Вектор Чернобыля - Артур Сатаркулов

— С такой — зверья там будет поменьше, радиации — умеренно, да и аномалии потише будут — скоро выброс. А сейчас предлагаю топать по старинке, с болтиками…

— Умник! — съязвил Молчун — Откуда ты их возьмешь? Или у тебя в рюкзаке целый слесарный цех упакован?

— Гильзы, — спокойно ответил ему Вахтанг.

— Во-во! — обрадовался Сиплый. — Значит так — инициативная группа обеспечивает нас маркерами и мы двигаемся дальше! Сиплый многозначительно посмотрел на нас с Вахтангом. — У трупа кровососа солидная куча стрелянных гильз…

— Ух, и живучая же была скотина! — ввернул Молчун, вспомнив, наверное, как он мастерски отстрелил кровососу ротовое щупальце.

— … так необходимых сейчас нам, — закончил Сиплый.

Чтоб вас бюрер обгадил!

Пришлось мне с Вахтангом, поправ золотое сталкерское правило «В Зоне назад не ходят», возвращаться и собирать стреляные гильзы. Между прочим, гильзы ничуть не хуже традиционных болтов. А «пластмасски» от дробовика из-за своих размеров и вовсе превосходны…

Таким вот «оригинальным» способом прокидали тропу к Могильнику, попутно упокоив еще одного кровососа, трех снорков и излома.

Когда я взобрался на пригорок, с которого весь Могильник был как на ладони, я в сотый (а может, и в тысячный) раз пожалел, что вообще сунулся сюда. Могильник, который я бы с полным на то правом мог назвать большим братом Свалки, явил моему взору бескрайние ряды проржавевшей техники, свезенной сюда после ликвидации последствий взрыва четвертого реактора в 1986 году, множество разнообразных частей от башенных кранов, сваленных тут после экстренного ремонта Саркофага в 2003, и котлованы, вырытые специально для дезактивации поврежденных фрагментов верхнего слоя Саркофага, кучи полусгнившей спецовки; штабеля ржавых, прохудившихся труб, по которым в 2005 подавали охладитель под взбунтовавшийся в своем «панцире» четвертый реактор. Посреди всей этой радиоактивной, тусклой, серо-оранжевой от ржавчины массы неестественно блестели лопастями два грузовых американских вертолета «Чинук». Рассмотрев один геликоптер в бинокль, я бы с уверенностью мог сказать, что он буквально вчера сошел с конвейера — плексиглас прозрачен, как слеза, на светло-зеленом, как будто бы свежевыкрашенном фюзеляже чернеет надпись “United States Air Force”. Ближе к носовой части пестреет нарисованный орел, несущий в когтях две осколочных гранаты.

— А «реставратор» здесь неплохо поработал, — небрежно заметил Сиплый, натягивая противогаз, — вертушки блестят, как новенькие, хоть сейчас в полет.

«Реставратор». Пожалуй, самая непостижимая аномалия Зоны. Под ее воздействием предметы, пусть даже «убитые» в хлам, через некоторое время приобретают свой первоначальный вид. Я помню, как в свое время над ее загадкой билась не одна исследовательская группа. Спорили, спорили, спорили… Несколько лет спорили. Гипотез выдвинули аж тридцать штук. Вплоть до абсурдных теорий о «пространственно-временных перемещениях». Лично мне наиболее вероятной показалась версия о восстановлении в аномалии молекулярных связей по остаточным следам. То есть, аномалия по «молекулярной памяти» предмета восстанавливала первичную «схему» строения молекул и молекулярных соединений. Например, брали обыкновенное оконное стекло, били его и осколки помещали в аномалию. Через некоторое время извлекали из «реставратора» абсолютно целое стекло, без единой царапины. Был еще и эксперимент по восстановлению в аномалии нескольких античных ваз, кончившийся весьма забавно — вместо ваз из аномалии «вышли»… ночные горшки.

… пробираться по Могильнику было трудно. Путь то и дело преграждали завалы, радиационный фон местами зашкаливал. Антирад расходовали экономно, выручали и несколько экземпляров «вытяжки», довольно неплохо «экранировавших» небольшие дозы ионизирующего излучения. Дышать воздухом Могильника не рекомендовалось — попадут мельчайшие частички радиоактивной пыли в организм, осядут в легких, и никакой антирад тебе уже не поможет. Разъест изнутри радиация. Вот и тащилась наша братия среди радиоактивных хребтов, сопя в противогазы, замкнутые на кислородные баллоны. Во всем этом «великолепии» был только один плюс — детекторы аномалий стали худо-бедно работать.

— Слушай, а как вы раскопали, что «свинцовое сердце» искать стоит именно здесь? — спросил я Молчуна, тщетно пытавшегося бороться с конденсатом внутри маски противогаза.

— Яйцеголовый один проболтался, — ответил вместо Молчуна Сиплый, — мол, собирают они экспедицию в одно «курортное» местечко за одной интересной побрякушкой. Большую такую экспедицию… Ну, ты знаешь, там и мозги до Выжигателя доведут, там водочка, там хабарчик, чтобы люди посговорчивее стали. Так и раскопали.

— Нагреть вас на этом деле могли?

— Могли, но не стали бы этого делать. Репутация в Зоне дорого стоит, а портить ее себе этим людям ни к чему.

Равномерно трещавший счетчик Гейгера затих. Сломался, что ли? Я вытащил прибор и взглянул на исцарапанный дисплей. И не поверил свои глазам — прибор показывал нули.

— Близенько, хлопец, близенько «серденько», — прокомментировал показания счетчика Вахтанг.

