Фокус с зеркалами - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она считает меня своим сыном и верит в меня, в то, что я делаю.
— Она когда-нибудь говорила с вами о своем завещании?
— Да, конечно. Но могу я спросить вас о цели ваших вопросов, инспектор? С миссис Серроколд что-нибудь случилось?
— Надеюсь, что нет, — мрачно сказал инспектор Карри.
— Что могут означать ваши слова?
— Если вы их не понимаете, тем лучше, — ответил инспектор. — А если понимаете, пусть они будут для вас предостережением.
Когда Алекс ушел, сержант Лейк сказал:
— Строит из себя не поймешь кого.
Карри покачал головой.
— Трудно сказать. Может быть, он и в самом деле талантлив. А может, просто любит пошиковать да перед кем-нибудь покрасоваться. Неизвестно. Говорит, будто слышал чей-то топот. Готов спорить, что это он выдумал.
— С какой-то целью?
— Именно с особой целью. Нам пока неясно, с какой. Но мы докопаемся.
— Возможно, сэр, что один из их парнишек все-таки сумел тайком выбраться из здания Школы. Среди них могут быть и взломщики, а если так…
— Именно это нам и хотят внушить. Очень удобная для всех версия. Голову даю на отсечение, что на самом деле все совсем не так.
2— Я сидел за роялем, — сказал Стивен Рестарик, — и тихонько бренчал, когда началась ссора между Льюисом и Эдгаром.
— Что вы в этом момент подумали?
— По правде сказать, не принял всерьез. У бедного малого бывают подобные приступы злобы. Он, конечно, не то чтобы псих. Он, так сказать, выпускает пар. Ведь все мы подтруниваем над ним, особенно, конечно. Джина.
— Джина? То есть миссис Хадд? Почему же особенно она?
— Потому что она женщина. И красивая женщина. И потому, что она находит его смешным. Она наполовину итальянка, а у итальянцев есть некая врожденная жестокость. У них нет сочувствия к старым, уродливым и прочим убогим. Они тычут в них пальцами и насмешничают. Именно это проделывает Джина. Не впрямую, конечно. Она его не считает за человека. Нелепый, надутый, а в глубине души неуверенный в себе. Он хочет произвести впечатление, а выглядит просто глупо. Но ей нет дела до того, что бедняга очень страдает.
— Вы хотите сказать, что Эдгар Лоусон влюблен в миссис Хадд? — спросил инспектор Карри.
— Да. Мы все более или менее в нее влюблены, — весело ответил Стивен. — Ей это нравится.
— А ее мужу это тоже нравится?
— Нет, ему это совсем не нравится. И он очень страдает, бедняга. Но долго так продолжаться не может. Я имею в виду их брак. Он скоро распадется. Это был обычный роман военного времени.
— Очень интересно, — сказал инспектор. — Но мы ушли от темы нашего разговора. От убийства Кристиана Гулбрандсена.
— Да, конечно. Только об этом мне совершенно нечего вам сказать. Я сидел за роялем и встал, только когда наша милая Джолли принесла связку ржавых ключей. И попробовала подобрать ключ к двери кабинета.
— Итак, вы сидели за роялем и продолжали играть?
— Аккомпанируя битве не на жизнь, а на смерть, которая шла в кабинете Льюиса? Нет, я перестал играть, когда темп борьбы в кабинете стал слишком бурным. Не то чтобы я сомневался в исходе боя. Льюис обладает тем, что я назвал бы испепеляющим взглядом. Он легко мог остановить Эдгара, просто взглянув на него.
— Однако Эдгар Лоусон дважды в него выстрелил.
Стивен покачал головой.
— Это был спектакль. Эдгар получал от него удовольствие. Моя милая мамочка тоже обожала устраивать подобные спектакли. Она не то умерла, не то с кем-то сбежала, когда мне было всего четыре года, но тем не менее я помню, что она хваталась за револьвер, если ее что-нибудь расстраивало. Однажды она это проделала в ночном клубе. Изрешетила стену. Стреляла она отлично. В общем, наделала немало хлопот. Она была русской балериной.
— Вот как? Можете ли вы сказать, мистер Рестарик, кто вчера вечером выходил из Зала — в интересующий нас промежуток времени?
— Уолли выходил чинить электричество. Джульетта Беллевер — чтобы подобрать ключ к двери кабинета. Больше вроде никто.
— А вы заметили бы, если бы вышел еще кто-то?
Стивен задумался.
— Едва ли. Особенно если на цыпочках, тихонько. В Зале ведь было очень темно. И шла битва, к которой мы все напряженно прислушивались.
— О ком вы можете точно сказать, что он никуда не выходил?
— Миссис Серроколд — да, и Джина. За них я готов поручиться.
— Благодарю вас, мистер Рестарик. Стивен направился к двери. Но, поколебавшись, вернулся.
— Скажите, что значат эти разговоры о мышьяке?
