НА ИСХОДЕ НОЧИ - Алексей КАЛУГИН

– Ты хочешь сказать, что веришь в призраков Ночи?

– Конечно, – уверенно кивнул Ше-Рамшо.

– Так же, как и в сказки про Ше-Шеола?

– А вот эту тему я обсуждать не желаю! – поднял руку с открытой ладонью ка-митар. – Это моя работа, которую я не хочу потерять!

– Что ж, разумному – достаточно.

– Ты знаешь, – улыбнулся вдруг Ше-Рамшо, – я давно не встречал человека, с которым бы мы так хорошо понимали друг друга.

– Не подлизывайся, – осадила святошу Мейт. Хотя, сказать по чести, слова ка-митара не были ей неприятны. Скорее уж наоборот. – Для того чтобы торговать верой, нужно самому ее иметь.

– Где ты работаешь? – задал неожиданный вопрос ка-митар.

– А что? – тут же насторожилась Мейт.

– Я только спросил, где ты работаешь, а ты уже напряглась. Кто тебя так напугал?

На последний вопрос святоши Мейт отвечать не стала. А что касается работы, так в том нет никакого секрета.

– Я работаю на заводе Ше-Матао.

– Ага, – многозначительно произнес ка-митар. – «Ген-модифицированные белки Ше-Матао».

– И что дальше?

– Мне доводилось бывать на заводах Ше-Матао.

– Призраков Ночи изгонял?

Мейт попыталась снова съязвить, но неожиданно попала в точку.

– У патерната культа Ше-Шеола долгосрочный договор с советом директоров производственного товарищества «Ген-модифицированные белки Ше-Матао». Мы регулярно проводим очистку всех их производственных помещений от негативного воздействия отрицательной энергии, что приносят с собой работники, и производим перезарядку схороников от призраков Ночи. Заводы Ше-Матао, в свою очередь, обеспечивают продуктами питания наши шаханы и приюты. Получается – одно дело делаем.

Мейт озадаченно сдвинула брови.

– Порядок в стране поддерживаем, – уточнил ка-митар. – Что нужно людям для того, чтобы пережить Ночь? – спросил он. И сам же ответил: – Еда и вера. Еды – много, веры – хотя бы чуть-чуть. Принимая во внимание то, насколько глубока вера нашего народа, – поди пойми, серьезно он говорит или ерничает? – нельзя игнорировать оценку, которую дают продукции «ГБ» представители культа Ше-Шеола. Ты никогда не покупала у моих коллег брошюры с избранными цитатами из То-Кабры?

– Как же, не покупала! – Мейт тряхнула головой, откидывая назад упавшие на лицо волосы. – От твоих коллег иначе не отвяжешься.

– Ну и как?

Мейт взглядом указала в угол, где стояло мусорное ведро.

Ири с укоризной цокнул языком – разве можно быть настолько нелюбопытной!

– Ну и что дальше? – насмешливо развела руками Мейт. – Сам читай свои цитатники, коль интересно!

Ше-Рамшо поморщился – недовольно, как будто бальке, которым угощала хозяйка, оказалось кислым. Но дело было, конечно, не в бальке.

– На последней странице каждой брошюры реклама продукции «ГБ». Хочешь покажу?

– Я тебе верю, – даже ни намека на удивление.

– Тебя это не коробит? – осторожно поинтересовался ка-митар.

– А почему меня это должно как-то задевать?

– Да, понимаю. – Святоша быстро провел ладонью по лицу, словно стирая ненужные воспоминания. – Я забыл, что ты не веришь ни в Ше-Шеола, ни в спасение души посредством воспевания священных гимнов, ни даже в призраков Ночи. А вот скажи мне, когда ты впервые увидела, из чего на предприятиях товарищества Ше-Матао делают продукты питания, как долго ты потом не могла их есть?

Мейт чуть повернула голову и удивленно приподняла левую бровь.

– Я не читаю мысли, – улыбнулся ка-митар. – Просто ты не первый работник «ГБ», с которым я беседую.

Когда Мейт впервые пришла на фабрику «Генмодифицированные белки Ше-Матао», ее первым делом отвели к начальнику цеха. Начальник – невысокого роста мужичонка с удивительно неприятными, мелкими и как будто намеренно кем-то заостренными чертами лица, одетый в темно-зеленый комбинезон с желтой нашивкой на кармане, – окинул новую работницу оценивающим взглядом. Странный был взгляд – скользкий и одновременно липкий. «Мы тут не дурака валяем, а выполняем государственную программу обеспечения населения продуктами питания» – таковы были первые слова, которые он произнес. Не «здравствуйте», не пусть даже несколько фривольное «приветик, милашка». А потом он дал подписать Мейт документ о неразглашении служебной информации. При этом начальник очень коротко объяснил, что сохранения режима секретности требует пристальный интерес, проявляемый к разработкам «ГБ» далеко не всегда чистыми на руку конкурентами. Подписанный документ запрещал Мейт Ут-Харт обсуждать с кем бы то ни было все, что она увидит, услышит или даже унюхает на своем рабочем месте. Обоняние было отмечено особо, и Мейт поняла, почему, когда вызванный начальником бригадир смены проводил ее в цех.

