Обреченный царевич - Михаил Попов

Под давлением двух сил: одна – это собственная инерция толпы, другая – напор трехслойного азиатского поршня, человеческая масса начала сдавливаться, отчего совокупный ее шум становился все сильнее.

В тот момент, когда Мериптах вынырнул из подземного хода, отряхивая с себя труху гнилых пальмовых листьев и с удивлением оглядываясь – где оказался, гул на той, парадной стороне дворца стал просто угрожающим. Но мальчик первым делом обратил внимание на то, что не видит перед собою того, кто его звал. Отец, видимо, отдав ему приказание, поспешил навстречу гостю, не имея возможности ждать, пока его сын освободится от однорукого учителя. После этого Мериптах с удивлением осознал, где находится. На свалке. Получалось так, что он попал во двор отцовского дома по своему собственному подземному ходу. Значит, батюшка тоже знал о нем. Почему-то этот факт добавил ему сыновнего энтузиазма.

Тут, на свалке, среди трухи, вони и мух его уже поджидали. Бесте и Азиме. Что они могли тут делать?! Все это было слишком несообразно, нелепо, но времени на вопросы никто не давал.

– Скорее, Мериптах, князь ждет, – сурово сказала Бесте, не дожидаясь, пока мальчик откроет рот. Тот все же позволил себе оглянуться. Да, на свалке никого не было, и поблизости тоже, движение просматривалось только у яростно дымящих кухонь. Повара, как бы им ни хотелось вместе со всеми бежать смотреть на фараона, не могли оставить своего поста.

– Скорее, красавчик, скорее! – Бесте взяла мальчика за предплечье, Азиме взяла за другое, и они повлекли его за собой, попутно обирая с него соломинки и пушинки. Повлекли совсем не в том направлении, в котором он ожидал. Не по короткому пути к задним входам во дворец – там толпилось с полдюжины стражников, – а в сторону «Дома женщин».

Странно, что выполнение своего приказа отец поручил этим двум важным азиаткам с матушкиной половины, только и успел подумать мальчик, как уже оказался у запертых деревянных дверей, за которые ему прежде не удавалось проникнуть. На этот раз двери эти распахнулись сами собой, приоткрывая прохладный полумрак невысокого коридора. Внутри не было никого, кроме статуй Изиды и Хатхор. В тот самый момент, когда Мериптах, настойчиво увлекаемый двумя женщинами, входил внутрь, сзади, на той стороне дворца, вдруг наступила полнейшая тишина, как будто волны шума были приглажены одной огромной властной рукой.

Фараон вышел на балкон второго этажа.

Далеко в глубь «Дома женщин» уходить не пришлось. Пройдя шагов пятнадцать, Бесте повернула налево, потом еще раз налево – тут уже горел маленький светильник, несмотря на то что за стенами сиял яркий полдень. Дальше движение шло вниз. Один, потом другой пролет ступенек, довольно резко уводивший вниз вправо-вправо. Второй подземный ход сегодня, отметил мальчик, и еще отметил то, что это подземелье выметено, стены гладкие, явно используется постоянно. Может даже, это ответвление того хода, по которому его вывели в сад визиря. Куда оно ведет? Мериптах попытался в голове провернуть назад свой путь, проделанный перед спуском сюда. Получалось, что если пойти направо, то попадешь снова во двор к Тнефахту. Ну, это не новость, Мериптах теперь прекрасно представлял, как работает подземная связь меж дворцами. Бесте повернула налево. Но остановилась, приложив при этом палец к губам, даром, потому что Мериптах и так помалкивал. Было слышно, как в наступившей тишине напряженно дышат сопровождающие его дамы. Ощущение, что он участвует в каком-то не вполне понятном деле, возникшее у него сразу при появлении на свалке, теперь усилилось. Но как прекратить все это, он не знал. Правда, и уверен не был, что прекращать надо. Все же личный приказ князя Бакенсети перевешивал все сомнения.

Впереди мелькнул огонек.

Бесте что-то прошипела по-своему Азиме. И движение продолжилось. Куда? Мериптах был убежден, что они сейчас направляются под землею ко дворцу. Да, туда, куда звал его отец, но почему его ведут тайно, если отец выказал явное желание видеть его?

Опять остановились в полной темноте. Мелькавший впереди огонек бесследно растворился во мраке. Мериптах, переступив на месте, ткнулся ногою в какой-то выступ, проверил осторожно, что это такое, оказалось – ступенька. Он стоял у лестницы, ведущей вверх. Теперь он был уверен, что скоро окажется именно во дворце. Сверху раздался еле слышный свист и вслед за этим ударил поток света. С тихим скрипом отъехала в сторону увесистая каменная плита. Можно было подниматься. В конце этого подъема опять пришлось ждать, только теперь не в полной темноте, откуда-то проникал свет в это квадратное, чуть выше человеческого роста помещение. Опять сдвинулась по неведомой команде плита, и Мериптах с удивлением обнаружил, что он оказался в одном из покоев матушкиной половины. Здесь было пусто, ни одной из вечно что-то вяжущих и плетущих девушек. Вазы с цветами в углах, две арфы, брошенные на полу циновки, вон на той надкушенный пирожок, истаивающие запахи.