— А кто вам сказал про мышьяк?
— Мой брат.
— А, да.
— Кто-нибудь давал миссис Серроколд мышьяк? — спросил Стивен.
— Почему вы назвали именно миссис Серроколд?
— Я читал о симптомах отравления мышьяком. Периферический неврит[8], так это, кажется, называется. Очень похоже на то, чем она в последнее время страдает. А вчера Льюис отобрал у нее лекарство. Значит, вот что тут происходит?
— Дело расследуется, — сказал инспектор Карри самым официальным тоном.
— А сама она знает об этом?
— Мистер Серроколд всячески заботится о том, чтобы не встревожить ее.
— Слово «встревожить» здесь не подходит. Миссис Серроколд ничем нельзя встревожить… Так вот что стоит за убийством Кристиана Гулбрандсена? Он обнаружил, что ее отравляют? Но как он мог это обнаружить? И с какой стати стали бы ее травить? Какая-то бессмыслица.
— Вас это очень удивляет, не правда ли, мистер Рестарик?
— Вот именно. Когда Алекс рассказал мне, я не поверил своим ушам.
— Кто, по-вашему, может давать мышьяк миссис Серроколд?
На красивом лице Стивена Рестарика мелькнула улыбка.
— Не тот, кого обычно подозревают. Мужа можете исключить. Льюис ничего не выигрывает. К тому же он ее обожает. Он сам не свой, когда у нее даже просто заболит мизинчик.
— Тогда кто же? Есть ли у вас какие-нибудь подозрения?
— О да! Я бы даже сказал — уверенность.
— Объяснитесь пожалуйста.
Стивен покачал головой.
— Просто у меня, так сказать, внутренняя уверенность. И только. Доказательств нет. И вы вряд ли согласитесь со мной.
Стивен Рестарик вышел небрежной походкой, а инспектор Карри стал рисовать кошек на листе бумаги, лежавшем перед ним.
Он думал о трех вещах. Первое. Что Стивен Рестарик очень высокого о себе мнения. Второе. Что Стивен Рестарик и его брат представляют собой единый фронт. И третье. Что Стивен Рестарик красив, а Уолтер Хадд нет.
И еще о двух вещах задумался инспектор: что понимает Стивен под «внутренней уверенностью» и мог ли Стивен со своего места за роялем видеть Джину. По всему выходило, что не мог.
3В готический полумрак библиотеки Джина внесла экзотическую яркость. Даже инспектор Карри был на миг ослеплен молодой красавицей, которая облокотилась на стол и выжидательно произнесла:
— Ну что?
Взглянув на ее ярко-красную блузку и темно-зеленые брюки, инспектор Карри сухо заметил:
— Я вижу, что вы не надели траур, миссис Хадд.
— У меня его нет, — ответила Джина. — Я знаю, что на такой случай всем полагается иметь маленькое черное платье и надевать к нему жемчуг. Но я ненавижу черное. По-моему, оно уродливо, и носить его должны только секретарши, домоправительницы, ну и прочие деловые женщины. К тому же Кристиан Гулбрандсен не был мне родственником. Это пасынок моей бабушки.
— И вы, вероятно, почти его не знали?
— Он приезжал три или четыре раза, когда я была ребенком. Во время войны я уехала в Америку, а сюда вернулась всего полгода назад.
— Вы вернулись на постоянное жительство? Не просто погостить?
— Я еще не решила, — сказала Джина.
— Вы были вчера вечером в Зале, когда мистер Гулбрандсен ушел в свою комнату?
— Да. Он пожелал всем спокойной ночи и ушел. Бабушка спросила, есть ли у него все ему необходимое, и он сказал, что все есть и что Джолли отлично его устроила. Я в точности его слов не помню, но смысл был именно такой. Еще он сказал, что ему надо писать письма.
— А что было после этого?
Джина описала сцену между Льюисом и Эдгаром Лоусоном. Инспектор Карри слышал это уже много раз, но в устах Джины оно приобрело большую красочность. Оно стало драмой.
— Револьвер он взял у Уолли. Подумать только! Забрался в его комнату и стащил. Не ожидала я от Эдгара такой прыти.
— Вы встревожились, когда они пошли в кабинет и Эдгар Лоусон запер дверь?
— О нет! — сказала Джина, широко раскрыв свои огромные карие глаза. — Мне это понравилось. Настоящий театр! Все, что делает Эдгар, всегда нелепо. Его нельзя ни на минуту принимать всерьез.
— Однако он стрелял.
— Да. Мы сперва подумали, что он застрелил Льюиса.
— И это вам тоже понравилось? — не удержался инспектор.
— О нет! Я пришла в ужас. И все пришли в ужас, кроме бабушки. Она и бровью не повела.
— Это весьма странно.
— Нет. Такая уж она у нас. Не от мира сего. Не верит, что может случиться что-то плохое. Она просто прелесть.