Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко - Ирина Глебова

– Я тоже надеюсь… Митя, он ведь австриец?

– Да, Хартман австриец. Я, прежде чем пойти к нему на разговор, поинтересовался его биографией. Если коротко: тридцать семь лет, из семьи рабочего-строителя в Граце, учился и окончил Высшую техническую школу в Вене. Уже в двадцать седьмом принимал участие в рабочих бунтах в Вене, после чего вступил в компартию Австрии. С тридцать третьего, когда компартия запрещена, работает в подполье, через год первый раз арестован. Из австрийской тюрьмы бежит, но в тридцать шестом вновь арестован, попал в концлагерь Дахау под Мюнхеном. Оттуда ему устроили побег товарищи, переправили к нам в страну.

– Ты с ним по-русски говорил?

– В основном. Иногда, когда чувствовал, что ему трудно подобрать слово, переходил на немецкий. Он удивился: чекист – говорит, – а так хорошо знаете немецкий. Я тоже его похвалил. Теперь понимаю: Таня не только хорошо преподаёт на уроках, но и внеклассную практику проводит…

– А ты знаешь, Митя, что я заметила, – Лена остановила развеселившегося мужа. – У Хартмана выговор не австрийский. Так мне показалось. Скорее баварский.

«Так прямо и уловила?» – хотел усомниться Дмитрий, но удержался. Он хорошо знал: Елена в своё время много путешествовала по Европе вместе с братом Всеволодом. Франция, Италия, Германия, Австрия, Швейцария. А способности к языкам у неё удивительные. Да, это было давно, двадцать лет назад. Но подобные знания и навыки не исчезают.

Лена после паузы добавила:

– Таня ведь за границей никогда не была. Представляешь, даже в юные годы не ездила – так сложилось. Она прекрасно знает немецкий, с детства на нём говорит. Но такие нюансы, как акцент или говор не улавливает.

– Что ж, – сказал Дмитрий. – Я этот твой нюанс отложу в копилку памяти. Хотя, думаю, имело значение то, что Хартман много дней провёл в немецком концлагере, как раз на Баварской земле. А там с ним беседы вели исключительно чистокровные немцы. Вбивали ему – в прямом смысле, – в голову свой акцент… Алёнка, ну его, Гюнтера! А то подумаю, что он тебе тоже нравится…

Митя потянулся к ночнику и, выключая свет, одновременно прижался губами к губам самой лучшей на свете женщины.

Глава 9

На следующий день Викентий пришёл домой в предобеденное время. Людмила не знала расписания институтских занятий мужа, да это было и не к чему. Если не было лекций, Викентий работал в лабораториях, консультировал студентов, встречался с коллегами из милиции, с судебными медиками. Да мало ли… Рано домой не приходил, а уж чтобы среди дня – очень редко. Не успела она удивиться, как удивилась ещё больше:

– А что, Володи нет? – спросил муж с порога.

Людмила глянула на висевшие на стене ходики:

– Где-то через час явится на обед.

– Это долго ждать, – не согласился Викентий. – Где его найти, не знаешь?

– Ты что же, собираешься его в свой семинар записать? Так его больше всего футбол интересует.

– Вот именно! – Викентий засмеялся и погладил жену по щеке ладонью. – Ты, как всегда, необычайно проницательна. Я с ним как раз по футбольным вопросам и хочу проконсультироваться.

– Надо же, я ведь просто так сказала.

– А это, Люсенька, и называется «интуиция». Тебе она всегда была присуща. Ну, так где наш внук?

– Викеша, ты сам сядь, пообедай, он и придёт как раз.

– Да я уже перекусил в институтской столовой, не знал, что сюда приду.

– Ну тогда, – пожала плечами Людмила, – зайди к соседям. Если Миша дома, он тебе точно скажет. Я же со слов Володи знаю только, что они повадились ходить в какой-то двор, тут недалеко, там у них друзья, теннис…

Миша Журин почему-то смутился, когда Викентий Павлович спросил: не знает ли он тот двор, где пропадает Володя?

– Да тут близко… не знаю, может и там…

– Проводишь?

Теперь мальчик оживился, даже обрадовался:

– Пойдёмте, я как раз туда собирался.

Это и правда оказалось недалеко, у знаменитого особняка Иозефовича. То есть, конечно, бывшего особняка издателя, владельца типографии. Всему городу на удивление, где-то году в десятом, Иозефович выстроил себе этот дворец, более напоминающий не городской дом, а виллу с Адриатического побережья. Впрочем, особняк оказался настоящим украшение центральной улицы. Нет давно газеты «Южный край» и её издателя, а дом стоит, и даже сейчас его так и называют «Дом Юзефовича». Викентий Павлович чуть улыбнулся: рациональное время упростило произношение фамилии…

Войдя во двор, он сразу понял, почему Володя и, похоже, Миша бегают сюда. Это был настоящий городской двор: зелёный, тенистый, с площадками для детворы разного возраста, скамейками у четырёх подъездов, деревянным добротным столом, где, наверняка, после работы собираются мужчины… У их дома такого не было: бывший его собственный особняк парадной дверью выходил прямо на тротуар улицы, вторым ходом – на остатки сада и дальше в переулок. Там мальчишкам развернуться негде. А здесь им вольготно.