В длинном ярко освещенном помещении со стенами, выложенными белой кафельной плиткой, стоял невообразимый смрад. Вонь была настолько плотной, почти осязаемой, что в первый момент Мейт едва сознание не потеряла – ей показалось, будто кто-то пытается затолкнуть ей в горло большой комок грязной ваты. Ну, что встала, подтолкнул ее в спину бригадир, работать пришла или глазеть? Глазеть тут не положено. Мейт попыталась проглотить застрявший в горле комок, но он только провалился чуть ниже и остановился где-то в середине пищевода – ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни даже слюну сглотнуть не получается.

Люди работали у конвейера, тянущегося вдоль всего цеха и уходящего через полупрозрачную пластиковую перегородку в соседний цех. Одеты они были в такие же темно-зеленые форменные комбинезоны, что и начальник цеха, только у работников одежда была мокрой и грязной, у некоторых – рваной, перехваченной на поясе куском бечевки или проволокой в белой пластиковой оплетке. И все как один были в резиновых ботах, потому что стоять приходилось по щиколотку в полужидкой, перемешанной с опилками грязи. Поначалу Мейт решила, что это загустевшая кровь, но, по счастью, быстро сообразила, что как раз крови-то в цехе взяться неоткуда – всем известно, что товарищество «Ген-модифицированные белки Ше-Матао» изготовляет продукты питания не из натурального мяса, а из белковых компонентов, частично синтезированных в биореакторах, частично извлеченных из ген-модифицированных морских водорослей. Пусть так, но, в отличие от остальных, на ногах у новой работницы были не резиновые боты, а войлочные тапочки, в которых ей и пришлось лезть в мерзкую, зловонную грязь. Вернувшись домой, Мейт несколько часов парила ноги в горячей воде и терла жесткой щеткой, а ей все казалось, что въевшиеся в кожу, забившиеся под ногти грязь и вонь останутся теперь с ней навечно.

Перед каждым работником стоял высокий металлический стол. Вылавливая что-то из вязкой жижи, заполнявшей неглубокие кюветы по краям стола, работники внимательно осматривали находку, мяли пальцами – некоторые даже нюхали! – после чего кидали странные, похожие на перепачканные грязью небольшие упругие мячики либо на медленно ползущую по центру стола резиновую ленту, к которой «мячики» словно бы прилипали, либо на пол, себе под ноги. Бригадир натянул резиновую перчатку и выхватил странный «мячик» из рук одной из работниц. Это шмульц, сказал он, показав Мейт предмет. Основа всех продуктов, выпускаемых «ГБ». На первый взгляд шмульц напоминает дерьмо. Да и пахнет он, как дерьмо, бригадир сунул округлый кусок шмульца Мейт под нос. Не морщись, усмехнулся он, увидев гримасу на лице новой работницы, скоро привыкнешь. Здесь все так воняет. Запах отбивают только на последней стадии изготовления продуктов, когда добавляют красители и ароматизаторы. Продукт должен иметь товарный вид и запах, глубокомысленно изрек он, любуясь при этом лежащим на ладони куском похожего на дерьмо шмульца. Иначе кто ж его покупать станет. Ежели будешь стараться и хорошо работать, то со временем тебя переведут в другой цех, туда, где почище. Но здесь мы выполняем, почитай что, самую важную работу – сортируем шмульц. Качественный продукт получается только из зрелого шмульца. Пропустишь кусок незрелого, и всю партию готового продукта можно на переработку отправлять. Само собой, после этого вся смена, при которой незрелый шмульц на конвейер прошел, без зарплаты остается. Это, я полагаю, понятно. Кусок шмульца, грязь на котором начала подсыхать, полетел на стол. Запустив в кювету руку в перчатке, бригадир выловил из темно-коричневой слизи свеженький кусок ген-модифицированного дерьма. А теперь усекай, как отличить зрелый шмульц от незрелого, два раза повторять не стану.

Прежде Мейт полагала, что самым отвратительным эпизодом в ее жизни был случай, когда четверо полупьяных парней силой затащили ее в темный подъезд. После урока, что преподал ей бригадир из цеха сортировки шмульца, Мейт Ут-Харт поняла, как жестоко она заблуждалась. А почему недозрелый шмульц кидают на пол? – поинтересовалась Мейт у бригадира. «Потому что он уже не дозреет», – ответил тот. Недозрелый шмульц только в переработку и годится. В переработку? Мейт удивленно посмотрела на пол. Но его же ногами топчут. Бригадир усмехнулся. Винные ягоды тоже топчут ногами, чтобы сделать вино. Можно, конечно, и прессом сок выдавить, но вкус будет не тот. Дома, отмокая в ванной, Мейт думала, что никогда больше не пойдет на фабрику «ГБ«, уж лучше с голоду подохнуть, чем заниматься сортировкой дерьма. Так она решила, но пошла. А что было делать? Это наедине с собой можно говорить, что, мол, лучше я умру, чем сделаю то-то и то-то. Однако на деле умирать почему-то никто не торопится.