Мыслитель действует - Кристине Нёстлингер

Мыслитель кивнул и, тяжело дыша, все-таки припустил дальше.

Когда Мыслитель и Лилибет завернули в проулок между вторым и третьим рядами домиков, они увидели Туза пик, который разговаривал с каким-то стариком. Старик указывал на дорогу, идущую под уклон.

– Есть ли у тех людей мальчик, я тебе сказать не могу, – пробурчал старик. – Но что они сюда переехали, это точно. Я сам видел, как они недавно разгружали мебельный фургон. – Старик свистнул в два пальца, и к нему подбежала чрезвычайно тучная кривоногая собака с множеством проплешин на серой шерсти и принялась обнюхивать штанины Туза пик. – Правда, мебельные фургоны приезжают сюда часто. Люди почему-то все время приобретают новую мебель, но из той машины, что стояла там внизу, выгружали и старье тоже.

– На какой стороне улицы это было? – спросил Туз пик. – На правой или на левой?

– На правой, на правой, – повторил старик.

– А номер дома вы не скажете?

– Нет, но это там, пониже, где в свое время жило семейство Провозников.

Толстой собаке надоело обнюхивать штанину Туза пик, она залаяла и решительно заковыляла вразвалку к садовой калитке.

– А на кой тебе все это знать? – спросил вдруг старик.

– Ищу старого друга, – сказал Туз пик и тут же прикусил себе язык с досады, что сморозил глупость, потому что старик пристально и недоверчиво поглядел на него.

– Ищешь старого друга? И не знаешь его имени? И как он выглядит, тоже не знаешь? Ну, малый, рассказывай эти байки кому другому.

Старик повернулся спиной к Тузу пик и пошел к калитке, возле которой его ждала толстая собака. Туз пик двинулся было за ним, но старик крикнул:

– А ну, мотай отсюда, да поживей, не то собаку на тебя натравлю!–Старик ускорил шаг и скрылся в доме, а собака осталась в саду и продолжала бешено лаять.

Мыслитель и Лилибет подошли к Тузу пик.

– Во всяком случае, мы теперь хоть знаем, что искать нужно в нижней части улицы с правой стороны, – сказал Мыслитель.

– А с какого места начинается эта нижняя часть? – спросила Лилибет. Она так замерзла, что у нее стучали зубы.

Мыслитель решил, что нижняя часть улицы начинается от старых фонарей, а Туз пик сообразил, что нет никакого смысла ходить им втроем, словно трем баранам.

– Давайте разделимся, – предложил он. – Я пойду в дом номер двадцать четыре.

– А я – вон туда, видите, где в саду гипсовый гном стоит. – И Лилибет указала на дом № 30.

Туз пик вытащил из кармана лотерейные билеты Красного Креста.

– Я позвоню в дверь и предложу им лотерейные билеты. Буду улыбаться, шаркать ножкой и молоть всякий вздор, а сам все разведаю.

– А я спрошу, здесь ли живут Провозники, – сказала Лилибет. – Я же не обязана знать, что они переехали.

Мыслитель указал на нижнюю часть улицы.

– А я похожу вон там от дома к дому и буду разглядывать входные двери, – сказал он.

Туз пик возмутился: понятно, Мыслитель хотел увильнуть от самого неприятного. Кому охота звонить в чужие двери и задавать вопросы незнакомым людям!

– Да ты просто трусишь, и все! Точно? – воскликнул Туз пик.

– Спорим, что я и так найду дом? – усмехнулся Мыслитель.

Туз пик уже не раз проигрывал в такого рода спорах с Мыслителем. Поэтому он ничего не ответил, нахмурился, махнул рукой и направился к палисаднику дома № 24. Лилибет дошла вместе с Мыслителем до гипсового гнома, стоящего в саду дома № 30. И Мыслитель уже один двинулся дальше.

Внимательно разглядывал он таблички с именами владельцев коттеджей на садовых калитках. Мюллер, Майер, Шпрингер, Облетау – но не фамилии интересовали его, а только вид табличек. Мыслитель искал такую, которую недавно повесили. При этом он рассуждал так: если люди переехали сюда всего лишь несколько недель тому назад, то на их калитке не может быть таблички, покрытой зеленой патиной и привинченной заржавевшими шурупами. На ней еще не успели ничего нацарапать, и лак на буквах еще не облупился. А если она не латунная, а эмалированная, то ее еще не покрыла сеточка трещин.

На калитке перед домом № 38 Мыслитель увидел сверкающую новизной латунную табличку. На ней было выгравировано: «Инж. Конрад Вайтра».

Мыслитель на всякий случай дошел до последнего дома, но нигде больше новых табличек не обнаружил. Поэтому он повернул назад и остановился у дома № 38.

Лилибет выскочила из садика с гномом и побежала к Мыслителю, который стоял, опершись о забор.

– Провозники жили в доме номер тридцать восемь! – крикнула она еще издали.

Когда же Лилибет добежала до Мыслителя, то обнаружила, что он стоит именно у дома № 38. Она с восхищением поглядела на него, но не успела выразить свои чувства словами, потому что именно в эту секунду Туз пик выбежал на улицу и опрометью кинулся к ним.

– Дом номер то ли тридцать шесть, то ли тридцать восемь! – крикнул он на бегу.

Под мышкой Туз пик держал какой-то длинный предмет, завернутый в белую бумагу.

