Фокус с зеркалами - Агата Кристи

— И вы также, миссис Стрэт.

Милдред Стрэт слегка покраснела.

— Да, и я также. Мы с мужем всегда жили скромно. Он очень мало тратил, разве только на книги — он был ученый. Так что мой капитал почти удвоился. Этого более чем достаточно для моих скромных потребностей. Конечно, с помощью денег можно делать много добра. Все деньги, которые я унаследую, я буду считать вверенными мне для этой святой цели.

— То бишь для поддержки Фонда? — с невинным видом спросил Карри. — Или вы распорядитесь ими по собственному усмотрению?

— Именно так, инспектор.

Тон, каким были сказаны последние слова, заставил инспектора Карри быстро поднять голову. Миссис Стрэт не смотрела на него. Глаза у нее блестели, на тонких губах появилась торжествующая улыбка.

— Итак, по вашему мнению, — а вы, конечно, имели достаточно возможностей об этом судить, — мистеру Хадду хочется получить деньги, которые его жена унаследует по смерти миссис Серроколд, — раздумчиво сказал инспектор. — Кстати, она, кажется, не слишком крепкого здоровья?

— Моя мать всегда была хрупкой.

— Однако люди такого склада часто живут столько же, сколько здоровяки, а то и дольше.

— Да, так действительно бывает.

— Не заметили ли вы, что в последнее время здоровье вашей матери ухудшилось?

— У нее ревматизм. Но ведь в старости болезни появляются непременно. Я не сочувствую людям, которые ахают и охают над неизбежными болезнями и недугами.

— А миссис Серроколд ахает и охает?

Милдред Стрэт немного помолчала, затем сказала:

— Сама она не охает, но привыкла, чтобы над ней охали. Мой отчим чрезмерно заботлив. А мисс Беллевер доводит свою заботу просто до абсурда. Вообще, присутствие мисс Беллевер в доме крайне неприятно. Она здесь появилась много лет назад. Ее преданность моей матери сама по себе, конечно, трогательна, но это и стало настоящим бедствием. Она буквально тиранит мою мать своей опекой. Привыкла тут всем распоряжаться, и вообще, слишком много себе позволяет. Мне кажется, что Льюиса это иногда раздражает. Я не удивилась бы, если бы он дал ей расчет. У нее совершенно нет такта. А кому понравится, что его жена в полном подчинении у какой-то выскочки?

На все это инспектор Карри кивал головой.

— Так.., так.., понимаю. — И при этом задумчиво смотрел на свою собеседницу. — Одно мне не совсем ясно, миссис Стрэт. На каком положении в доме братья Рестарик?

— Опять-таки глупая сентиментальность. Их отец женился на моей бедной матери ради ее денег. Через два года он ушел от нее к одной бездарной певичке. Это был бесчестный и отвратный тип. Моя мать, по своему мягкосердечию, пожалела двух его мальчиков. Нельзя было допустить, чтобы они приезжали на каникулы к этой сомнительной особе, кстати, она еще и югославка. И моя мать как бы усыновила их. С тех пор они и живут здесь нахлебниками. Да, в этом доме прихлебателей хватает, что и говорить.

— У Алекса Рестарика была возможность убить Кристиана Гулбрандсена. Он приехал на машине и ехал через парк. А Стивен?

— Стивен был в это время с нами в Зале. Алекса я не одобряю. Он очень огрубел и наверняка ведет распутную жизнь. Но в роли убийцы я его себе не представляю. Да и зачем ему убивать моего брата?

— Мы возвращаемся к тому же, не правда ли? — сказал инспектор Карри. — А именно: что такого знал Кристиан Гулбрандсен, чтобы «кому-то» понадобилось его убить?

— Вот именно! — с торжеством сказала миссис Стрэт. — И это, безусловно, касалось Уолтера Халда.

— А может быть, кого-нибудь более близкого?

— Что значат ваши слова? — резко спросила Милдред. Инспектор Карри с расстановкой произнес:

— Мистер Гулбрандсен на этот раз проявил беспокойство о здоровье миссис Серроколд.

Миссис Стрэт нахмурилась.

— Мужчины постоянно тревожатся о моей матери, потому что у нее такой хрупкий вид. Должно быть, ей это нравится. А может, Кристиан чего-нибудь наслушался от Джульетты Беллевер.

— А сами вы разве не тревожитесь о здоровье вашей матери, миссис Стрэт?

— Я смотрю на вещи разумно. Моя мать немолода…

— И смерть неизбежна для каждого из нас, — сказал инспектор Карри. — Но нельзя допустить, чтобы она пришла раньше назначенного часа… Вот это мы и должны предотвратить, — выразительно добавил он.

А Милдред Стрэт внезапно разволновалась:

— Это ужасно! Ужасно! Никому нет дела! Конечно нет! Я здесь единственная кровная родственница Кристиана. Для моей матери он был только пасынком, которого она увидела уже взрослым. Джине он вообще никто. А мне он был братом.