Детектор аномалий у меня в кармане запищал — обнаружено неопознанное аномальное образование.

— У моего детектора окончательно мозги закипели, — мрачно заметил я, уворачиваясь от «подарка» местных ворон, чуть было не заляпавшего мою куртку, — на «неопзавалки» его тянет.

— Тогда что ты скажешь про это? — спросил меня Сиплый, показывая свой детектор, отображавший то же, что и мой.

— Это «сердце». Курс на аномалию, — внес ясность в ситуацию Молчун.

Через десять минут борьбы с радиоактивными завалами, мы «вылезли» на «поляну», посреди которой блестело на покореженной свинцовой пластине, до 2003 года защищавшей от внешнего мира останки четвертого энергоблока, «свинцовое сердце». Зона знает, как этот артефакт образовался, но мое ученое прошлое настойчиво нудело о колониях экстремофильных бактерий в недрах модифицированного свинца или еще какого-то металла, поглощавшего гамма-лучи. Артефакт источал слизь, характерную для экстремофильных колоний, солидно весил и блестел, будто хромированный.

— Медведь, ты у нас спец по хабару. Пихай его в контейнер и уносим отсюда ноги — выброс через пару часов, — сказал Сиплый, выставляя на КПК таймер, — кровь из носу, за это время надо быть на Милитари.

— Тебе что, Выжигатель мозги спалил? За два-три часа быть на Милитари? — раздраженно спросил я, с трудом отдирая «сердце» от пластины.

— С этой штуковиной пройдем прямо через Пустоши, напрямки — радиация нас не возьмет.

— Ты сумасшедший, Сиплый! — заявил я, наконец-то отделив артефакт от пластины.

— Есть другие варианты? Я слушаю, — съязвил сталкер. На его лице читалась решимость.

Других вариантов у меня не было. Придется положиться на «сердце». Ох, и рисковое же это предприятие! Однако сталкеры в таких случаях говорят: «кто не рискует, тот без хабара».

В общем, только благодаря «свинцовому сердцу» мы из Могильника и выбрались — артефакт надежно поглощал смертельные дозы радиации, а после того, как мы пережидали выброс в БТРе на Милитари, никакая радиация не могла пристать к нам еще дня два. А еще я заметил, что после выброса артефакт стал много тяжелее. Тогда я предложил «отпилить» от него кусочек на «вырост». И не зря. Пилили мы его обыкновенной ножовкой по металлу, но зато теперь можно экономить на антираде и лечиться от всяких лучевых поражений прямо в нашем лежбище, где общий фон теперь не превышает 5 мкРгн/ч. Само же «сердце» мы загнали Сидоровичу за асторономическую, даже по меркам Зоны, сумму, которой с лихвой хватило на покупку четырех новых защитных комплектов, набора аптечек на все случаи жизни, трехнедельного запаса продуктов на четверых, патронов и гранат чуть ли не для небольшого арсенала и снайперской винтовки «СВУ», которой был так рад Молчун. После этой сделки Сидорович не открывал свой подвальчик целую неделю, а как открыл, ассортимент всяких «товаров» у него стал значительно богаче, плюс, как поговаривали в баре «Сто рентген», он нанял себе группу хорошо экипированных сталкеров, чтобы те в случае чего прикрывали доставку особо ценных «товаров» и, тоже по случаю, перехватывали чужие «вкусные» заказы. Мы же после того рейда еще два выброса не вылезали из своего вертолета: отлеживались после ходки и приводили свое убежище в порядок. Собственно, мы с Сиплым наладили механизм закрытия створок транспортного отсека. Молчун с Вахтангом где-то раздобыли сварочный аппарат и Вахтанг, который раньше работал сварщиком в автомастерской, заварил иллюминаторы и фонарь пилотской кабины листами железа, которые Молчун с Сиплым привезли на жутко выглядевшем грузовике. (сам грузовик сталкеры откопали в заброшенном АТП). Внутри вертолета мы тоже сделали множество важных изменений: приварили подвесные койки, собранные из сидений транспортного отсека, приделали замки к бортовым люкам, вытащили кресла из пилотской кабины, поставив их на освободившиеся места десантных сидений, а в самой кабине соорудили нечто вроде кухни с буржуйкой, чтобы подогревать себе консервы и чай. Потом я притащил с пяток «красных шаров», чтобы не было холодно и темно по ночам. Кусок «свинцового сердца» мы с Вахтангом закрепили на потолке вместе с одним «красным шаром» и получилась настоящая люстра, дававшая приятный красный свет. К одному борту приварили полки для патронов и гранат и крюки для оружия, а к другому — ящик с пустыми контейнерами для артефактов, чтобы удобнее было хабар складывать после ходок. Еще я довольно удачно «соорудил» второй прототип «генератора», только поменьше, чтобы хватало на зарядку КПК и питание четырех небольших лампочек над койками. Пока мы с Вахтангом занимались внутренним «декором», Молчун с Сиплым поставили на подходах к нашему лежбищу растяжки — чтобы всякие там твари (в том числе двуногие) и прочая нечисть не особо в эти места наведывались. В общем, обустроились с комфортом. Ну, по Зоновским меркам. Однако не все было гладко. Вообще, зависть — одно из самых паскудных человеческих качеств. Урал со своими отмычками решил показать, кто в Зоне хозяин. Придурок. Он никогда не был нормальным сталкером. Злой он был, подлый, трусливый. Шкурник, темный сталкер его побери! Зона его наказала. Обломился ему наш хабар. Положили мы Урала вместе со всей его «бригадой». Отмычек только жалко — совсем молодые ребята, может, вышло бы из них чего со временем. А может и нет…