движение к особняку Курмхога, впрочем, и карету ему в город везти не хотелось. Больше всего он хотел сбежать и затаиться где-нибудь на годик-другой, пока его не забудут, но лох, которого они везли к боссу, был в истерике, и у него был пистолет. Зато с ним и с каретой кучер рассчитывал беспрепятственно попасть обратно в город — одиноких крыс гарнизон надвратных цитаделей недолюбливал. Попасть в город — и тут же испариться, бросив лоха в дырявой карете. План был вполне сносен.