— По отцу, — напомнил инспектор.

— Да, по отцу. Мы оба Гулбрандсены, несмотря на разницу в возрасте.

— Да-да, я вас понимаю, — сочувственно сказал Карри. Со слезами на глазах Милдред Стрэт вышла из комнаты. Карри взглянул на сержанта Лейка.

— Итак, она твердо уверена, что убийца Уолтер Хадд, — сказал он. — Не допускает даже мысли, что это мог быть кто-то другой.

— И возможно, что она права.

— Возможно. Уж очень все сходится на Уолли. И удобный случай у него был, и мотив налицо. Если ему срочно нужны деньги, значит, нужна смерть бабушки его жены. Вот он и подбавляет кое-что в ее лекарство, а Кристиан Гулбрандсен замечает это или как-нибудь иначе узнает. Да, все сходится.

Помолчав, инспектор продолжал:

— А Милдред Стрэт любит деньги… Мало их тратит, но любит. Не знаю, зачем они ей нужны. Может быть, любит их копить. Скупость — это сильная страсть. Или любит могущество, которое дают деньги. Или жаждет заняться благотворительностью. Она ведь из Гулбрандсенов. Не исключено, что мечтает превзойти в этом своего отца.

— Запутанное дело, — сказал сержант Лейк и почесал в затылке.

— Теперь нам надо поговорить с этим сумасбродом — с Эдгаром Лоусоном, — сказал инспектор. — А потом мы пройдем в Зал и разберемся, кто где сидел, и почему, и когда… Мы сегодня услышали кое-что интересное.

Как трудно, подумал инспектор Карри, составить себе правильное представление о человеке со слов других людей.

Эдгар Лоусон был ему в то утро описан многими и совершенно непохожими друг на друга людьми, но собственное впечатление инспектора, когда он его увидел, до смешного не совпадало со всеми описаниями. Эдгар не показался ему ни «чокнутым», ни «опасным преступником», ни «наглецом», ни «совершенно ненормальным». Это был весьма обыкновенный молодой человек, очень подавленный и в своем смирении даже напоминавший Урию Хила. Он выглядел очень молодо, был немного вульгарен и довольно жалок.

На вопросы он отвечал с готовностью и все время каялся.

— Я знаю, что вел себя ужасно. Не понимаю, что на меня нашло. Устроить такую сцену, такой скандал… Даже стрелять… И в кого? В мистера Серроколда, который так ко мне добр и так терпелив! — Он нервно стискивал руки. Такие худые и по-мальчишечьи костлявые. — Если меня за это привлекут к ответственности, я готов. Я признаю себя виновным.

— Обвинение вам не предъявлено, — строго сказал инспектор. — Ваша вина не доказана. Мистер Серроколд заявил, что револьвер выстрелил случайно.

— Это потому, что он такой добрый. Нет никого на свете добрее его. Он все для меня сделал. И вот как я ему отплатил!

— Что же вас побудило так поступить?

Эдгар был, видимо, смущен:

— Я вел себя как последний дурак.

— Совершенно с вами согласен, — сухо сказал инспектор. — Вы сказали мистеру Серроколду, при свидетелях, будто обнаружили, что он ваш отец. Это правда?

— Нет.

— Откуда же вы это взяли? Вам кто-то сказал?

— Это трудно объяснить.

Инспектор Карри задумчиво посмотрел на него, потом более мягко добавил:

— А вы все-таки попытайтесь. Мы вам зла не желаем.

— Видите ли, в детстве мне очень тяжело жилось. Другие мальчишки меня высмеивали. Потому что у меня не было отца. Дразнили ублюдком, да ведь так оно и было. Мать была почти всегда пьяна. К ней ходили мужчины. Моим отцом был, кажется, какой-то там моряк. В доме всегда было грязно, гадко, сущий ад. И как-то я подумал: вот если бы моим отцом был не какой-то матрос, а человек известный. Ну я и начал фантазировать. Детские мечты — будто меня подменили при рождении, — а я богатый наследник — и тому подобное. Потом я поступил в другую школу и там стал всем намекать, что отец у меня адмирал. А потом и сам в это поверил, и мне стало как-то даже легче.

Немного передохнув, он продолжал:

— Позже я придумал другое. Останавливался в гостиницах и плел разные небылицы. Будто я — боевой летчик или сотрудник Интеллидженс сервис. В общем вконец запутался. И не мог уже остановиться. Но врал я не потому, что хотел выудить у людей деньги. Я хотел, чтобы они лучше обо мне думали. Я не мошенник. Мистер Серроколд вам это подтвердит. И доктор Мэйверик. Они все обо мне знают.

Инспектор Карри кивнул. Он уже ознакомился с историей болезни Эдгара и с полицейскими протоколами.