Мериптах обрадовался. Может, отец позвал его по просьбе матушки, это она хочет его видеть!

Бесте поманила его за собою, он прошел через залу, самостоятельно, без приказа, встав на цыпочки, и остановился у двери, забранной всего лишь складной сине-золотой ширмой. За нею слышны были шаркающие шаги, летящие по коридору в обоих направлениях. Тихие вскрики, шепоты, это уже легко было объяснить: прислуга накрывает большую трапезу в главной приемной зале. Бесте выглянула в коридор, после этого взяла с подставки как бы специально стоявшую наготове большую вазу с финиками и протянула Мериптаху. Он взял ее, даже и не слишком недоумевая.

– Иди за мной.

Они бесшумно выплыли в коридор, привычно полутемный, заполненный снующими людьми, разбитый на участки наклонными столбами света, падающими из дверей справа и слева. В каждом светящемся проеме стояли по два, а то и по три охранника с длинными копьями, никто подозрительный не имел ни малейшего шанса пройти по коридору до заветной залы.

Бесте пристроилась за короткой колонной из четырех служанок, несших над головами толстую змею, сплетенную из водяных лилий, и подхватила ее хвост. Мериптах спокойно вышагивал вслед за молчаливой водительницей, держа в вытянутых руках довольно тяжелую вазу. Получалось так, словно он заслоняется ею от нежелательных взглядов. Странно все же ведут себя эти азиатские женщины, надо будет, когда все закончится, расспросить отца обо всех этих тайнах.

До конца коридора, до, собственно, большой трапезной залы они не дошли. Азиме, которая, оказывается, тоже бесшумно пристроилась за мальчиком, вдруг взяла его за плечи, повернула направо и ввела в узкий проем между двумя темными колоннами, изображающими снопы папируса.

Князь Бакенсети обернулся, и лицо его сделалось страшно. Повернули свои головы и прочие, находившиеся в комнате. Мериптах знал не всех. Матушка, Тнефахт, Мегила стояли справа от отца и трое незнакомцев слева. По их виду легко можно было понять – прибыли издалека, из городов, которым завидуют. Одеты богато и странно, египетские элементы в их одежде сочетались с поражающей воображение необычностью. Круглые медные тиары, украшенные крупными камнями, длинные кожаные юбки, обшитые пестрыми шнурами, за поясом изогнутые кинжалы с рукоятями бледного серебра, красные, прямоугольные бороды. Такова была последняя столичная мода. Глаза внимательные, выжидающие.

Все молчали. Гости не знали, кто явился и зачем. Княгине не полагалось говорить прежде мужа, советнику не полагалось говорить прежде господина. Князь говорить был не в состоянии, он даже слегка пошатывался. Не недоумение владело теперь им, но чувство более мучительное. Лицо «царского брата» было серее обычного, что это означает, понять было нельзя.

Разрешиться это молчание должно было скорее всего каким-то словом князя, уже почти взявшим себя в руки, но раздались шаги, и в дверь справа от Мериптаха вошел ОН.

Краем глаза (не решаясь повернуть голову) увидел мальчик сияющую глыбу, увенчанную громадою зелено-голубой короны, двойной короны Верхнего и Нижнего Египта. Аварисский царь явился сегодня утром перед своими подданными в облачении абсолютного владетеля Та-Кемет. Ношение этого головного устройства было нелегким делом, и специальным слугам пришлось массировать спину и плечи царя в отдельной комнате, чтобы он выдержал предстоящее сидение на торжественной трапезе.

Апоп был плотного сложения человек, с толстыми руками и ногами, мощной, короткой шеей, не великанского роста, но его появление создало ощущение – явился самый большой из людей. Все вокруг померкло и сжалось. Собравшиеся оказались отодвинутыми к стенам, как будто величие окружало фараона как нечто физически твердое и подавляло тех, кто оказывался рядом. Мериптах пошатнулся, роняя финики из вазы. Чувствовал он себя в этот момент непривычно. Он не робел, как при первой встрече с великим жрецом Аменемхетом, или, наоборот, робел так сильно, что был не в силах осознавать это. Но главное, что правило им в момент появления фараона, было любопытство, оно было могущественнее всего. Именно оно воспротивилось тому, чтобы он упал и распластался, и заставило глядеть во все глаза. Кто-то невидимый освободил его руки от вазы.