Володя и правда был тут. Сразу же подбежал к деду – обрадованный и заинтригованный. Но первое, о чём спросил:

– Ничего не случилось? Всё в порядке?

– В полном, – ответил Викентий Павлович. – Но ты мне нужен. Как эксперт. Пошли, нас ждут на работе у отца.

– В УГРО? – почти в один голос воскликнули Володя и Миша.

– Вот именно, – ответил Викентий Павлович.

И не мог не заметить, как мальчишки переглянулись: растерянно… или тревожно? «В секреты играют, – подумал. – А там кто знает…» Сам же он, минут сорок назад, из институтской лаборатории позвонил Дмитрию, сказал:

– Есть результаты по кусочку кожи с Коцарской. Интересные. Приведу с собой эксперта.

Открыв дверь в кабинет Дмитрия, Викентий Павлович пропустил вперёд внука, шагнул следом:

– Вот и мы. Уверен, мой эксперт не подведёт.

Отец поднял вопросительно брови, но Володя пожал плечами: мол, я и сам не знаю, в чём дело. Петрусенко попросил сидевшего за соседним столом лейтенанта:

– Виктор, сходи за Андреем Фёдоровичем, скажи – мы ждём.

Вскоре Качура вернулся с Троянцем. Петрусенко достал из портфеля лабораторную упаковку и выложил на стол то, что в ней было.

– Володя, – обратился он к внуку. – Что это, как ты считаешь?

Глянув на деда через плечо, мальчик спросил:

– Можно взять?

– Да, теперь можно. Бери, смотри.

Повертев в пальцах кусочек кожи, Володя недоуменно пожал плечами:

– Шип от бутса. Что же ещё?

– Что значит специалист, – щёлкнул пальцами Петрусенко. – В нашей лаборатории именно это предположили. А у юного футболиста, как видите, и сомнения нет.

Он положил перед Троянцем отпечатанные на машинке листки лабораторного заключения:

– Там всё подробно. И самое главное: исследование частиц почвы на шипе. Похоже, владелец этого бутса – он с улыбкой кивнул внуку, – бегал недавно по полю с хорошим покрытием… Скажи, Володя, чем обычно посыпают футбольные поля?

– Лучше всего, конечно, засеять травой. Но это сложно, нужно грунт как-то особенно готовить. Это на настоящих стадионах делается. На школьных площадках посыпают гравием, а иногда даже и песком.

Володя увлечённо оглядел своих слушателей. Он хорошо знал всех – и Андрея Фёдоровича, и Виктора, и Гришу. Сыскари высокого класса, серьёзные люди! А сейчас они внимательно слушали его. Было очень приятно.

– Но, если хотите знать, самое лучшее поле – в нашей школе! Директор ещё весной привёз два грузовика щебня из Запорожья. Я запомнил, он говорил, что из Янцевского гранитного карьера. Мы тогда все старшеклассники граблями разравнивали по полю его. Такой мелкий-мелкий щебень, и красивый – розовый! Ни на каком другом стадионе такого нет!

Володя заметил, как товарищ Троянец провёл пальцем по строке на листке-заключении, поднял взгляд на деда. И тот кивнул ему:

– Да, в щебне большой процент полевого шпата, потому и цвет розовый. Произведен на Янцевском гранитном карьере, как раз под Запорожьем.

А потом снова спросил внука:

– Когда вы на своём поле играли в последний раз? И с кем?

Володя быстро прикинул:

– Десять дней назад, с командой ФЗУ тракторного завода. – Не удержался, добавил радостно. – Мы выиграли, два-ноль! Я ни одного гола не пропустил, хотя один раз был такой момент… Хавбек противника сказал, что он споткнулся, а то бы влепил мне. Но это так, болтовня.

– Ну а бутсы с шипами у многих ребят есть? – остановил сына Дмитрий.

Володя посмотрел на отца, как на несмышлёныша.

– Ты чего, папа? Если б их можно было купить в магазине, у меня бы уже были! Нет. Только Шурка Величко из ФЗУ сам себе сделал. Но здорово сделал, совсем как дасслеровские. Это он чуть не забил мне гол, да споткнулся у самых ворот. Говорит, что споткнулся…

И опять заметил, как переглянулись отец и Андрей Фёдорович, словно удивились.

– А что за парень этот Шурка? – спросил Троянец. – Ты с ним дружишь?

Володя, сын и внук работников милиции, знал, что здесь случайных вопросов не задают. Вернее, это было даже не конкретно знание, а врождённое подсознательное понимание. Он небрежно пожал плечами: