Лед - Сара Бет Дерст

Но на этом сходство и заканчивалось. Гейл по сравнению с Касси казалась коротышкой: всего-то сто шестьдесят пять сантиметров, не больше. Черные волосы, а не рыжие. Вместо острых скул у нее были мягкие, кукольные щечки. Облаченная в красную блузку и джинсы, она была совершенно непохожа на Касси — за исключением глаз.

— Мама, — сказала Касси, пробуя слово на вкус.

Та шумно сглотнула и всплеснула руками, словно не зная, что с ними делать; словно удивившись, что у нее вообще есть руки.

— Можешь называть меня Гейл, если так тебе будет спокойней, — отозвалась она дрожащим голосом.

Ее мама была незнакомкой по имени Гейл.

— Гейл, — повторила Касси. Она не представляла, как будет произносить мамино имя. Девушка попробовала улыбнуться. — Очень забавно. Дочь Северного Ветра — «гейл», это же значит «вихрь».

Мама заискрилась белоснежной улыбкой, как из рекламы зубной пасты:

— Это сокращение от Эбигейл.

Интересно, подумала Касси некстати, а откуда тут у мамы губная помада. Алая, как наливное яблоко, и такая же неуместная, как и хлопковые джинсы в пятидесятиградусный мороз.

— А-а, — сказала Касси, продолжая таращиться. В мечтах ее мама казалась выше.

Улыбка погасла, и Гейл заломила руки:

— Можно я… Будет нормально, если я тебя обниму.

— Наверно, — ответила Касси. А будет ли? — Да.

Гейл сделала шаг вперед и неловко протянула руки. Касси тоже шагнула ей навстречу. Мама пахла соснами, диким воздухом. Ее руки на спине Касси были все из острых углов. Касси положила ладони на мамины ключицы. Она обнимала незнакомку. Оказавшись так близко, Касси чувствовала, как между ними протекают прошедшие годы, минута за минутой.

Ее мама тихо сказала: «Моя малышка. Моя маленькая девочка».

И что-то внутри у Касси сломалось. Она почувствовала, как это нечто поддается, словно молодой росток под тяжестью зимнего льда. Внезапно щеки ее стали влажными. Вода наполнила глаза, и она не могла ничего разглядеть. Касси зарылась лицом в острое плечо ее мамы с сосновым запахом. Мамины руки затряслись. «Моя малышка, моя малышка». Голос ее дрожал. Она тоже плакала.

Дальше что-то должно было случиться. Касси никогда не продумывала свою встречу с мамой дальше первого «здравствуй». Но теперь этот момент закончился, и Касси не знала, что сказать этой женщине: этой незнакомке, своей матери.

Ей на выручку пришел — кто бы мог подумать — Оуэн. Она даже забыла, что они с Максом все еще находятся в комнате.

— Как ты… Как ты спаслась? — спросил он.

Касси повернулась к нему, чувствуя огромную благодарность.

— Я не сбежала. Я попросилась обратно, и Медведь отвез меня домой.

— Вот так, запросто? — удивленно спросила Гейл.

Касси вспомнила о том, как они прощались около станции. Я люблю тебя, сказал ей Медведь тогда.

— Да, вот так запросто, — солгала она.

— Но обещания мунаксари нельзя разрушить, — начала мать.

— Не важно, — оборвал ее папа. — Теперь она здесь. Она свободна.

Но нет, это было важно. Обещания мунаксари. Ее мама — Гейл, поправила себя она, — была права. Касси дала клятвы мунаксари, пообещала ему нечто. Он мог бы заставить ее остаться, если бы захотел. Но выбрал отпустить, несмотря на то, что любил ее, или, внезапно подумала она, именно потому, что любил?

— Мы не позволим ему забрать тебя снова, — сказал отец.

— Нет, дело совсем не в этом, — быстро отозвалась Касси. — Он не такой. Мы… друзья, — закончила она, не найдя более подходящего слова. До начала сезона он был ее постоянным спутником. Они болтали, говорили, все время проводили вместе.

— Друзья? С чудовищем, которое забрало тебя от семьи? С чудовищем, которое месяцами держало тебя вдали от нас? Касси, мы думали, что ты умерла…

Лицо ее залила краска. Она должна была хотя бы попытаться послать им весточку. Но ей даже в голову это не приходило! Это она виновата, что они беспокоились.

— Он не чудовище, — сказала она. Он сказал, что любит ее… Перестань думать об этом. Она была здесь со своей мамой, ее мамой, живой и здоровой.

— Ты поступила очень отважно, — сказала Гейл. — Спасибо тебе.

Ну, насчет отваги она не знала. Ей нравилось в замке. Она каталась по полу в бальном зале, придумывала новые скульптуры для сада, проигрывала в шахматы. Мама ждала, когда она заговорит.

— Я не могла оставить тебя… там, — сказала Касси. Там, в замке троллей. Это до сих пор звучало невероятно. Гейл взмахнула руками, очевидно, смутившись. У нее были пальцы, как у институтки: длинные, тонкие, с идеально чистыми ногтями и гладкой кожей. Видимо, восемнадцать лет с троллями пошли ей только на пользу.

— Ладно, а кто такие тролли? — спросила Касси, и вопрос прозвучал грубее, чем ей хотелось.

— Касси, твоя мама не любит об этом разговаривать, — сказал папа.

Гейл покачала головой.

— Все в порядке, Ласло. — Она обратилась к Касси: — Они и правда были троллями, и я правда была заточена в их замке.

Касси отвернулась, не в силах больше глядеть в эти знакомые, но чужие зеленые глаза. Она не хотела грубить матери, совсем нет. Папе — может быть; это он позволил утащить свою жену в какой-то невозможный замок и оставил цель спасти ее для Касси.

— Тролли… Сложно объяснить. Это не совсем подходящее название, — продолжила Гейл. — У них нет определенной формы, физических тел. Королеву они выбирают из тех, кто способен как можно дольше сохранять одно обличье, но все равно… — Голос ее дрогнул. — Это остров диких духов.

— Как Медведь освободил тебя оттуда? — спросила Касси. Медведь никогда не рассказывал об этом. А она никогда и не спрашивала. На самом деле, похоже, что он избегал говорить о ее матери и всем, с ней связанном, включая троллей и ветра. Теперь она жалела, что не расспросила его.

Гейл опять потрясла головой:

— Я не знаю. Однажды ночью я отправилась спать, а когда проснулась, то очутилась на льду: Король Полярных Медведей вез меня домой.

В кухне воцарилась тишина. Касси смотрела на свою мать — дочь Северного Ветра, освобожденную из замков троллей, — и не могла не слышать голос бабули. И вот Медведь отнес дочь Северного Ветра к ее человеческому мужу…

На плите кипящая жидкость, бурля, перелилась через край, и конфорка зашипела.

— Ой, бобы! — И папа устремился к кастрюле. Облегчение отразилось на лице Гейл; радуясь тому, что ее отвлекли, она отвернулась от Касси и подставила папе под локоть миску. Он слил жидкость с бобов, Гейл взяла кастрюлю, и он взял миску. Кастрюлю понесли на стол, миску — в раковину. Это выглядело точно хорошо отрепетированный ганец. Танец, в котором для Касси места не было.