– Пока ты там бегаешь, сказала Черепаха братцу Кролику, я уже тут! – с усмешкой продекламировал Мыслитель.

– А что это? – спросила Лилибет, указывая на сверток, который Туз пик держал под мышкой.

– Рождественский сдобный пирог, – ответил Туз пик. – Старуха, у которой я был, напекла их целый ящик. И снова поставила тесто. Она сказала мне, что у нее нет никого, кому она могла бы их подарить. Обалдеть можно, да? Хотела мне еще один всучить, еле отбился.

– Не дай господи дожить до глубокой старости, – сказал со вздохом Мыслитель и двинулся к калитке палисадника.

– Так прямо и войдешь? – спросила Лилибет.

Мыслитель кивнул. Калитка оказалась незапертой. Мыслитель, Лилибет и Туз пик шли гуськом по бетонной дорожке к двери коттеджа, выкрашенной в зеленый цвет. Из дома до них доносилась музыка. По мере того как они приближались к входной двери, она слышалась все громче.

– Старуха... – начал Туз пик, – ну та, что дала мне пирог, сказала, что у тех, кто въехали в этот дом, мальчик очень здоровый и толстый. И по утрам он обычно бывает дома. Моя старуха как-то спросила его, почему он не ходит в школу, а он в ответ показал ей язык.

– Женщина, у которой я была, – подхватила Лилибет, – предупредила меня, что мне вряд ли удастся что-либо узнать про фрау Провозник, потому что, кроме глупого мальчишки, я там никого не застану. Его отец работает где-то за границей монтажником, а мать как будто держит кафе. Ее никогда не бывает дома. Она приходит не раньше полуночи, а то и позже.

Мыслитель нажал на ручку зеленой двери, хотя и не рассчитывал, что дверь отворится. Как ни странно, она оказалась не запертой.

Ребята очутились в прихожей. На вешалке висела зеленая, как лягушка, куртка Вольфганга Крана. Деревянная винтовая лестница вела на второй этаж. В прихожей было четыре двери, не считая входной, и все они сверкали свежей краской.

Музыка теперь гремела вовсю. Она доносилась в прихожую из-за двери под лестницей.

Туз пик распахнул эту дверь и увидел ступеньки, ведущие в подвал. Неслышно, на цыпочках, стараясь не производить никакого шума, Мыслитель и Лилибет спустились вниз за Тузом пик и очутились в помещении с побеленными стенами. У самого потолка висела лампочка без абажура, а в углу стоял красный котел парового отопления и канистра с соляркой, резкий запах которой отравлял воздух. А еще они обнаружили обитую оцинкованным железом дверь. На ней толстым фломастером было выведено огромными буквами: «Конрад Вайтра младший». Под именем и фамилией было прилеплено типографское объявление «Вход воспрещен!» и несколько рядов черно-белых этикеток с изображением черепа с костями, таких, какие наклеивают в москательных лавках на упаковки с ядовитыми химикатами. Музыка теперь звучала так мощно, что у Мыслителя просто разрывались барабанные перепонки, а Лилибет не расслышала, что он говорит, когда он ей сказал, что у него сейчас разорвутся барабанные перепонки.

На железной двери не было ни замка, ни ручки, только задвижка снаружи. Дверь эта была неплотно притворена. Мыслитель распахнул ее и увидел освещенную несколькими свечами каморку, в которой стояла раскладушка. На раскладушке, поверх подушек и одеял, лежал крупный, толстый парень, а рядом, на ящике, сидел Вольфганг Кран. Он накинул себе на плечи овечью шкуру. Оба мальчика курили сигареты. Стены каморки были завешаны многоцветными плакатами: мотоциклы, ковбои на лошадях и голые девочки. Наяривал проигрыватель. Четыре колонки висели по углам.

Вольфганг Кран с ужасом уставился на дверь. Охватил ли этот ужас и толстяка, сказать было трудно – заплывшие жиром лица маловыразительны.

Мыслитель, Туз пик и Лилибет переступили порог каморки. У косяка двери был выключатель. Мыслитель повернул рычажок, и яркая лампочка вспыхнула под потолком. Туз пик подошел к проигрывателю и снял иголку с пластинки. Воцарилась немыслимая тишина. Лилибет дернула Мыслителя за руку и кивком головы указала на огромный плакат с двухметровой, не меньше, фигурой свирепого ковбоя, держащего в каждой руке по кольту. А на шее у него была цепочка, но не нарисованная, а настоящая. Золотая цепочка с золотым подвеском. Кто-то продел с обеих сторон шеи ковбоя дырочки и пропустил сквозь них цепочку. На груди у ковбоя в кожаной куртке висел кошелек, прикрепленный, видимо, клейкой лентой. Кошелек Лилибет из свиной кожи. Но самым поразительным в этом ковбое был его патронташ. Из каждой его ячейки торчало по шариковой ручке или самописке, между которыми затесались два-три циркуля. Две шариковые ручки выглядели точь-в-точь как те, что Туз пик «потерял» за последние две недели. А у стены стояли в ряд большие картонные коробки, доверху наполненные весьма странными предметами: плитками шоколада, катушками ниток, пачками жевательной резинки, электрическими батарейками, мужскими носками, ластиками, колготками, диафильмами, мылом, упаковками швейных иголок, расческами и пачками печенья. Даже пакетики с цветочными семенами лежали в этих картонных коробках.